Россия: народ и империя, 1552–1917
Шрифт:
Следовательно, нельзя сказать, что у крестьян не было понятия «России», но их представление о ней ограничивалось окружающей местностью, маленькими городками и деревнями, в которых они жили. Дальше Россия представлялась могучей и святой: ценились в ней военная сила, религиозная стойкость, социальное равенство. Только в последние десятилетия XIX века, в связи с работой в дальних городах и военной службой, у значительной массы крестьян стало развиваться более широкое географическое представление о своей стране.
Конечно, русские крестьяне знали о других этнических группах, так как жили вместе с их представителями или, по крайней мере, по соседству. Русские сознавали, что отличаются от них, но выражали эти различия в основном в религиозных терминах. В этом смысле национальное самосознание отождествлялось с православием. Именно религиозная принадлежность отличала их от других народов империи и объединяла — пусть поверхностно — с собственной
Однако их христианство было лишь отчасти связано с официальной церковью. В течение XVIII века средства и личный состав приходов попали под все более сильный контроль епархии, и к началу XIX века решения сельских сходов почти не имели никакого влияния в приходских делах, хотя крестьяне по-прежнему продолжали назначать церковного старосту и откладывать деньги на ремонт церкви. Фактически приходы превратились, скорее, в низшую ступень церковной бюрократии, чем в составную часть деревенской жизни. В связи с тем, что крестьяне привыкли принимать активное участие в решениях, касающихся общины, они относились к приходу довольно равнодушно.
Многое, конечно, зависело от характера приходского священника. Набожные, непредубеждённые, восприимчивые к нуждам других находили общий язык с прихожанами и смягчали растущее отчуждение крестьян от церкви. Но в целом положение духовенства в деревне было очень трудным: есть множество примеров того, что многие его представители отличались надменностью, равнодушием, скупостью и пьянством. Такое далекое от идеального поведение предопределялось внешними обстоятельствами. Священники были образованными людьми, но схоластическое образование мало готовило к исполнению своих обязанностей на селе. От епархии деревенские священники получали очень маленькое жалованье или вообще ничего не получали, поэтому единственным источником дохода оставались крестьяне, которым приходилось платить за все совершённые таинства. Кроме того, приходским священникам, чтобы сводить концы с концами, приходилось обрабатывать свои земельные участки, так что по образу жизни они одновременно являлись и не являлись крестьянами. У них не было надежд на более высокое назначение, так как в епископаты и на высшие должности церковной администрации назначались исключительно представители «чёрного» или монастырского духовенства. Духовно крепкие люди выносили все трудности и даже обращали обстоятельства в свою пользу, но далеко не все владели такой жизненной силой.
Стоит ли удивляться, что большая часть религиозной жизни крестьян проходила вне пределов официальной церкви? Многие верования и ритуалы были связаны с домом и огородом. Почти все крестьяне верили в существование духа — хранителя дома, домового, от благожелательности которого во многом зависело преуспевание всего двора. Считалось, если домовой расположен к семье, то помогает докончить недоделанную работу, покормить и почистить домашних животных, а если не в духе, то путает нитки, прячет оборудование и мажет порог навозом. Чтобы ублажить домового, на заборе в качестве подарка развешивали лапти или покупали животных определённой масти. Переезжая в другой дом, глава семьи крестился, а затем с иконой в одной руке и хлебом-солью в другой приглашал домового сопроводить семью.
В бане, стоявшей на некотором удалении от избы, обитал другой дух, банник, который тоже мог быть весьма опасен: если его обижали, банник даже был способен поджечь не только баню, но и сам дом. Из-за страха перед ним люди предпочитали не ходить в баню в одиночку или ночью, а уходя, оставляли мыло, еловые ветви и немного воды, а также
В XIX и начале XX века ещё широко практиковалась народная магия и колдовство. Считалось, что некоторые старухи могут «навести порчу» или «сглазить», а последствиями подобных колдовских деяний могли быть болезни, неурожай, бесплодие, семейный раздор или исчезновение у коров молока. Защитой от порчи и сглаза служили крест и молитва, но тем не менее, иногда потенциальной жертве предлагали выпить определённый настой или собрать некоторые виды трав. Особенно уязвимыми для колдовства считались молодые супружеские пары: им давали лук, чеснок, ладан или вышивали на головном уборе невесты крест. Кроме того, как и в случае с преступниками, жители деревни могли изгнать ведьму из села или даже убить её.
