Россия - преступный мир
Шрифт:
Состав банды был весьма разнороден. Бывшие и действующие сотрудники грузинской полиции, столичные криминальные авторитеты, бывший вор в законе Сoсo Саная по кличке Малыш, «разжалованный» уголовниками за связь с полицией, и даже экс-танцор Сухумского ансамбля песни и пляски Тимур Чергадзе.
Продолжая «абхазскую войну» на улицах Москвы, в 1995 году Ахалая решил придать деятельности своей группировки «патриотическую» направленность. Его боевики начали поиск и отлов абхазцев, поддерживавших Ардзинбу.
Первым в их поле зрения попал сухумец, а ныне московский предприниматель Тимур Ш. Он был похищен у своего офиса в самом центре Москвы. В акции, как и прежде, участвовали сотрудники милиции в форме — это стало своего рода «визиткой»
В феврале 1996 года Ахалая организовал, а Пачкория вместе с Чергадзе и действующими сотрудниками полиции Грузии совершили похищение гражданина Л., бывшего сухумца, имеющего в центре Москвы три квартиры и собственное прибыльное дело. Среди бела дня его схватили на Тверской, затолкали в машину и увезли. За освобождение потребовали уже миллион долларов. Сумма эта показалась родственникам жертвы запредельной. И жена Л. обратилась к Ардзинбе за советом: может быть, стоит обратиться в милицию? Тот подтвердил: да, стоит. Сотрудники РУОПа за несколько часов вычислили квартиру, где держали заложника, и взяли бандитов. Но ни Ахалая, ни Пачкория, ни Чергадзе задержать тогда не удалось. В руки руоповцев попали только полицейские Грузии, сторожившие пленника.
На протяжении всей этой необъявленной войны на улицах Москвы звучали выстрелы и лилась кровь. Так, в августе 1994 года при захвате заложников в перестрелке погиб тринадцатилетний мальчик. Месяцем раньше в квартире на Кантемировской улице застрелен бывший сухумец, коммерсант Азадьян. До сих пор это преступление осталось нераскрытым. Совершено покушение на предпринимателя Ланцмана, который имел общие интересы с сухумским вором в законе. Ланцман был ранен. Перепуганный насмерть, он сбежал из больницы и скрывается.
В подъезде своего дома после короткого выяснения отношений Пачкория вспорол живот бывшему сотруднику сухумской милиции Лесо Сичинава. Тот выжил и позднее работал вместе с известным предпринимателем Иваном Кивелиди, который был отравлен неизвестным ядом. И это убийство также не раскрыто до сих пор. В квартире на Коровинском шоссе автоматной очередью был застрелен выходец из Сухуми Миха Кецбая.
Но теперь Московский уголовный розыск, давно уже копивший информацию о деятельности преступной группировки, имел по крайней мере одно заявление от потерпевших и мог приступать к ее ликвидации. Ахалая взяли в Киеве, и, к чести правоохранительных органов России и Украины, вопрос о выдаче главаря банды был решен в рекордно короткие сроки — за сорок минут. Не повезло и другим членам банды — они арестованы. А вот Тенгиз Пачкория и Тимур Чергадзе пока находятся в розыске.
В истории этой группировки не только слились милицейские оборотни и криминальные элементы. Спекулятивный оттенок всей преступной деятельности Ахалая и его компании придает якобы патриотическая направленность, хотя за всем этим кроется лишь алчность, жажда крови и личная месть.
В любопытной книге Андрея Константинова «Бандитский Петербург» есть главка «Ментовский синдром». Она небольшая, и ее можно привести целиком. Вместе с примечанием: «Слово «мент» в современном разговорном русском языке утратило свой
А вот текст.
«Они встречались часто — вор в законе и бывший мент, бывший офицер уголовного розыска. Свои встречи они не афишировали, потому что вору было ЗАПАДЛО говорить о делах пусть и с бывшим, но ментом. А мент привык конспирировать почти все свои встречи. Свою бывшую работу он вспоминал часто, и ему казалось, что все это было сном… Уже почти полтора года он руководил преступной бандитской группировкой, в которую в основном входили бывшие сотрудники правоохранительных органов.
Они устраивали друг друга, делились полезной информацией и даже вместе разрабатывали операции.
Их разговор был недолгим. Под конец вор посмотрел на мента и серьезно сказал:
— А ведь вообще-то ты — мент, тебя бы, по понятиям, поиметь надо бы.
Мент облокотился на багажник своего «мерседеса», закурил сигарету и ответил:
— А ты попробуй!
Они посмотрели друг другу в глаза и после ко роткой паузы расхохотались…
Что такое ментовский синдром, нам объяснил один старый опер. Может быть, и сам термин придумал он же. Ментовский синдром имеет две фазы. На первой сотрудник милиции начинает в каждом человеке видеть преступника и злодея. Первая фаза может пройти быстро и безболезненно. При второй меняются понятия. Бандиты и воры становятся понятнее, ближе и роднее, чем обычный законопослушный человек. На второй фазе мент начинает чувствовать себя своим в мире сыщиков и воров. А там, где чувствуешь себя своим, всегда легко сменить роль. Или взять себе еще одну роль «в нагрузку»… Переболеть второй фазой очень тяжело. Лекарство, в принципе, одно — надо менять работу… Вот только на какую? Тот, кто всю жизнь играл в «полицейских и воров», умеет либо догонять, либо убегать…»
Слово «мент» не слишком хорошее, но в данном случае это именно так, именно «мент» — уже не милиционер, а бандит. И разговор происходит между двумя бандитами, которые ничем не отличаются друг от друга: ни «понятиями», ни языком, ни действиями. Они могут сотрудничать, но в случае необходимости без сомнения и колебаний уберут один другого, как это и принято в криминальной среде.
Есть тут и своя горькая правда. И ее не скроешь, рассказывая о взяточниках, бандитах, авторитетах, которые случайно попали в правоохранительные органы, а себя нашли именно в уголовщине. Это тоже «менты» оборотни, нелюди. Поэтому обидно бывает слышать, когда о работниках правоохранительных органов говорят: «Своих покрывают». Ну разве может быть негодяй Камский своим? Или садисты и бандиты, которые в свободное от службы время пытали и кромсали людей? Ловили их, между прочим, тоже люди в форме.
Плохо, когда с придыханием говорят о бандитской «романтике». Если это мода, то плохая. Неужели герой нашего времени — громила с «пушкой», у которого если и есть мозги, то лишь для того, чтобы обдумывать преступные комбинации?
Такая же неправда, когда «романтиками» называют милиционеров, следователей, прокуроров… Если в органы и приходят такие романтики, то они очень быстро разочаровываются. Или перекочевывают в криминальные структуры — все в поисках все той же «романтики». Наша работа — неприятная, тяжелая, зарплата — низкая, льготы — по сути, ничтожные… Так из-за чего же гробить жизнь? Изза чего не спать ночами, рисковать здоровьем, подставляться под пули? Честно говоря, я не знаю ответа. Слово «призвание» тоже не очень нравится, как и «романтика». И гордость за наш «мундир» испытываешь гораздо реже, чем стыд. Есть люди, которые служат по привычке, по инерции. Кто-то остается в милиции… из-за страха перед преступниками: надеется, что у нас он защищен больше, чем остальные граждане. Это тоже заблуждение: в Штатах убийство полицейского наказывается наряду с государственными преступлениями, у нас такого нет.