Россия распятая
Шрифт:
– Ну, а сами вы что думаете, что здесь изображено, по-вашему, и какого это времени живопись?
– Безусловно, мадонна, – ответил мой товарищ.
– Мадонна, говорите. Это не по-русски, у нас этот образ называется Богородицей. Изображений ее много, да все разные по рисунку. У вас это – Казанская.
Федор Антонович испытующе посмотрел на меня и спросил:
– Каким веком определяете?
– Судя по всему, – ответил я (так мне определили на искусствоведческом факультете Академии), – XIV или ХV век.
– Эка хватил, – лукаво улыбнулся старичок-полевичок. – Русский художник, а своей истории не знаешь. Казань-то когда взяли?
– При Иване Грозном, – смущенно ответил я.
– То-то, в одна тысяча пятьсот пятьдесят
Помолчав, Федор Антонович продолжал:
– Вы думаете, что только в наше время по случаю исторических побед ставятся монументы и архитектурные памятники? В старину то же самое было. Казань взяли – Василия Блаженного поставили, и была по этому случаю написана, можно сказать, одна из первых русских батальных картин – «Церковь воинствующая», ныне находящаяся в Третьяковской галерее. На ней изображена не только горящая побежденная Казань, но, как в всегда в средневековом искусстве – в символической форме: «Грозный царь Иван Васильевич во главе войска, возвращающегося в Москву. По этой иконе можно изучить боевой костюм русского воинства того времени. Само слово „икона“, знаете, что означает.
– Нет, – честно сознались мы.
– Слово это греческое, означает в переводе «образ», или, по-нашему, портрет, изображение. Вот так и предполагают, например, что Дмитрий Солунский в Третьяковской галерее обладает реальными чертами Всеволода Большое Гнездо, про которого в «Слове о полку Игореве» сказано, что он может шеломами своего войска Дон вычерпать. А есть и в прямом смысле портрет Кирилла Белозерского, тоже находящийся в Третьяковской галерее. Написан Дионисием Глушицким; вполне реальное историческое лицо – основатель знаменитого монастыря. И вообще, на иконах воспроизводились величайшие события в истории нашего государства. Например, битва новгородцев с суздальцами, Ледовое побоище, Куликовская битва. Ну, я с вами заболтался, заходите – сами все узнаете, об этом многие труды написаны, а еще больше будет написано. Каждый день новые открытия приносит.
Я поспешил показать Федору Антоновичу вторую икону.
Леонид Леонидович не ошибся, когда определил ее XVI веком, московского письма времен Ивана Грозного.
– Иконка небольшая, вполне вероятно, пропутешествовала в Сибирь во время похода Ермака Тимофеевича, а может, и старообрядцы завезли, спасаясь от преследований.
– Федор Антонович, – спросил я, – а можно ее отреставрировать, чтобы не было вот этой черноты?
– Дело-то нехитрое, но мастера боится. Пойдемте в лабораторию, уж покажу вам, как мы трудимся.
В реставрационной мастерской на большом столе лежала большая черная доска.
– Вот икона, о которой я вам говорил. Новгородских писем ХV века.
Федор Антонович берет маленький квадрат ткани, опускает его в неведомую жидкость и кладет на поверхность иконы, прикрыв сверху стеклышком. Проходит несколько томительных минут ожидания. «Компресс» сделал свое дело. В руках у реставратора хирургический скальпель. С величайшей осторожностью он снимает скальпелем черную от времени олифу и поздний слой записи.
– На вашей-то, – не отрываясь от работы, говорит Федор Антонович, – одна олифа, а на Николе, который постарше будет, кроме олифы, еще четыре записи. Теперь картины стеклом покрывают, а тогда олифой, которая служила не только защитой, но и сообщала краскам особую звонкость. Олифа же от копоти и от времени темнела приблизительно за 70-100 лет, и тогда владельцы иконы приглашали художника подновить ее. А подновить эту икону – значило сверху фактически написать новую. И так несколько раз за долгие века. Дело реставратора – добраться до самого древнего авторского слоя, не повредив его. Короче говоря,
– Сам я вологодский, – отвечал на наши вопросы Федор Антонович. – Отец иконописцем был, меня к своему делу сызмальства приучать стал. Еще до революции работал реставратором для знаменитого собирателя Лихачева Николая Петровича. Многие из его икон вошли ныне в собрания наших музеев. Позже пришел в Эрмитаж, где проработал 25 лет и основал реставрационную мастерскую. Пришлось много в экспедициях бывать. Сколько прекрасных вещей спасли наши реставраторы! Когда церкви закрывали, иконы большей частью уничтожались, чаще всего шли на дрова: Страшно подумать, сколько первоклассных произведений нашей древней живописи погибло безвозвратно, да и сейчас погибает. Вот, например, мною спасен «Георгий» XIV века новгородской школы, ныне гордость Русского музея. На красном фоне, помните? Если бы не взял тогда – наверняка сожгли. Так на лошади верхом и довез до станции. Помню, – продолжал Федор Антонович, – был в деревне неподалеку от Старой Ладоги. Это еще до войны. Подъехал к церкви – на звон топора. Смотрю, как выяснилось, местный учитель исполняет поручение сельской партийной власти: все иконы до одной изрубить на дрова. Огромная гора разрубленных темных досок высится перед ним на лужайке, а он снова топор занес. я как почувствовал толчок в сердце, закричал: «Стой, не руби!» Успел из-под топора выхватить. Прижал к себе древнюю икону, где изображено чудо Георгия о змие… Говорю учителю: «У меня мандат из Эрмитажа» (хоть мандат-то я оставил в пиджаке в соседней деревне). И поскакал на лошади, прижимая к себе икону. А он остался добивать древний иконостас. Время было такое – страшно вспомнить…
– Вот на ваших глазах, – продолжал Федор Антонович, – снимаю последнюю запись…
И мы явились свидетелями чуда!
Как врывается луч солнечного ликующего дня в мрачные безрадостные стены темницы, так чудиным светом сквозь смытую тьму веков засверкали юные мажорные звучания древней живописи русской иконы. Никогда, никогда не забудется этот счастливый миг!
Спасенная Федором Антоновичем Каликиным икона Георгия Победоносца на красном фоне находится в Русском музее и ныне известна всему миру. И всякий раз, проходя по залам прекрасной коллекции древних икон Русского музея, глядя на одну из любимых своих икон новгородской школы, я с нежностью вспоминаю великого подвижника Ф. А. Каликина, его встречу с молодежью клуба «Родина», который я основал в начале 60-х годов, уже живя в Москве.
…Огромным событием в жизни православного мира было решение VII Вселенского Собора, происходившего в городе Никее в 787 году, об иконопочитании. С тех пор икона стала неотъемлемой частью православной веры. Никейский Собор утвердил равнозначность Божественного слова и иконы. Почитание икон – это путь к спасению души христианина.
Шли века. Заветы великой Византии, например в Италии, были размыты и потеряны художниками итальянского Возрождения под влиянием растущей силы католицизма, помноженной на культ языческой античности Греции и Рима. Многие называют Джотто последним великим византийцем. Одна Русь не изменила вере православной, сохранив и приумножив чистоту религиозного искусства.