Россия распятая (Книга 1)
Шрифт:
Ликует буйный Рим...
торжественно гремит
Рукоплесканьями широкая арена:
А он - пронзенный в грудь,
безмолвно он лежит,
Во прахе и крови скользят его колена...
...Воет ветер, завывая и крича в подворотнях Петроградской стороны. Осенний парк в темноте яростно скрипит и машет скрюченными пальцами деревьев. Давно опавшие листья несутся по аллеям по чахлой, увядшей траве газона. Близ Невы, за оградой зоопарка, звери тоже не могут заснуть. Как странно услышать в такую промозглую ночь дикий вопль африканского зверя, мечущегося в тоске по своей узкой клетке! Вот и Нева...
В одну из таких одиноких ночей я написал юношеские стихи:
Когда на город ляжет ночь,
Кольцом сдавив его дыханье,
Иду от шумных улиц прочь,
Охваченный толпой мечтаний.
В туманной мгле смотрю в Неву,
Пустой, ничтожный, одинокий,
Я жизни будущей канву
Тщусь разгадать во тьме далекой.
И не боюсь я ничего,
Отдавшись одному лишь чувству;
Я жажду только одного
Познать великое искусство!
Из дневников ученика СХШ
Сегодня я понимаю, что одиночество человека, желание найти опору только в своей душе заставляет его обращаться к самому себе только через дневник. После смертных дней ленинградской блокады я осознавал себя в письмах к близким. Возвращение в великий город на Неве не избавило меня от чувства одиночества, а, может быть, даже усилило его. Потому я обратился, как и многие, к дневниковым записям, фиксирующим мои жизненные переживания и впечатления. Должен сказать, что я регулярно вел дневник до встречи с моей будущей женой Ниной, о чем я расскажу позднее. Ее лучезарная душа, всеобъемлющая и окрыляющая мою жизнь преданность, была до начала 80-х годов моим тылом солдата России и художника. Важным обстоятельством, отвлекшим от дневниковых записей, было также и то, и мне думается, это главное, - что я весь жар своей души, чувств и мыслей стал выражать через образы искусства. Так что все, что я мог как человек и художник, я выразил в картинах. Теперь, когда я пишу эти строки, я настолько одинок и измучен, что хочу, на момент оставив искусство, выразить в слове муки моей жизни, ярость служения избранным идеалам и через эту книгу-исповедь дойти до сердца читателя, которому будет дорога наша общая борьба, сопротивление и вера в возрождение великой России, повисшей над пропастью.
* * *
Листая маленькую тетрадочку, куда я записывал впечатления после возвращения в родной город и поступления в среднюю художественную школу, я был обрадован, найдя на переплете написанную два-три года спустя собственноручную надпись: "Не думай, что ты был таким глупым, когда будешь читать этот дневник взрослым. Я был умней". Тем не менее некоторые выдержки из этого дневника хотел бы привести ниже. Мне было четырнадцать лет, и после провала на экзаменах в 1944 году радовался похвале учителей и все силы своей души отдал освоению азов искусства, подбодряя свою неуверенность радостью учебных побед и... уверенностью в неодолимую победу каторжного труда на ниве любви к искусству.
* * *
8. VIII. 45. Все-таки я надеюсь стать художником! Не меньше, скажем, Юона, Грабаря. Страшно подумать, сколько надо работать!
...Иногда находят минуты, когда с ожесточением рвешь работы. Вымучиваешь дрянную акварель. О эта акварель! Сколько страданий!.. Пока я иду в классе первым (вернее, вышел на экзаменах - сдал все на 5). Понял одно - "Lemen, lemen und lemen"[20].
– И. Г.)
Видел коровинскую картину. Здорово! Кабачок, вернее ресторан под открытым небом. Широкие мазки. Но думается, что и он может наскучить. Одна техника мазки, мазки. Не то что В. Серов. Его не угадаешь...
Это старая истина, но только сейчас ее понял: задача искусства - показать ясно, убедительно зрителю свою мысль самыми скупыми средствами...
...Эта зима была ужасной (1944 - 45 г.). Главное - холод.
Идешь по Академии и чувствуешь - моя Академия. Та, по которой ходили столько кумиров: Рябушкин, Серов, Врубель, целая плеяда русских корифеев (таковы они для меня).
Галина Васильевна, моя учительница, сперва меня шокировала: молодая, лет 25-ти, как я думал - неопытная. Но теперь я ее полюбил и она меня, кажется. У нее черные крепкие волосы, нос с небольшой горбинкой, - карие глаза... По крайней мере не красится, не маникюрит ногти и т. п. Ничего лишнего не открыто, наглухо застегнута, одета скромно, но хорошо. Кричащего ничего нет; губы немного пухлые. В общем я в нее влюблен. (Муж ее художник Н. Андрецов был еще на фронте, а позднее вернувшись стал директором СХШ. Из-за крепких и характерных скул мы называли его Скулой.
– И. Г.)
* * *
Ура!!! Закончен "химический" период. Я поборол себя, или, вернее, как-то само собой вышло. Этюды уже не пахнут "химией", впереди видна широкая дорога, ведущая к высотам искусства. ("Химия" - яркие, несгармонированные краски, точнее - яркая раскраска, исключающая правду жизни и колорит.
– И. Г.)
Езжу на этюды в Кавголово и в Лаврики. Возвращаюсь измочаленный с 2 - 3 акварелями и с 3 - 4 "карандашами". Что-то будет зимой? Добрый гений, вдохнови меня на плодотворную талантливую работу. Как бы сдать алгебру, а то Вера Владимировна (завуч) припугнула исключением из СХШ
10.09. Иду узнавать результаты по алгебре. Ужасно боюсь... Виталий Равкин всегда вселяет в меня неуверенность. "Литография, говорит, а не рисунок". Он имеет громадное терпение. Вот бы мне такое!
Пришел. Провалился. Настроение - в петлю.
14.09. Ездил несколько раз на этюды. Вчера - в Иванове. Написал этюд. Средний, не очень нравится. Хочу убедиться в полезности длительности писания. Этюды буду "драконить" по целым часам... Левитан и Серов тоже выделывали этюды до подробностей.
22 ноября 1945 г. Учусь уже много времени. Хочу подтянуться, а то уже много двоек и все по мелочам: то тетрадку забыл, то еще что-нибудь.
Говорят, что на зимних каникулах отличники поедут в Москву. Да, надо подтянуться: хочу посмотреть Третьяковку и вообще. Теперь у меня "возрождение", хорошие работы, иду лучшим в классе. Галина говорит, что некоторые этюды неплохо!!!
– Хорошо!!! (обычно всем говорит: "Ничего"). Охота работать велика. Делаю композицию. Петербург, корабли, Петр I. Хорошо, по-моему, в рисунке. В цвете менее удачно. Постараюсь довести до хорошего состояния. Равкин посоветовал утемнить землю. Сейчас у меня страсть до желтых небес (может быть, под влиянием Серова - гения). Дай мне, тень Серова и Бог, силу стать художником...