Россия: народ и империя, 1552–1917
Шрифт:
Примерно такой же духовной ориентации придерживались и духоборы. Секта возникла в XVIII веке, хотя чем было вызвано её появление, до сих пор не ясно. Духоборы отвергали православные обряды и таинства, священников и монашество и учили, что Святой Дух живёт в каждом человеке в виде совести. Духоборы отрицали воплощение и воскрешение тела и верили в переселение души, что предполагает восточное влияние — предположение вполне правдоподобное, так как Россия была евразийской империей. На своих собраниях духоборы пели псалмы и толковали слово Божие «без книг», полагаясь на память и духовное озарение. Кардинальный принцип — взаимная любовь, и в некоторых духоборческих поселениях практиковались общинная собственность и совместное пользование финансовыми ресурсами. Духоборы
Молокане были сектой, отколовшейся от духоборов и ставшей со временем даже более многочисленной. Они умерили крайний спиритуализм духоборов, вернувшись к священным писаниям и — только некоторые к таинствам причастия и брака. Однако они отказывались от постов и вместо них ввели диетические законы иудаизма: в дни поста пили молоко — отсюда и название, — что запрещено православием. За молоканами закрепилась репутация высокограмотных, опрятных и аккуратных людей, преуспевающих как в земледелии, так и других занятиях.
Значимость этих сект объясняется отчасти их численностью, но также и открытым неприятием официальной церкви. Сектантство представляло и прямую политическую угрозу. Так, например, в 1839 году Третье Отделение предупреждало: крепостное право — это «пороховая бочка, угрожающая государству», сектанты и раскольники используют недовольство крепостным правом в своей подрывной агитации. Князь Бутурлин, занимавшийся расследованием причин волнений в Тамбовской губернии в 1842–1844 годах, особо отмечал молокан как главный источник смуты. В результате проповедей, писал Бутурлин, «поселяне в невежестве своём взирают на начальство и общество как на два противоположных и как бы соперничающих и враждебных начала, а из подобного образа мыслей естественно следует беспрерывное колебание умов, убеждение, что преследуемые начальством люди суть жертвы, погибающие за усердие к обществу, и предположение, что единодушное действие целого общества одно только может служить оградою от угнетения недоброжелательствующих начальников».
Имперское государство оставалось столь чуждым крестьянам, что те воспринимали его по-своему, так никогда и не примирившись. Крестьяне признавали силу государства и почитали лично царя, поэтому большую часть времени вели себя смиренно, но к посредническим агентам государства — помещикам, их приказчикам, полицейским, чиновникам, сборщикам налогов и иногда даже к священникам — относились со сдержанностью, готовой прорваться злобой и негодованием, а иногда и открытым сопротивлением Значительной причиной недовольства, конечно, являлось крепостное право со всеми сопутствующими повинностями, но всё же в основе враждебности крылось нечто иное, так как беспорядки возникали не только среди крепостных, но и среди государственных крестьян и вовсе не прекратились после отмены крепостного права в 1861 году. Тем не менее показательно, что два самых крупных крестьянских восстания произошли:
а) вскоре после окончательного юридического оформления крепостничества Уложением — восстание Степана Разина в 1670–1671 годах;
б) вскоре после отмены обязательной службы дворян государству в 1762 году, что уничтожило хоть какое-то моральное оправдание существования крепостного права — восстание Емельяна Пугачёва в 1773–1775 годах.
Был ли у крестьян какой-то социальный идеал, который они могли противопоставить высокомерной практике светского государства? Коллективизм, равенство, взаимная ответственность и общинное самоуправление предлагали материал для такой альтернативной идеологии, но сами крестьяне по большей части не могли её сформулировать, хотя один из них неплохо выразил суть в памфлете, написанном в 1830-х годах: «Свобода, Царь и один Христианский закон для всех». Многие крестьяне использовали для обозначения этого идеала слово «правда», добавляя, что все, кто нуждается в земле и хочет работать на ней, должны иметь доступ к ней.
В общем, крестьянам были нужны посторонние, способные воплотить их общественный идеал в достаточно убедительной
Судя по масштабам и продолжительности восстания, манифест оказался весьма привлекательным для крестьян. Конечно, идеи вряд ли можно считать практичными, но они, вероятно, наиболее близки к тому, что представлялось крестьянам идеальным обществом: самоуправление, отсутствие крепостного права, отмена налогов и рекрутчины. Передача земли в собственность тем, кто её обрабатывает, и в качестве правителя «добрый» патриархальный монарх, приверженный старинной русской вере. Как мы уже видели, в самом восстании приняли непосредственное участие лишь немногие староверы: речь шла скорее о древнем русском идеале, чем о конкретном вероисповедании. С другой стороны, движение захватило много нерусских — башкир, мордвинов и других; в этом случае, как и в других, русские крестьяне вместе с ними выступали против империи.
В течение второй половины XVIII века казаки все больше интегрировались в имперскую систему, особенно в армию (восстание Пугачёва началось как последняя отчаянная попытка протеста против этого процесса). После крестьяне долгое время оставались без вождей, пока в конце XIX века возникшую пустоту не заполнила радикальная городская интеллигенция; это вовсе не означает, что на этот срок все протесты прекратились, нет, лишь стали более разрозненными, локальными и менее политически осознанными. На протяжении первой половины XIX века частота случаев волнений, похоже, нарастала из десятилетия в десятилетие и достигла кульминации в 1856–1862 годах, когда слухи о предстоящем освобождении усиливали возбуждение крестьян. Из-за неопределённости самого понятия «волнения» судить о степени нарастания трудно, но общая тенденция достаточно ясна и указывает на то, что даже без посторонних вождей крестьянское недовольство, по меньшей мере, оставалось на прежнем уровне.
В общем, в неспокойные времена волнения в сельской местности могла вызвать любая искра, любые перемены или что-то необычное, грозившее нарушить хрупкое равновесие, принимаемое крестьянами в силу укоренившейся традиции. Таким событием могла стать смерть помещика, увеличение повинностей, поведение нового приказчика, излишне суровое наказание, наложенное землевладельцем, и т.п. В любом случае крестьяне обычно действовали сообща: индивидуальный протест считался бесполезным и не поощрялся, так как мог навлечь кару на всю общину.
Обычно деревенское собрание являлось тем форумом, на котором принимались основные решения, прежде всего, отправка петиции властям с просьбой исправления допущенных несправедливостей и перечислением иных проблем. Если это оказывалось недостаточным, крестьяне переходили к отказу подчиняться помещику, приказчику или полиции. Обыкновенно они пытались не допустить насилия, понимая, что в распоряжении противника более значительные силы. В результате споры затягивались на долгое время. Помещик, приказчик или староста посылали за исправником, который уговаривал крестьян разойтись, обещая разобраться во всех жалобах и угрожая наказанием, если те будут упорствовать в своём неповиновении. Если и это не помогало, для ареста зачинщиков вызывали жандармов, хотя найти этих зачинщиков было нелегко в силу предпринятой крестьянами стратегии взаимной ответственности. В редких случаях приходилось прибегать к помощи армии, чтобы сломить особенно упорное сопротивление, и тогда непокорных пороли или отправляли на каторгу. Впрочем, такого исхода обе стороны старались избежать, ведь это вредило общинному хозяйству, от которого зависели обе стороны.