Российская нация. Этнонациональная и гражданская идентичность россиян в современных условиях
Шрифт:
Да и сотрудничество с рядом международных и научных организаций проходит с нашей стороны достаточно стихийно. В.Ю. Зорину и мне пришлось в 2003 г. ставить перед председателем ОБСЕ вопрос о более широком привлечении нашего экспертного сообщества к работе этой организации в разных регионах постсоветского пространства. Никаких возражений против этого как бы нет. Но при этом свои же федеральные органы власти всячески стремятся не разрешать, не допускать экспертное сообщество, в том числе и международные организации, в изучение и регулирование этнополитических конфликтов, а спрятаться от них и спрятать подальше, оставляя конфликты «для себя». Лишь бы в Европе и США не знали, а там «хоть трава не расти». Кроме того, не систематизирована и не организованна у нас и деятельность в конфликтных регионах с разного рода экспертно-миротворческими миссиями, прежде всего, различных российских неправительственных организаций. Нет заинтересованной работы и с ними со стороны органов власти. Поэтому в зоне конфликтов раньше других оказываются наиболее политически ангажированные группировки, которые ставят на первое место решение своих корыстных задач, а не конфликтов.
В свое время в Чечне бандиты действовали по принципу: «Каждому миротворцу – по несколько заложников». Ассамблея народов России совместно с Русской Православной Церковью и Союзом муфтиев России
Ассамблея народов России при поддержке целого ряда субъектов Федерации работает не по принципу вертикали, а стимулирует горизонтальные связи и отношения на всех уровнях российского многонационального общества. И это делается в тесном сотрудничестве с Институтом этнологии и антропологии, Институтом социополитических исследований РАН, конкретными региональными научными центрами, общественностью. Неиспользованный потенциал тут огромен. Фактически ведущие специалисты – этнологи, этнополитологии, этносоциологи – объединены в структурах и организациях Ассамблеи народов России в центре и на местах. Практика показывает эффективность работы таких многонациональных организаций гражданского общества, а то мы однобоко увлеклись в последние годы и активно стимулировали возникновение и деятельность лишь однонациональных организаций, что тоже необходимо, но недостаточно. Это важно и полезно при параллельном неучете потенциала нашей объективно сложившейся веками многонациональности. Работа по созданию Общественной палаты России показывает, что здесь опять не хотят допускать к ее деятельности крупнейшие межнациональные и национально-культурные организации, которые работают в сфере этнонациональных отношений. Надежд на понимание и учет этнонациональных проблем здесь мало.
В условиях демократического общества имеются качественно новые возможности обеспечения бесконфликтного, с точки зрения необходимости применения насилия, развития этнополитических и тем более этнонациональных отношений. Демократия – это способ преодоления насилия, его сведение к минимуму.
Если не отрабатывать соответствующие теоретико-методологические и политико-практические модели и механизмы по недопущению конфликтов и их разрешению, постконфликтного строительства, то конфликтогенный потенциал в условиях демократии, свободы слова может накапливаться самостоятельно и бесконтрольно, тем более когда органы власти пытаются вновь решить эти сложные проблемы конфликтов, этнонационализма и этношовинизма только репрессивными методами, приводя параллельно к массовым нарушениям прав и свобод человека по этнонациональному признаку, подвергая массы людей преследованию. Некоторые «специалисты» уже предпочитают ставить под контроль передвижение представителей определенных этнонациональных и религиозных групп по всей стране. При всей важности профилактических мер не оправдан психоз массового подозрения «лиц кавказской национальности», «мусульман». Я уже не говорю о десятках и сотнях национальностей – от Афганистана, Йемена, Израиля и до Карпат, которые антропологически по своим лицам могут быть схожи. Если и проводить работу по выявлению каких-то деструктивных элементов той или иной «подозреваемой» национальной или религиозной общины, нужно налаживать тесный контакт с ними самими на местах.
Для управления конфликтогенными регионами можно было бы использовать индикаторы конфликтогенности, которые дает группа В. А. Тишкова. Она насчитывает таковых около 46, куда ученые включают даже такой показатель, как «состояние воды». Правда, не сказано, о какой воде идет речь: о питьевой, технической, в стакане, в море или в кране. Придача конфликтогенности целому ряду индикаторов, конечно же, достаточно условная. Но сама попытка определить перечень индикаторов, их систематизировать и на этой основе вести этнологический, а точнее, этнополитический мониторинг – явление, бесспорно, важное и нужное.
