РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ И ЕЁ ВРАГИ

Ливин Доминик

Реформа 1832 года была первой реформой избирательного права в Англии. Она положила начало переходу от средневекового избирательного принципа равного представительства от корпоративных единиц к новому демократическому принципу представительства от количества населения.

Разнообразные причины для создания империи

РАЗЛИЧНЫЕ ТЕРРИТОРИИ БРИТАНСКОЙ ИМПЕРИИ были приобретены и ценились по разным причинам. Одни из них были вполне традиционными, а другие - не имевшими аналогов в современных европейских империях. Во многих традиционных империях господствовала разновидность военной аристократии, которая захватывала земли соседей и налагала дань на обрабатывавших эти земли крестьян. Иногда, как это было в феодальной Европе, аристократия сама жила в сельской местности и напрямую эксплуатировала крестьянство. В других империях монарх облагал данью население и распределял барыши между своими придворными и военными.

Ирландия дает наглядный пример первого типа власти в Британской империи, хотя колонисты двадцатого века в Кении управляли похожими методами. Англо-нормандские аристократы прибыли в двенадцатом веке в Ирландию, чтобы захватить и эксплуатировать земли и население - как их предки поступили в самой Англии веком раньше. В шестнадцатом и семнадцатом веках захват земель был произведен повторно, причем носил гораздо более систематический и разорительный для ирландцев характер.

К началу восемнадцатого века представители старого католического высшего класса - (и гэльская, и англо-нормандская аристократия) - владели только пятью процентами земли. Существовали специальные законы, которые в уголовном порядке гарантировали невозможность возвращения к старому порядку. Почти полная монополизация земли и власти в руках новой беспринципной протестантской аристократии должна рассматриваться в контексте религиозных конфликтов, которые в шестнадцатом и семнадцатом веках опустошали Европу. Похожая судьба была у Богемии, где триумф Габсбургов и католичества привел к вытеснению большей части старой аристократии и ее замене новым правящим классом совершенно иного этнического происхождения, который был в основном католическим и обычно пришлым. Однако в Богемии, как почти повсеместно в Европе, монарх-победитель добился успеха в деле религиозного единомыслия не только в среде аристократии, но и среди всего населения, Ирландия в этом смысле была исключением, поскольку сочетала преимущественно протестантскую аристократию с крестьянством, подавляющее большинство которого оставались католиками, В то же самое время во многих регионах, особенно в Ольстере, происходила иммиграция протестантских фермеров в масштабах, достаточных для того, чтобы вызвать ярость и негодование их католических соседей при потере земли предков. Эти факторы обусловили крайнюю уязвимость британского правления в Ирландии в девятнадцатом веке. Национальное и одновременно социально-экономическое угнетение давали прекрасную почву для возмущения, что предоставляло возможность националистически настроенным интеллектуалам легко заручиться массовой поддержкой своего дела. К концу девятнадцатого века британцы пытались разрушить эту связь путем выкупа земель у протестантских землевладельцев и поиска временного соглашения с богатейшими слоями католического крестьянства. Но к тому времени национализм во многом благодаря земельному вопросу уже успел глубоко пустить корни.

Британское завоевание Индии до значительной степени было азиатской вариацией на традиционную тему территориального захвата, осуществляемого алчной военной элитой. Хотя Ост-Индская компания6 начиналась как коммерческое предприятие, к концу восемнадцатого века она превратилась в отдельное государство в Бенгалии, причем такое государство, методы и приоритеты которого были приспособлены к индийским традициям. Индия восемнадцатого века не знала права абсолютной собственности в европейском смысле. Великий Могол жаловал своих помощников не землей, а правом получать доходы с определенных территорий - часть доходов те удерживали для себя, а остальное передавали императору. Пользуясь упадком империи, Ост-Индская компания в 1765 году получила для себя такое право в отношении Бенгалии. Должностные лица компании составили себе на этом деле громадные состояния, а Бенгалия, богатейший регион субконтинента, стала геополитической базой для завоевания всей остальной территории Индии. Большая армия компании, самая грозная армия в Азии того времени, обеспечивала средства для территориальной экспансии, а ее офицеры числились среди основных получателей прибыли. Территории были завоеваны прежде всего для того, чтобы обезопасить получаемые с этих земель доходы, которые - в чисто индийском стиле - использовались на содержание победоносной армии. Некоторые из руководителей этой экспансии, в особенности лорд Уэллесли, были выходцами из гэльского крыла британской военной аристократии. Им не было нужды сильно перекраивать семейные традиции, чтобы не упустить благоприятные возможности в имперской Индии.

Британская Ост-Индская компания - акционерное общество, созданное 31 декабря 1600 года указом Елизаветы I и получившее обширные привилегии для торговых операций в Индии. Фактически королевский указ предоставил компании монополию на торговлю в Индии. Коммерческая компания вскоре приобрела правительственные и военные функции, которые утратила только в 1858 году.

