Россия: прорыв в новую эпоху

Ермоленко Александр

За фазой надлома следует фаза инерции, в которой народ избавляется от резких колебаний уровня энергии и сосредоточивается на задачах своего культурного развития. Это «золотая осень» в его жизненном цикле, когда на смену всплескам организующей энергии приходят дела гармоничных людей. В этой фазе народ успокаивается, риски его вовлечения в конфликты снижаются. Этническая система понемногу «остывает». Оставшийся у нее потенциал организующей энергии расходуется на технологические новшества, развитие образования, совершенствование управления, развитие культуры. При спаде энергии люди стремятся избегать лишних рисков и направляют свои силы на достижение успеха в обычных делах, не претендуя на подвиги. Фаза инерции усиливает эту тенденцию, направляя энергию людей на осуществление технологических прорывов, создание новых художественных форм и др. Территориальные конфликты с соседями плохо совместимы с ней. Остается

надеяться, что впереди у россиян – время «золотой осени», спокойной, плодотворной и вовсе не располагающей к борьбе за земли, ресурсы и т.п.

А как утроена система общества, в которой живут и действуют россияне? О том, что она резко отличается от систем общества Центральной и Западной Европы, свидетельствует ее история, в которой место Вольтера и Монтескье заняли люди, «ходившие в народ», крепостное рабство было отменено только за полвека до начала первой мировой войны, а неграмотность преодолена лишь в первой трети ХХ века.

Географическая позиция России в «медвежьем углу» Европы и на бескрайних просторах Азии, конечно, влияет на своеобразие системы общества и особенность исторического пути страны. Но дело не только и не столько в географии. Система общества Древней Руси в X – XII веках воспринималась соседями как вполне европейская. Об этом свидетельствуют многочисленные браки между представителями правящих домов. Но спустя три столетия система общества Московского государства воспринималась европейцами как полностью чуждая им. С чем связан такой разрыв? Прежде всего, с тем, что системы общества Московского государства и стран, лежавших к западу от него, его опирались на разные отношения, которые задавали способ существования и путь страны.

Для Московского государства уже со времени монгольского нашествия опорным отношением стала власть-собственность, и это определило своеобразие его движения на века, вплоть до нашего времени. Власть, которая притянула к себе собственность и полностью господствует над ней – вот сжатая характеристика того, как устроена российская система общества. Системы общества стран Запада устроены иначе – в них власть и собственность сбалансированы и разделили между собой ключевые общественные задачи и средства их решения. Те, у кого собственность, обеспечивают создание благ, извлекают доходы, развивают общественное хозяйство, те, у кого власть – собирают налоги, обеспечивают порядок и насыщение общих потребностей.

Собственность, находящаяся под полным контролем власти, слаба и пассивна, тянется к власти и стремится быть поближе к ней. В таких условиях любой человек может владеть, распоряжаться и использовать то, что ему доверила власть, лишь до тех пор, пока он пользуется ее власти или встроен в нее. Сама возможность обладать чем-либо здесь производна от позиции и авторитета, которыми человек располагает во власти. Потеряв их, он лишается всего, чем обладал.

Отношение власти-собственности возникло давно и на протяжении истории демонстрирует поразительную устойчивость к преобразованиям, сохраняя свои основные черты. В своей элементарной форме власть-собственность появилась там, где поливное земледелие составляло основу хозяйства, а запасы воды контролировались государством. Но эта форма не характерна для России. В ней власть-собственность возникла как принадлежность «военного общества». Именно так можно определить общество, в котором жесткость жизни людей в условиях постоянных набегов обеспечила полное господство военной функции власти над остальными ее функциями. Власть в России изначально воспринималась и до сих пор воспринимается народом как защитница жизни. Люди исходили из реалий:

– без сильной власти они наверняка погибнут в столкновениях с внешними врагами;

– с сильной властью, они, возможно, останутся живы, ну, а достаток – дело наживное, поэтому не стоит жалеть силы и деньги, требующиеся власти.

Во все времена в системе общества, созданной московскими князьями, военное дело было на первой позиции. Конечно, господствующая функция власти претерпела существенные изменения в ходе российской истории. В период с XIII до XV веков она сводилась к обороне от внешних врагов. Начиная с конца XV века, к ее задачам добавились присоединение новых территорий и контроль над их ресурсами. Благодаря этому, Россия уже к середине XVII века овладела огромными территориями, став крупнейшей страной мира. Вместе с тем, бытие военным обществом означало для нее регулярное обременение высокими расходами. Это обусловило характер российского хозяйства. Полученные в нем доходы первым делом обеспечивали потребности власти, начиная с ее главенствующей функции, и только потом направлялись на хозяйственные и иные цели. Телега политики здесь испокон веков стояла впереди лошади хозяйства, и это многое объясняет в российской истории.

