Россiя въ концлагере

Солоневич Иван Лукьянович

Все дальше и дальше, зигзагами обходя опасныя мeста, гдe рубили лeсъ, выжидая и прячась, бeгомъ и ползкомъ, почти теряя надежду и опять ободряясь, я счастливо прорвался черезъ опасную зону и опять вышелъ къ болоту.

Первое лeсное препятствiе было обойдено. Правда, мои слeды могла еще почуять сторожевая собака и догнать меня, но, на мое счастье, къ вечеру небо покрылось тучами и началъ накрапывать дождикъ -- другъ всякой пугливой и преслeдуемой лeсной твари. Дождь уничтожилъ запахъ моего слeда, и теперь я уже не боялся погони изъ города или лeсозаготовительнаго пункта.

Этотъ дождикъ

порвалъ послeднюю нитку моей связи со старымъ мiромъ. Теперь я былъ заброшенъ совсeмъ одинъ въ дебри тайги и болотъ и предоставленъ только своимъ силамъ и своему счастью...

"Теоретически" плохо было мнe спать въ эту ночь: дождевыя капли монотонно барабанили по моему плащу, пробираясь сквозь вeтки ели, снизу просачивалась влага почвы, въ бокъ {502} кололи всякiе сучки и шишки -костра я, конечно, не рeшался разводить. Но вопреки всему этому спалъ я превосходно. Первый сонъ на свободe -- это ли не лучшее условiе для крeпкаго сна?

Часа черезъ 3-4 стало разсвeтать и, несмотря на дождь, я бодро выступилъ въ походъ. Тяжелый, набухшiй плащъ, оттягивающая плечи сумка, мокрая одежда, насосавшiеся влаги сапоги -- все это отнюдь не дeлало уютной моей прогулки, но, несмотря на все это, километры откладывались за спиной вполнe успeшно.

НА ВОЛОСОКЪ ОТЪ ОБИДНОЙ ГИБЕЛИ.

Днемъ впереди меня развернулось широкое -- въ полкилометра и длинное, безъ конца, болото. Дождь прекратился, проглянуло солнышко, и высокая зеленая трава болота заискрилась въ лучахъ солнца миллiонами разноцвeтныхъ капель. Отъ солнечной теплоты дали стали закрываться бeлой дымкой испаренiй, и я смeло, не боясь быть увидeннымъ, сталъ пересeкать это болото.

Ноги увязали чуть ли не по колeно. При ихъ вытаскиванiи болото фыркало, чавкало и свистeло, словно смeялось надъ моими усилiями. Идти было очень трудно. Потъ градомъ катился съ лица и заливалъ очки. Платье все давно было мокро, и мускулы ногъ начинали тупо ныть отъ усталости.

Скоро появились кочки -- идти стало легче. Кочки пружинили подъ ногами, но все-таки давали какую-то опору. Скоро глаза научились по цвeту узнавать наиболeе прочныя кочки и, только изрeдка спотыкаясь, я успeшно шелъ впередъ.

Уже болeе половины болота было пройдено, когда почва приняла другой характеръ. Заблестeли небольшiя водныя пространства, окруженныя желтыми болотными цвeтами, и зеленый коверъ подъ моими ногами сталъ колебаться. Болото превращалось въ трясину. Стараясь нащупать палкой наиболeе твердыя мeста съ болeе темнымъ цвeтомъ травы, я пытался продолжать продвигаться впередъ, какъ вдругъ моя лeвая нога, прорвавъ верхнюю растительную пленку болота, сразу ушла въ трясину выше колeна. Я пошатнулся и -- о, ужасъ!
– - и другая нога стала уходить въ глубину болота... Подъ обeими ногами перестала ощущаться сколько-нибудь твердая почва. Онe были схвачены словно какимъ-то невидимымъ мягкимъ капканомъ, и непонятная зловeщая сила потянула меня вглубь медленно и неумолимо...

Я сразу понялъ трагичность своего положенiя. Конечно, звать на помощь въ этомъ безлюдномъ болотe было безполезно. Да и помощь все равно не успeла-бы: болото вeдь не ждетъ, а торжествующе засасываетъ свою жертву...