Уэллесли Артур-Коули (1769-1852), с 1814 года герцог Веллингтон -выдающийся английский полководец и государственный деятель. В 1797-1805 годах в Ост-Индии отличился в войне с Типпо-Саибом. Успешно сражался против наполеоновских маршалов, а по возвращении Наполеона с Эльбы командовал англо-голландской ганноверско-брауншвейгской армией и вместе с Блюхером одержал при Ватерлоо решительную победу над Наполеоном, Впоследствии занимал многие ответственные посты в совете министров Великобритании.

Британия также подыскивала земли для завоевания и эксплуатации в обеих Америках. Плантаторская экономика была учреждена в южных колониях североамериканского материка и в Вест-Индии. В этой экономике доминировала землевладельческая элита, которая своим политическим и культурным образцом считала английское землевладельческое дворянство. Однако эти плантаторские колонии сильно отличались от традиционной схемы аристократического империализма. С середины семнадцатого века рабочей силой на этих плантациях были преимущественно африканцы. Между концом шестнадцатого и девятнадцатым веком восемь миллионов негров были насильно перевезены через океан в обе Америки. Хотя основным потребителем живой силы были шахты и плантации управляемой португальцами Бразилии, миллионы рабов все-таки попали и на плантации Вест-Индии, и в Северную Америку. Эти плантации должны были снабжать Европу продуктами, прежде всего сахаром и табаком, которыми Европа себя снабжать не могла. Производимые рабами товары и сама работорговля представляли собой важнейший элемент трансатлантической коммерции в период между 1650 и 1800 годами. Это были первые в истории примеры массового передвижения рабочей силы и товаров через океан. Огромные богатства, которые Вест-Индия принесла британским плантаторам, торговцам и морякам, сделали ее драгоценным камнем в короне Британской империи восемнадцатого столетия. Другими словами, рабство сыграло важнейшую роль в развитии как Британской империи, так и современной интегрированной мировой экономики. Рабам это обошлось очень дорого. Путешествие из Африки в Вест-Индию занимало в два раза больше времени, чем в Бразилию, из-за господствующих в Атлантике ветров. Смертность на борту была на 30-50 процентов выше, чем при плавании в Бразилию- И все равно вест-индские плантаторы утверждали, по крайней мере до 1760-х годов, что более выгодно было покупать новых рабов в Африке, чем создавать условия для их воспроизводства.

Отдавая европейцам справедливость, хочется заметить, что не они первые начали работорговлю в Африке. Она существовала там до прибытия европейцев и не могла бы быть расширена до нужных размеров без активного сотрудничества самих африканцев, Тем не менее при любом сравнительном анализе империй, который претендует на расстановку плюсов и минусов, никак нельзя оставить в стороне ту гигантскую роль, которую сыграло крайне жестокое рабство в раннем европейском и британском империализме.

В контексте этой книги

напрашивается очевидное сравнение между рабством Нового Света и крепостным правом в России. Самое значительное отличие заключается в том, что ни один белый британец не был рабом, в то время как большинство крепостных были великороссами. Черное рабство было гораздо более суровой формой эксплуатации, чем русское крепостничество , которое само по себе, возможно, было одной из самых деспотических и жестоких форм угнетения в Европе восемнадцатого века. Немалая часть русского крестьянства (больше половины) к освободительной реформе 1861 года не были крепостными, а относились к так называемым государственным крестьянам, которые платили государству дань за владение своей землей. Многие крепостные также платили дань своему хозяину, работая за пределами его поместья в городе в качестве рабочих и ремесленников, Больше остальных с черными рабами имели сходство крепостные, которые были слугами в помещичьих хозяйствах, и прежде всего занятые на сельскохозяйственных работах. Даже среди последних подавляющее большинство обрабатывало свои наделы, но также было обязано обрабатывать поля своего господина, В противоположность черным рабам они в основном не были безземельными сельскохозяйственными рабочими. Их жизнь в отличие от чернокожих не находилась под таким строгим контролем со стороны хозяев. Русские магнаты владели гораздо большим количеством крепостных, чем самые богатые плантаторы. Эти крепостные имели свои собственные деревенские общественные институты и выказывали большее чувство солидарности, чем обычно можно было обнаружить среди черных рабов на плантациях. Обычаи играли большую роль в регулировании отношений между помещиками и крепостными, чем в Вест-Индии или Америке. Русские крестьяне не были вырваны из своей культурной среды: крестьянская культура в значительной степени доминировала в сельской местности, помещики и управляющие имениями редко появлялись в этих краях. В России не существовало аналога политике вест-индийских плантаторов по выработке ресурсов рабочей силы до конца и последующем импорте новых африканских рабов для заполнения брешей, не говоря уже о самих трансатлантических путешествиях. Возможно, ближе всего царская Россия подошла к этому во время жестоких и тиранических рекрутских наборов в армию от времени правления Петра I до 1874 года. Но моральная стойкость, героизм и идентификация самих солдат со своими командирами, проявленные поколениями крестьянских солдат царской армии, были бы немыслимыми в армии, состоявшей из колониальных рабов.