Верования и обряды существовали наряду с официальным православием, смешиваясь с ним, что вовсе не казалось крестьянам противоестественным. Ничего необычного в этом нет — подобный эклектизм можно обнаружить у крестьян большинства европейских стран не только в средние века, но и много позже. В общем, его можно даже считать не столько двоеверием, сколько «народным христианством».
Более интересно то, что русская версия «народного христианства» просуществовала так долго и, похоже, вовсе не теряла силы даже в конце XIX века. Следует отметить, что подобная вера сопровождалась выживанием и даже некоторым ростом сектантских и схизматических форм христианства. Наиболее распространённым было староверчество. Как мы уже видели, оно хранило в себе древнюю форму русского национального сознания, приверженность идее Руси как святой земли, «святой Руси», единственного места на земле, где христианство хранилось во всей целостности, в том виде, в каком его создал сам Христос. В XVIII–XIX веках апокалиптический дух староверчества несколько угас. Несмотря на неоднократные пророчества, Судный День так и не наступил, и это вынуждало всех, за исключением немногих непримиримых, искать пути к компромиссу с жизнью и даже государством, управляемым Антихристом.
Для поддержания независимости староверы жадно изучали священные писания и намеренно поощряли в своей среде более высокий уровень грамотности, чем тот, который был характерен для обычных православных крестьян. По словам одного из историков, это было «текстуальное общество». Однако использование прочитанного показывает ограниченность культуры староверов: они выхватывали куски текста без критического осмысления и толковали их как некие окончательные откровения. Достоевский, наблюдавший староверов в сибирской ссылке, заметил: «Это был сильно развитой народ, хитрые мужики, чрезвычайные начетчики и буквоеды и по-своему сильные диалектики: народ надменный, заносчивый, лукавый и нетерпимый в высочайшей степени».
Приверженность московитскому взгляду на Россию как на «святую землю» помогает объяснить крайнее упорство староверов: они выражали давний протест против имперского государства, утратившего связь с древними русскими корнями; являлись символами отчуждённости крестьян от светского государства. Таким образом, староверы имели постоянный и неисчерпаемый запас потенциальных сторонников, из которых и пополняли свои ряды.
Параллельно староверчеству существовали и другие сектантские движения, порождённые потребностью крестьян в независимых от официальной церкви формах религиозной жизни. Тогда как в большинстве стран религиозные эксперименты укореняются среди городских сословий, в России таковые укоренялись в крестьянской среде, ведь именно крестьяне — тот класс, который в наибольшей степени ощущал свою отчуждённость и от государства, и от официальной церкви. Примечательно, что основная часть сект зародилась в конце XVII — начале XVIII века, когда кризис народного религиозного сознания, вызванный расколом и становлением светского государства, достиг наибольшей глубины.
Верующим вне церкви приходится строить свои культы на неких независимых от церкви началах. Их могли предлагать священные писания, но из-за церковно-славянского языка крестьяне не могли изучить их самостоятельно. Поэтому некоторые религиозные общины возводили в ранг божественного собственный духовный опыт, интерпретируя его в свете коллективизма и взаимной ответственности.
Таковы были христоверы, считавшие, что пришествие Святого Духа к Христу после его крещения может повториться при жизни современного человечества. Их общины, корабли, группировались вокруг собственных «Христов», испытавших на себе подобное чудо. Службу начинал «Христос», читавший писание, затем все начинали петь и танцевать, что заканчивалось радением, когда танцы становились неистовыми. Люди впадали в религиозный экстаз и выкрикивали нечто неразборчивое, понимаемое как выражение Святого Духа. Злые языки утверждали — на этой стадии имели место сексуальные оргии. Убедительных подтверждений этому не существует, как, впрочем, и доказательств противного, но одно ясно — эти ритуалы вызывали, по меньшей мере, интенсивные коллективные сопереживания.