Россия: прорыв в новую эпоху
Шрифт:
Каждый раз возвращение системы общества на прежнее опорное отношение означало, что неустойчивый баланс неустановившейся власти и независимой от нее собственности со временем уступал место власти, которая сама по себе есть собственность. Почему так происходило? У системы общества всегда есть выбор, представленный коридором возможностей. Если изменение ожидалось, но так и не произошло, для него не было достаточных предпосылок и условий.
Приведем необходимые пояснения и аргументы в пользу такого вывода. Разумеется, речь идет о России. Прежде всего, российская система общества никогда не принадлежала к первому эшелону мирового развития. Это обстоятельство создавало напряжение между реальным состоянием дел и амбициями, вынуждая мобилизовать все силы для того, чтобы
При переходе к эпохе вещной зависимости капитал в России не столько органично вырастал «снизу», сколько насаждался государством «сверху». Власть предоставляла крупные государственные заказы, обеспечивала монопольные условия, создавала казенные заводы и сама обрастала капиталом. При этом приходилось раз за разом заимствовать у тех, кто опережал, знания, формы организации, технологии, нормы, то есть, копировать чужой опыт. Такой способ развития называется догоняющим. Однако догнать лидеров никак не получалось, и на то были причины. Главная из них в том, что страна, которая копирует, постоянно находится позади и вынуждена тратить много сил и времени на встраивание заимствованных элементов в свою систему. А эта система стремится отторгнуть их и вернуться в прежнее состояние.
Ситуация усугублялась тем, что государство, направлявшее догоняющее развитие и отвечавшее за его результаты, было сосредоточено на военной функции. В таких условиях все иные дела и преобразования отодвигались на второй план. Жизнь по принципу «нам бы только день простоять, да ночь продержаться» не позволяла робким попыткам перемен в системе общества стать органичными и упрочиться.
В начале XVIII века, провалив первый этап войны со Швецией, Петр I резко и болезненно для страны инициировал резкие перемены в ее жизни. Он заимствовал и силой внедрял в России формы организации общественной жизни, применяемые европейскими странами. Однако многие из таких перемен были поверхностными, поэтому их результаты не приживались. Спустя два десятилетия заимствования замедлились, поскольку в них уже не было острой необходимости – война завершилась победой России. Так появился образец, на основе которого постепенно сложился цикл догоняющего развития, включавший в себя фазу резкого ускорения и фазу резкого замедления копирующих изменений. Он многократно повторялся в истории России, что обеспечило неустойчивость и низкую эффективность ее догоняющего развития. Сначала резкий рывок с места «в карьер», затем столь же резкое торможение и остановка процесса. Вполне соответствовали такому циклу и либеральные реформы 60-х – 70-х гг. XIX века, начатые Александром II, и либеральные рыночные преобразования конца ХХ века. Этому способствовало то, что российская система общества осталась фактически закрепощенной и после формальной отмены крепостного права.
Словосочетание «страна рабов» очень точно характеризует ситуацию в России на протяжении большей части ее истории. Даже господствующий слой общества до конца XVIII века оставался под жестким государевым контролем и угрозой унижений, будучи обязан служить там, где определил государь. Освобождение крестьян в России растянулось на многие десятилетия. Личную свободу им декларировали в 1861 г., но подкрепляющие ее права собственности на землю им пришлось выкупать на протяжении многих десятилетий, причем под контролем государства и в рамках общины.
Только после 1905 г. крестьяне получили возможность выхода из общины и свободной продажи выделенной земли. Показательно, что до революции этой возможностью воспользовались лишь четверть крестьянских хозяйств. А после февральской революции процесс пошел вспять – в условиях фактического безвластия и высокой неопределенности в хозяйстве община в ряде губерний была восстановлена самими крестьянами. Это свидетельствовало об огромной инерции системы общества страны, мечтавшей о том, чтобы догнать мировых лидеров.
Оценить эффективность догоняющего развития можно по соотношению совокупного продукта на душу населения в России и странах-лидерах мировой экономики. По этому показателю отставание России от США, Франции, Великобритании, Германии в период от окончания
В Северной войне (1700-1721 гг.) российская армия не сразу, но смогла взять верх над шведской армией, считавшейся в то время одной из лучших в Европе. Спустя столетие наполеоновские войны (1805-1815 гг.) показали, что российская армия по-прежнему сильна, хотя в их начальный период она столкнулась с огромными потерями и чувствительными поражениями. Спустя сорок лет поражение в Крымской войне обозначило существенное отставание российской армии от армий стран Западной Европы. В начале ХХ века Россия потерпела унизительное фиаско в войне с Японией, чья армия и экономический потенциал изначально оценивались значительно ниже. Наконец, первая мировая война продемонстрировала неготовность российской промышленности к обеспечению армии современным оружием и боеприпасами, а также слабость самой армии, формируемой из малограмотных крестьян.
Интересно проследить, какой видела себя и какие цели выдвигала российская система общества, пытавшаяся догнать мировых лидеров. В период становления Московского царства под влиянием византийского культурного наследия сформировалось представление об исторической миссии России, выраженное формулой: Москва есть третий Рим, а четвертому Риму не бывать. Это представление пытались воплотить в жизнь и Московское царство, и Российская империя. С ним связаны затяжная территориальная экспансия, мечты о захвате Константинополя, стремление русских царей быть охранителями порядка в Европе. Страна, отстававшая в своем материальном развитии, видела себя великой державой, спасающей человечество. Это обстоятельство предопределило острые коллизии российского сознания:
– выраженная любовь к свободе и готовность заплатить за нее самую высокую цену, вплоть до того, чтобы отдать за нее жизнь, в сочетании с огромной терпимостью к порабощению и ужасающим условиям материальной жизни, характерным для большинства россиян;
– стихийность поведения и непредсказуемость реакции на события в сочетании с жесткостью общественного порядка;
– идеализм и вера в чудо в сочетании с приземленным прагматизмом поведения людей в обычной жизни;
– тяга к масштабным проектам, поневоле выходящим далеко за пределы страны, в сочетании со стремлением не покидать привычного места.
Для российской системы общества совершенно не характерны кропотливое накопление капитала и постепенное совершенствование жизни. Зато в ней легко возникают и запускаются проекты быстрого обогащения, скорейшего решения всех сложных проблем, чудесного спасения, как своей страны, так и всего остального мира. Несбыточные мечты о будущем здесь удивительным образом сосуществуют с патриархальностью реальной жизни.
Для рядовых участников этой системы характерно противоречивое отношение к власти. С одной стороны, они постоянно возлагают огромные надежды на первое лицо в государстве, якобы способное решить все их проблемы. С другой стороны, они постоянно страдают от громоздкой и мало продуктивной вертикали власти, обременяющей их жизнь чрезмерными издержками и откладывающей решение их проблем в «долгий ящик». Со стороны могло показаться, а многим и на деле казалось, что страну, столь плохо управляемую, легко захватить, чтобы распорядиться ее огромной территорией и богатейшими ресурсами. Но за этой видимостью скрывалась совершенно иная суть страны. Она обескураживала тех, кто нападал.
Изначальная реакция России на столкновение с внешними врагами – сжатие некоторой скрытой внутренней пружины, временное отступление вглубь собственного дома. Страна уходит в себя в поисках внутренних ресурсов, необходимых для достойного ответа врагу. Несколько раз в своей истории она проявляла такую реакцию. Уступая захватчику немалую часть своего пространства, она скрытно накапливала внутренние ресурсы для отпора. Затем следовал мощный ответный удар, которого не ожидали ни захватчик, ни сторонние наблюдатели.