Землю и ее ресурсы захватывали не только британские аристократы и плантаторы, но и фермеры-поселенцы. Последние селились преимущественно в тех климатических зонах империи, где могли жить европейские животные и где могло практиковаться европейское сельское хозяйство. В большинстве этих регионов коренное население также было гораздо меньше, чем в азиатских колониях, отчасти потому, что оно было ослаблено болезнями, принесенными британцами с собой. Крупномасштабная фермерская колонизация принимала порой различные формы. Иногда в ней участвовало государство. Поскольку считалось, что здесь задействованы основные стратегические и политические интересы, корона управляла многими плантациями в Ирландии, и прежде всего в Ольстере, В девятнадцатом веке она способствовала массовой эмиграции в Новый Свет, в первую очередь для того, чтобы избавиться от «лишнего населения» шотландских нагорий и некоторых районов Ирландии, Во вполне имперской манере она также помогала колонизировать отдаленные территории, посылая туда осужденных. Потеряв в 1770-х годах место для своих отбросов общества в Америке, она, чтобы восполнить ущерб, в 1778 году открыла колонии для осужденных в Австралии.

Но фермерами становились и многие из эмигрировавших в белые колонии по собственной воле. Наиболее известной и важной группой фермеров-колонистов были пуритане Новой Англии. Исключительный рост этого сообщества в семнадцатом веке прежде всего был обязан необычайно высокому проценту эмигрировавших пуританских женщин. Религиозные взгляды также помогали этим сообществам процветать в грубых условиях раннего колониального фермерства, достаточного только для обеспечения жизненного минимума. Тем не менее Новая Англия была уникальной среди ранних поселений, поскольку мотивация ее попечителей была религиозного, а не коммерческого характера. Малоразвитое сельское хозяйство не производило достаточного количества товаров и прибыли, которые заинтересовали бы коммерческих спонсоров в организации и поддержке колоний в условиях семнадцатого века,

В современном сознании белого человека аристократические империалисты, и еще более рабовладельцы, заслуживают мало симпатии. По контрасту фермер-переселенец, прообраз нынешнего гражданина, пользуется всеобщим уважением и даже романтизируется. Хотя для покоренных коренных народов дело обстояло совсем иначе. Пришлый аристократический правящий класс обычно либо ассимилировался коренной культурой (как в Англии), либо в конце концов был изолирован или изгнан (как в Ирландии). Тогда как массы пришлых колонистов, присваивая туземные земли, необратимо разрушали местное общество и культуру, В традиционных империях Старого Света массовая миграция в чужую землю могла иногда происходить, но чаще не происходила. Более распространенным было правление аристократической военной элиты. В тех же случаях, когда массовая миграция все-таки имела место, она обычно сопровождалась ужасным кровопролитием, но в итоге часто происходило слияние народов и культур. К примеру, именно так на протяжении столетий завоеватели кельты, саксонцы и викинги вливались в единый английский народ. Такого никогда не происходило в британских заморских колониях. Культурная пропасть между иммигрантами и коренным населением была слишком глубокой. Аборигенов Америки и Австралии презирали и относились к ним как к безнадежно отсталым народам. Смешанные браки с их представителями предавались анафеме. До конца восемнадцатого века почти не предпринималось попыток их обращения в христианство. Наряду с болезнями и самими масштабами белой иммиграции все это привело почти к полному уничтожению туземного общества и культуры, В противоположность материковым империям, колонизировавшим большие участки суши, британские заморские колонии со временем обрели собственную государственность и собственную идентичность. Но то и другое почти полностью определялось белым иммигрантским населением. В тех же странах, где, как в Южной Африке, рядом с белым населением продолжало существовать многочисленное небелое население, оно подвергалось жестокой расовой дискриминации. В Африке, так же, как в Австралии и Северной Америке, белый рабочий рассматривал неевропейца как угрозу своему положению и уровню оплаты своего труда.

Овладение землями было одним из традиционных мотивов имперской экспансии, и Британия здесь не представляла собой исключения. Некоторые другие традиционные причины имперской экспансии значили для нее гораздо меньше. Бомбей, часть приданого Катерины Браганца^ был единственным важным заморским владением, приобретенным в результате династического брака в 1661 году. Однако в самом сердце империи важнейший англо-шотландский союз возник в результате чисто биологической случайности, сделавшей шотландского короля законным наследником английского трона. Такие династические союзы не были чем-то необыкновенным в Европе в начале Нового времени и порой приводили к образованию объединенных государств и даже великих держав. Вследствие огромной роли Соединенного Королевства в мировой истории англо-шотландское объединение 1707 года было важнейшим примером такого рода.