Россия под властью царей
Шрифт:
Действительно ли Тарас узнал Урсича в закованном каторжнике на обочине дороги, мы не можем сказать. Но мы знаем, что он честно выполнил дело, безмолвно порученное ему другом.
В Петербурге Тарас вступил в революционную партию и в течение трех лет страстно боролся там, где борьба была всего опаснее. Когда же наконец его схватили и приговорили к смертной казни, он мог с гордостью и полным правом сказать, что исполнил свой долг. Но его не повесили. Приговор был заменен пожизненным заточением в Петропавловской крепости, и там он погиб.
Так по истечении пяти лет из маленькой семьи, возникшей в далеком северном городке, остался в живых, то есть свободным от цепей, всего один человек. Это - Старик. Он все еще находится в Городишке, живя без надежды и без будущего, не желая даже покидать это жалкое местечко, в котором так долго прожил, ибо в том состоянии,
Моя повесть окончена. Она отнюдь не весела и не забавна, но она правдива. Я просто попытался воспроизвести реальную картину жизни в ссылке. Сцены, описанные мной, неизменно повторяются в Сибири и в северных городках, обращенных царизмом в настоящие тюрьмы. Случались и худшие вещи, чем те, которые я изобразил. Я рассказал лишь о заурядных случаях, не желая воспользоваться правом, данным мне художественной формой, в которую я облек этот очерк, чтобы сгущать краски ради драматического эффекта.
Доказать это нетрудно - стоит лишь привести несколько выдержек из официального доклада лица, которое никто не станет обвинять в преувеличении, - генерала Баранова, бывшего ранее петербургским градоначальником, а теперь нижегородского губернатора. В течение некоторого времени он был губернатором в Архангельске. Пусть читатель сам увидит между строк сухого документа слезы, горе и трагедии, отразившиеся на его страницах.
Привожу текст донесения дословно, сохраняя условности слога, принятого у русских сановников в официальном отчете царскому правительству.
"Из опыта прошлых лет и из моих лично наблюдений, - пишет генерал, - я пришел к убеждению, что административная ссылка по политическим причинам гораздо скорее может еще более испортить и характер и направление человека, чем поставить его на истинный путь (а ведь последнее официально признавалось целью высылки). Переход от обеспеченной вполне жизни к существованию, полному лишений, от жизни в обществе к полнейшему отсутствию такового, от более или менее деятельной жизни к вынужденному бездействию производит настолько губительное влияние, что нередко, особенно за последнее время (заметьте!), стали попадаться между политическими ссыльными случаи помешательства, попытки к самоубийству и даже самоубийства. Все это является прямым результатом тех ненормальных условий, в которые ставит развитую в умственном отношении личность ссылка. Не было еще случая, чтобы человек, заподозренный в политической неблагонадежности на основании действительно веских данных и сосланный административным порядком, вышел из нее примиренным с правительством, отказавшимся от своих заблуждений, полезным членом общества и верным слугой престола. Зато вообще нередко случается, что человек, попавший в ссылку вследствие недоразумения (какое замечательное признание!) или административной ошибки, уже здесь, на месте, под влиянием частью личного озлобления, частью вследствие столкновения с действительно противоправительственными деятелями и сам делался неблагонадежным в политическом отношении. В человеке, зараженном антиправительственными идеями, ссылка всей своей обстановкой способна только усилить это заражение, обострить его, из идейного сделать практическим, то есть крайне опасным. Человеку, не повинному в революционном движении, она в силу тех же обстоятельств прививает идеи революции, то есть достигает цели, обратной той, для чего она установлена. Как бы ссылка административным порядком ни была обставлена с внешней стороны, она всегда вселяет в ссылаемого непреодолимую идею об административном произволе, и уж это одно служит препятствием к достижению какого бы то ни было примирения и исправления".
