Россiя въ концлагере
Шрифт:
Съ Богомъ! Впередъ!
СРЕДИ ЛEСОВЪ И БОЛОТЪ
Теперь возьмите, другъ-читатель, карту "старушки-Европы". Тамъ къ сeверо-востоку отъ Ленинграда вы легко найдете большую область Карелiю, на территорiи которой живетъ 150.000 "вольныхъ" людей и 350.000 заключенныхъ въ лагери ГПУ... Если вы всмотритесь болeе пристально и карта хороша, вы между величайшими въ Европe озерами -- Ладожскимъ и Онeжскимъ -- замeтите тоненькую ниточку рeки и на ней маленькiй кружокъ, обозначающiй городокъ. Вотъ изъ этого-то городка, Лодейное Поле,
Какимъ маленькимъ кажется это разстоянiе на картe! А въ жизни -- это настоящiй "крестный путь"...
Впереди передо мной былъ трудный походъ -- километровъ 250 по прямой линiи. А какая можетъ быть "прямая линiя", когда на пути лежатъ болота, считающiяся непроходимыми, когда впереди дикiе, заглохшiе лeса, гдe сeть озеръ переплелась съ рeками, гдe каждый клочекъ удобной земли заселенъ, когда мeстное населенiе обязано ловить меня, какъ дикаго звeря, когда мнe нельзя пользоваться не только дорогами, но и лeсными тропинками изъ-за опасности встрeчъ, когда у меня нeтъ карты и свой путь я знаю только орiентировочно, когда посты чекистовъ со сторожевыми собаками могутъ ждать меня за любымъ кустомъ...
Легко говорить -- "прямой путь!"
И все это одному, отрываясь отъ всего, что дорого человeческому сердцу -- отъ Родины, отъ родныхъ и любимыхъ.
Тяжело было у меня на душe въ этотъ тихiй iюльскiй вечеръ...
ВПЕРЕДЪ!
Идти ночью съ грузомъ по дикому лeсу... Кто изъ охотниковъ, военныхъ, скаутовъ не знаетъ всeхъ опасностей такого {500} похода? Буреломъ и ямы, корни и суки, стволы упавшихъ деревьевъ и острые обломки скалъ -- все это угрозы не меньше, чeмъ пуля сторожевого поста... А вeдь болeе нелeпаго и обиднаго положенiя нельзя было и придумать -- сломать или вывихнуть себe ногу въ нeсколькихъ шагахъ отъ мeста побeга...
При призрачномъ свeтe луны (полнолунiе тоже было принято во вниманiе при назначенiи дня побeга) я благополучно прошелъ нeсколько километровъ и съ громадной радостью вышелъ на обширное болото. Идти по нему было очень трудно: ноги вязли до колeнъ въ мокрой травe и мхe. Кочки не давали упора, и не разъ я кувыркался лицомъ въ холодную воду болота. Но скоро удалось приноровиться, и въ мягкой тишинe слышалось только чавканье мокраго мха подъ моими ногами, каждый шагъ которыхъ удалялъ меня отъ ненавистной неволи.
Пройдя 3-4 километра по болоту, я дошелъ до лeса и обернулся, чтобы взглянуть въ послeднiй разъ на далекiй уже городъ. Чуть замeтные огоньки мелькали за темнымъ лeсомъ на высокомъ берегу Свири, да по-прежнему паровозные гудки изрeдка своимъ мягкимъ, протяжнымъ звукомъ нарушали мрачную тишину и лeса, и болота.
Невольное чувство печали и одиночества охватило меня.
ГОРЬКIЯ МЫСЛИ
Боже мой! Какъ могло случиться, что я очутился въ дебряхъ карельскихъ лeсовъ въ положенiи бeглеца, человeка "внe закона", котораго каждый долженъ преслeдовать и каждый можетъ убить?
За что разбита и
Неужели не дико то, что только изъ любви и преданности скаутскому братству, только за то, что я старался помочь молодежи въ ея горячемъ стремленiи служить Родинe по великимъ законамъ скаутизма, -- моя жизнь можетъ быть такъ исковеркана?
И неужели не было иного пути, какъ только, рискуя жизнью, уйти изъ родной страны, ставшей мнe не матерью, а мачехой?
Такъ, можетъ быть, смириться? Признать несуществующую вину, стать соцiалистическимъ рабомъ, надъ которымъ можно дeлать любые опыты фанатикамъ?
Нeтъ! Ужъ лучше погибнуть въ лeсахъ, чeмъ задыхаться и гнить душой въ странe рабства. И пока я еще не сломанъ, пока есть еще силы и воля, надо бeжать въ другой мiръ, гдe человeкъ можетъ жить свободно и спокойно, не испытывая гнета и насилiя.
Вопросъ поставленъ правильно. Смерть или свобода? Третьяго пути не дано... Ну, что-жъ!
Я сжалъ зубы, тряхнулъ головой и вошелъ во мракъ лeсной чащи. {501}
ПЕРВАЯ ОПАСНОСТЬ
Сeверная лeтняя ночь коротка. Уже часа черезъ два стало свeтать, и я шелъ все увeреннeе и быстрeе, торопясь какъ можно дальше уйти отъ проволоки концентрацiоннаго лагеря.
На пути къ сeверу лежали болота, лeса и кустарники. Идти пока было легко. Ноги, какъ говорятъ, сами собой двигались, какъ у вырвавшагося на свободу дикаго звeря. И я все ускорялъ шагъ, забывъ объ отдыхe и пищe.
Но вотъ почва стала повышаться, и въ серединe дня я услышалъ невдалекe удары топора. Вслушавшись, я замeтилъ, что удары раздаются и сбоку. Очевидно, я попалъ на участокъ лeсозаготовокъ, гдe работаютъ заключенные, подъ соотвeтствующей охраной. Отступать назадъ было опасно, сзади все-таки могла быть погоня съ собаками изъ города. Нужно было прорываться впередъ.
Я поднялъ капюшонъ моего плаща, прикрeпилъ впереди для камуфляжа большую еловую вeтку, которая закрывала лицо, и медленно двинулся впередъ, сожалeя, что у меня теперь нeтъ морского бинокля и провeренной дальнобойной малокалиберной винтовки, отобранной въ прошломъ году при арестe. Съ ними было бы много спокойнeй.
Думалъ ли я, что навыки веселыхъ скаутскихъ лeсныхъ игръ окажутся для меня спасительными въ этомъ опасномъ походe?
И я медленно крался впередъ, пригибаясь къ землe, скользя отъ дерева къ дереву и притаиваясь у кустовъ.
Вотъ что-то мелькнуло впереди. Я замираю за кустомъ. Говоръ, шумъ шаговъ... Темныя человeческiя фигуры показались и скрылись за деревьями. Опять ползкомъ впередъ... Неуклюжiй плащъ, тяжелая сумка, еловая вeтка -мeшаютъ и давятъ. Горячее солнце печетъ и сiяетъ, потъ заливаетъ глаза, рой комаровъ гудитъ у лица, руки исцарапаны при ползанiи, но напряженiе таково, что все это не замeчается.