Боже мой! Но неужели гибнуть такъ безславно, такъ тоскливо? Неужели

сiяющее солнце и искрящiеся зеленые луга будутъ равнодушно смотрeть на то, какъ коричневая жижа болота поднимется до груди, до лица, зальетъ глаза... Б-рррръ... Почему-то не такъ страшно, какъ безмeрно обидно стало при мысли о такой смерти... {503}

Эти мысли мелькнули въ головe съ быстротой электрической искры. Не успeла моя правая нога уйти въ болото до средины бедра, какъ я рванулся впередъ, распласталъ руки и легъ всeмъ туловищемъ на поверхность болота... Струйки холодной зеленой воды потекли за ухо, за воротникъ, въ рукава.

Спинная сумка была приторочена со всей скаутской опытностью, и, отстегнувъ только одинъ крючокъ, я черезъ голову сбросилъ впередъ эту лишнюю тяжесть.

Распредeливъ вeсъ тeла на большую поверхность, я этимъ облегчилъ давленiе своей тяжести на ноги и черезъ полъ минуты съ облегченiемъ почувствовалъ, что дальнeйшее засасыванiе прекратилось. Упоръ всего тeла и рукъ на травянистую поверхность болота преодолeлъ силу засасыванiя, но отъ этой неустойчивой стабильности до спасенiя было еще далеко. Удержитъ ли коверъ изъ корней растенiй давленiе моего туловища, когда я буду вытаскивать ноги, или оборвется вмeстe съ послeдними надеждами на спасенiе?..

Зная, что чeмъ отчаяннeй будутъ рывки и движенiя -- тeмъ ближе будетъ гибель, я медленно и постепенно, анализируя каждый трепетъ и колебанiе спасительной корочки, отдeлявшей меня отъ жадной болотной массы, сталъ выручать ноги изъ капкана. Сантиметръ за сантиметромъ, осторожно и плавно я вытаскивалъ свои ноги изъ трясины, и минутъ черезъ десять, показавшихся мнe цeлымъ столeтiемъ, я могъ, наконецъ, распластать ихъ, какъ и руки, въ стороны. Изъ окна, продeланнаго моими ногами въ зеленомъ коврe болота, широкой струей съ противнымъ фырканьемъ и пузырьками выливалась на зеленую траву коричневая жижа трясины, словно стараясь не выпустить меня изъ своей власти.

Отплюнувшись отъ этой жижицы, залившей мнe лицо, я поползъ обратно, не рeшаясь сразу встать на ноги. Бросивъ впередъ палку и зацeпивъ зубами сумку, мнe удалось удачно проползти метровъ 20 къ первымъ кочкамъ и, нащупавъ тамъ самую прочную, встать. Инстинктивное стремленiе уйти подальше отъ этого "гиблаго мeста" не позволило мнe даже передохнуть, и по своимъ старымъ слeдамъ я быстро пошелъ обратно, съ замиранiемъ сердца ощущая подъ ногами каждое колебанiе почвы... На второе спасенiе уже не хватило бы силъ...

Все ближе и ближе зеленая полоса лeса. Ноги заплетаются отъ усталости, сердце бьется въ груди, какъ молотъ, потъ течетъ, смeшиваясь съ зелеными струйками болотной воды, мозгъ еще не можетъ осознать всей глубины пережитой опасности, и только инстинктъ жизни поетъ торжествующую пeсню бытiя...

Вотъ, наконецъ, и край лeса. Еще нeсколько десятковъ шаговъ, и я валюсь въ полуобморокe къ стволу сосны, на желтый слой хвои, на настоящую твердую землю...

ВЪ ТУПИКE

Къ концу дня утомительной развeдки я пришелъ къ печальному выводу: путь на сeверъ былъ прегражденъ длинными полосами {504} непроходимыхъ болотъ... Только теперь я понялъ, почему охрана лагеря не боялась побeговъ на сeверъ: болота ловили бeглецовъ не хуже, чeмъ солдаты...