Откровенный генерал вполне прав. Все, кому удавалось бежать из ссылки, почти без исключения вступали в ряды революционной террористической партии. Административная ссылка как исправительная мера - нелепость. Генерал Баранов, должно быть, весьма простодушен, если допускает, что правительство не отдает себе в этом полного отчета или хотя бы на минуту верит в воспитательную силу своей системы. Административная ссылка одновременно и наказание, и грозное оружие самозащиты. Те, кто спаслись из ссылки, действительно превращаются в непримиримых врагов царизма. Но ведь еще вопрос, - не стали ли бы они его врагами, если бы не были сосланы. Есть много революционеров и террористов, никогда не подвергавшихся этому испытанию. На каждого бежавшего из ссылки приходится сотня,
Единственный практический вывод, который граф Толстой мог бы сделать из наивного донесения генерала, - это тот, что приказ о ссылке отменять ни в коем случае не следует, и этот принцип царское правительство неуклонно проводит в жизнь.
Глава XXIV
Мы до сих пор ограничивались описанием административной ссылки в самой умеренной ее форме, какую она приняла в северных губерниях Европейской России. Мы ничего еще не рассказали о сибирской ссылке вообще, особенность которой заключается в бессмысленной жестокости низших полицейских чинов, превратившихся в таких деспотов благодаря системе каторжных лагерей, существующих в Сибири со времени присоединения ее к царской империи.
В последние годы царствования Александра II широкое распространение получила другая форма ссылки - в Восточную Сибирь. Она применяется и поныне, и, хотя размеры настоящей книги не позволяют нам подробнее остановиться на этом вопросе, он слишком важен, чтобы совершенно его опустить. Как читатель, наверное, помнит, рассказывая о людях, в отношении которых был допущен неслыханный полицейский произвол, - докторе Белом, Южакове, Ковалевском и других - я отмечал, что все они были высланы в Восточную Сибирь, в Якутскую область, совершенно необычайный край, еще гораздо более отличающийся от остальной Сибири, чем Сибирь отличается от Европейской России.
Не буду утомлять читателя описанием этой почти неведомой полярной области, но просто приведу статью, появившуюся в еженедельнике "Земство" в феврале 1881 года. Эта статья передает содержание нескольких писем о жизни ссыльнопоселенцев в Якутской области, опубликованных в различных русских газетах в короткий период либерализма, начавшийся с установлением диктатуры Лорис-Меликова.
"К тяжелым условиям административной ссылки в Европейской России мы успели привыкнуть и приглядеться благодаря воловьему терпению русского человека. Но о положении административных ссыльных за Уральским хребтом, в Сибири, мы до последнего времени почти ничего не знаем. Это неведение весьма просто объясняется тем, что до конца семидесятых годов очень редко бывали случаи административных высылок в Сибирь. Прежде мы были несравненно гуманнее. Нравственное чувство, не заглохшее под влиянием политических страстей, не позволяло без суда, по административному решению высылать людей в ту страну, название которой в представлении русского человека сделалось синонимом каторги. Но вскоре администрация, ничем не стесняясь, стала рассылать людей по таким местам, одно название которых вызывает чувство ужаса.
Даже пустынная Якутская область и та стала заселяться ссыльными. По-видимому, следовало бы ожидать, что если люди высылаются в Якутскую область, то это должны быть весьма важные преступники. Но о таких важных преступниках обществу до сих пор ничего не известно, а между тем уже появилось в печати несколько никем не опровергнутых сообщений, доказывающих, что в основании таких высылок лежали какие-то странные, необъяснимые мотивы. Так, господин Владимир Короленко еще в прошлом году рассказал в "Молве" свою печальную историю с единственной, по его словам, целью вызвать разъяснение: за что, за какие неизвестные преступления он чуть не попал в Якутскую область?
В 1879 году в его квартире были сделаны два обыска, причем не было найдено ничего компрометирующего, но тем не менее он был выслан в Вятскую губернию, не зная причин высылки. Прожив около пяти месяцев в городе Глазове, он удостоился внезапного посещения исправника, который сделал в квартире обыск, но, не найдя ничего подозрительного, объявил нашему ссыльному, что он высылается в совершенно неудобное для культурного человека селение Березовские Починки. Через несколько времени в эти несчастные Починки вдруг являются никогда не виданные здесь жандармы, забирают господина Короленко со всем его домашним скарбом и увозят в Вятку. Здесь его продержали пятнадцать дней в остроге, ни о чем не допрашивая и ничего не разъясняя ему, и наконец отвезли в Вышневолоцкую тюрьму, откуда только один путь - в Сибирь.