Благополучие

человека в системе «военного общества», опирающейся на власть-собственность, определяется тем, на какой уровень вертикали государственной власти ему удалось взобраться или наладить с ним прочные связи. Богатство здесь обеспечивалось и обеспечивается не столько трудом и частной инициативой, сколько принадлежностью к власти и умением служить ей. Грубая сила и лесть в России испокон веков стояли и до сих пор пытаются стоять выше интеллекта и культуры.

В российской системе общества собственность выполняет служебную функцию по отношению к власти, обеспечивая ее доходами, а также принимая на себя все последствия «провалов власти». Она – лишь средство достижения целей власти, поэтому ее активность снижена, а иногда и полностью сведена к нулю. Все инициативы, исходящие от собственников, должны быть одобрены представителями власти. В противном случае они оцениваются как покушения на авторитет. Поэтому успехи россиян в обновлении своей материальной жизни были и остаются весьма скромными. Пока власть соизволит одобрить новшество, конкуренты успевают уйти далеко вперед.

Описываемую ситуацию прекрасно дополняет формула Пьера – Жозефа Прудона: «Собственность есть кража». Там, где система общества опирается на власть-собственность, человек, чтобы утвердиться в качестве сколько-нибудь самостоятельного участника материальной жизни, вынужден идти на обман представителей власти, присваивая ценности без их одобрения и создавая нелегальное «свое». Регулярное и масштабное воровство есть необходимое «второе я» власти-собственности в российской системе общества.

В условиях господства власти над собственностью известный «пучок присвоения» расщепляется особым образом, в соответствии с субординацией по вертикали. Вот как это происходило на протяжении многих веков истории страны применительно к земле – главному активу российского хозяйства:

– пользование землей осуществлялось крестьянскими общинами, которые распределяли ее между своими участниками;

– владение землей обеспечивали ставленники правителя, которым это предоставлялось за верную службу;

– распоряжение землей осуществлялось только самим правителем, решения которого было достаточно для передачи земли. Если какой-то ставленник не справлялся со своими обязанностями в отношении правителя, земля передавалась другому вместе с уроком, как надо служить.

Одно из важнейших следствий опоры системы общества на отношение власти-собственности – постоянная перегрузка вертикали власти. Ей приходится брать на себя задачи, которые в западных системах общества решают собственники: распределение ресурсов и доходов; обеспечение частных потребностей; страхование; разработка проектов развития производства и обеспечение их средствами и др. Россияне всегда обращались и до сих пор обращаются к власти по всем вопросам своей жизни.

Россия вот уже многие десятилетия не подвергается нападениям извне, но она существует за счет добычи и продажи своих природных ресурсов, которые надо защищать от происков внешних врагов – как реальных, так и мифических. К тому же, историческая память о власти-защитнице прочно закреплена в традициях, способах мышления, культуре, формах поведения россиян. Это сдерживает многие перемены в системе общества. При подготовке властных решений сказываются сильная зависимость от прежнего опыта, а также инерция мышления и поведения страны-добытчицы природных ресурсов. Отсюда – хроническое запаздывание даже «косметических» изменений, которые не затрагивают основ системы общества. В свою очередь, такое запаздывание создает условия для накопления низового потенциала протеста против сохранения изживших себя порядков.

Дважды на протяжении последнего столетия российская система общества, качнувшись в направлении изменений по западному образцу, затем возвращалась на свое опорное отношение. В 1917 г. для такого возвращения потребовалось всего несколько месяцев, потому что в ситуации катастрофы, вызванной мировой войной, требовались незамедлительные решения. На рубеже XX – XXI веков, в ситуации мирного встраивания России в глобальное сообщество, оно растянулось на несколько лет. В обоих случаях система общества воссоздала свою опору, преодолев силы, которые были направлены на ее замену. Это означало, что отношения вещной зависимости складывались и развивались в этой системе как надстройка над мощным и крайне медленно изменявшимся базисом отношений личной зависимости. Характерно, что попытки использования западных рекомендаций для успешного продвижения России по капиталистическому пути развития регулярно завершались полным конфузом. Да и назвать результаты такого движения системой буржуазных отношений можно лишь с большой натяжкой.