Россия: народ и империя, 1552–1917
Шрифт:
Дойдя до Москвы, Наполеон понял — впрочем, возможно, это произошло ещё раньше — эта война совсем не похожа на те (за исключением испанской), которые он вёл раньше. Когда пламя охватило город, распространившись даже на Кремль, французский император, наконец, осознал — не будет ни решающей победы, ни переговоров о мире. Тогда Наполеон, как говорят, воскликнул: «Это война на истребление, это ужасная стратегия, которая не имеет прецедентов в истории цивилизации… сжигать собственные города!.. Этим людям внушает демон! Какая свирепая решимость! Какой народ! Какой народ!»
Тем не менее русские сначала не решились на такую стратегию. Александр и его генералы
В начале войны Александр планировал дать французской армии достойное сражение недалеко от границы и уж никак не намеревался пускать противника к Смоленску. С этим соглашались все военачальники, даже Барклай де Толли, наиболее стойкий приверженец «скифской стратегии». Именно необъятные просторы страны и репутация французской армии привели к тому, что решающее сражение состоялось лишь под Бородино, когда противник прошёл девяносто процентов пути до Москвы.
Готовясь к возможным внутренним беспорядкам, Александр распорядился расквартировать в каждой губернии по триста солдат на тот случай, если положение начнёт выходить из-под контроля. И действительно, вскоре после вторжения французов граф Ростопчин докладывал, что в Смоленской губернии одна староверческая секта привлекла в свои ряды около полутора тысяч крепостных, пообещав им свободу, дарованную Наполеоном.
В Литве и Белоруссии начались волнения: крестьяне, очевидно, поверив, что Наполеон освободит их, отказывались идти на военную службу, грабили помещичьи усадьбы и изгоняли помещиков. При приближении французов в одной из деревень на сходе решили убить барина, известного своей жестокостью, сжечь его дом, а имущество поделить.
Конечно, в этих регионах большинство землевладельцев составляли поляки, поэтому реакцию крестьян можно интерпретировать как патриотическую. Но подобные беспорядки возникали и дальше на востоке: например, в одном из смоленских уездов крестьяне объявили себя французскими гражданами. Для восстановления порядка пришлось прислать карательный отряд. При этом единственным побудительным мотивом волнений, похоже, была надежда на освобождение, и по мере того, как французский император доказывал своими действиями — посылкой карательных экспедиций и восстановлением прав помещиков — несбыточность надежд крестьян, беспорядки прекращались. Тем самым Наполеон превратил войну в проблему национального выживания. Чувства крестьян хорошо выразила прокламация одного из партизанских вождей: «Вы люди русской веры! Вы православные крестьяне! Вооружайтесь за веру и умирайте за царя!».
Этот эффект ещё больше усилила новая черта, характерная для войны 1812 года. В большинстве предыдущих кампаний Наполеон ещё на ранней стадии войны громил основную армию противника, а потому военные действия завершались сравнительно быстро и велись вдоль вполне приемлемых путей сообщения, что не создавало проблем со снабжением. В России впервые, если не считать Испании, французский император оказался втянутым в неопределимую по времени войну, уйдя далеко от надёжных источников продовольствия. Неудивительно, что вскоре его солдаты занялись грабежом окрестных сёл.
Крестьяне стали на защиту своих дворов и урожая. Это стало возможно ещё и в связи с появлением партизанских отрядов. Иногда эти отряды не просто защищались, но
Партизанские отряды в большинстве своём состояли из лёгкой кавалерии и казаков и находились под командой молодых офицеров-добровольцев, но во многом зависели от информации и помощи местных жителей, а иногда даже привлекали их в свои ряды. Некоторые отряды полностью состояли из крестьян, как, например, отряд Четвертакова, крестьянина, дезертировавшего из армии в 1804 году и битого за это кнутом. Действуя в районе Гжатска, Четвертаков защищал деревни от нападений, а иногда совершал молниеносные рейды против небольших отрядов французской армии, захватывая оружие и снаряжение.
Правительство не всегда воспринимало такую инициативу благожелательно. Некий капитан Нарышкин для борьбы с французскими фуражирами раздал лишнее оружие крестьянам подмосковного партизанского отряда. Всё шло как нельзя лучше, но Нарышкин вдруг получил приказ сверху: «На основании ложных донесений и низкой клеветы я получил приказ обезоружить крестьян и расстреливать тех, кто будет уличён в возмущении. Удивлённый приказанием, столь не отвечавшим великодушному… поведению крестьян, я отвечал, что не могу обезоружить руки, которые сам вооружил и которые служили к уничтожению врагов отечества, и называть мятежниками тех, которые жертвовали своею жизнью для защиты… независимости, жён и жилищ…»
По словам историка Е. Тарле, было немало случаев, когда власти пытались разоружить крестьянские отряды, опасаясь, что те повернут оружие против помещиков.
В то же время правительство обратилось за помощью к ополчению, сформировав его из представителей шестнадцати губерний, прилегающих к театру военных действий. Примечательно, что государственные крестьяне в ополчение не привлекались. Если Александр хотел создать патриотические добровольческие силы, было бы естественно обратиться именно к ним. Вместо этого основную ставку сделали на крепостных, причём сами помещики решали, кого следует направить в отряд. Настоящие добровольцы считались нежелательными: когда один крепостной по собственному желанию пришёл на сборный пункт в Дорогобуже, с ним обошлись как с беглецом и отправили в полицию, чтобы «поступить по закону».
Отношение дворян к формирующемуся ополчению было неоднозначным, а потому первоначальное требование правительства представить по десять рекрутов от каждой сотни душ вскоре изменилось, и норма сократилась до двух человек. Некоторые помещики действовали из патриотических чувств, другие воспользовались представившейся возможностью, чтобы избавиться от пьяниц и лодырей. В результате пришлось понизить медицинские требования к рекрутам. Многие ополченцы из-за своей неподготовленности так никогда и не попали на поле боя. Те же, кто попал, зарекомендовали себя с самой лучшей стороны, хотя и были недостаточно обучены и снаряжены. Британский военный атташе, сэр Роберт Уилсон, часто язвительно критиковавший русскую армию, докладывал, что в сражении под Бородино русские «проявили великую стойкость на протяжении всего дня, хотя и были вооружены только пиками».