В современных условиях как никогда раньше миграционные процессы все в большей степени обретают этнополитическую окраску, которая проявляется не только к «внешним мигрантам», но и к своим отечественным национальностям при их устройстве на работу, участии национальностей в разделении труда, в представительстве в органах власти, в учете их культурных, языковых и других интересов адаптации и развития. Мы уже отмечали опасность, безграмотную и бесцеремонную порой, а значит, и провокационную деятельность в сфере этнонациональных отношений правоохранительных органов. Переполнены конфликтогенными факторами предрассудков и стереотипов армейские коллективы. Отсюда и стремление родителей не пускать своих детей на службу в российскую армию. Для самого Министерства обороны – это темный лес, в котором бесчинствуют все – от «дедов» до офицеров. А Комитет солдатских матерей, который стонет от бесчинств, драк, преследований в армейских коллективах, порой объявляется главным врагом Министерства обороны. Та огромная политико-воспитательная
Огромное влияние оказывают в этой ситуации стабильность власти и доверие к первым лицам в городе, районе, в субъектах Федерации, в конкретных структурах органов власти. Индикаторы конфликтогенности у нас за эти годы мало изменились, а где-то и зашкаливают. Но доверие, которое внушает Президент страны В.В. Путин гражданам, смягчает эту конфликтогенность. Этнонациональные и этнополитические отношения на всех уровнях достаточно взбудоражены, они не успокоились и действуют в настоящее время, повторяю, по модели «отложенного конфликта». В стране есть эффективный Президент, которому народ доверяет, но в стране нет эффективно действующей исполнительной власти и ясной внутренней этнонациональной политики и это очень опасное противоречие. Мало федеральных органов власти, чиновников и политиков, которым бы доверяли люди всех национальностей, хотя в регионах таких людей достаточно. Самое худшее, когда вопросы, которые должны решать власть, общество, остаются бесхозными и их начинают по-своему решать кто попало. Власть, как правило, приходит лишь после очередной трагедии, когда людей уже охватили экстремизм, озлобленность и месть.
Таким образом, с точки зрения практической этнополитики на федеральном уровне за последние годы сделан существенный шаг назад. Во-первых, это роспуск Миннаца. Во-вторых, фактическое прекращение систематической и комплексной работы по реализации Концепции государственной национальной политики в стране. В-третьих, недостаточно продуманы шаги по передаче всей проблематики миграции в МВД. Внутри страны, из одного региона в другой, у нас не может быть «нелегальной миграции», но у нас именно такое отношение и к собственным соотечественникам. В-четвертых, наблюдается и постепенный отход от эффективного использования рычагов федерализма для обустройства народов России в территориях, использования их потенциала в управлении страной в центре и на местах. Наконец, фактически отброшена политика стимулирования интеграционных процессов в этнонациональной сфере на местном, региональном и общегосударственном уровнях. Мы увлеклись укреплением вертикали власти, не подкрепляя эти меры соответствующими связями по горизонтали, налаживанием интеграционных процессов в регионах и в стране. На уровне отдельных чиновников, губернаторов эта работа, бесспорно, ведется, но этнонациональная политика как система мер и усилий органов власти в центре и на местах по этнонациональному и межнациональному развитию отсутствует. Нет соответствующей федеральной и региональной политики. Сейчас (2004 г.) после трагедии в Беслане создано Министерство регионального развития, которое будет заниматься всем, а значит – ничем.
Важно понять, что этнонациональные конфликты почти невозможно локализовать на уровне их провоцирования, после их открытого проявления. Они сразу политизируются и обретают статус большой этнополитики. Локализация конфликта невозможна и в связи с тем, что все национальности страны в той или иной степени проживают по всей территории России достаточно дисперсно. Еще одно замечание: фактически ни один конфликт этнонационального характера с применением насилия до сих пор во всем постсоветском пространстве не разрешен до конца. На деле ситуация все еще более ухудшается, конфликт углубляется после насилия. Сейчас фактически в этих регионах субъекты конфликта накапливают силы для его продолжения «до полной победы». Победу, тоже ясно, тут достичь невозможно. Следовательно, необходимо стремиться к достижению приемлемого баланса сил. Другого не дано. Есть и еще одна особенность: этнонациональные конфликты с применением насилия никогда не ведут к разрешению самой конфликтной ситуации, а наоборот, усугубляют состояние конфликта на десятилетия. Попытки власти применения силы для «принуждения к миру» тоже дают возможность приостановить конфликт лишь на короткий период. При этом недовольство действиями властей возрастает со стороны всех участников конфликта. Выход из конфликта только один: шаги навстречу друг другу, отказ от применения насилия, терпение и стремление к достижению паритета интересов. Разрешить этнонациональный, этнополитический конфликт можно только при наличии системы мер, последовательных и волевых. Встречаясь в Грозном, Назрани, Владикавказе в 1990–1991 гг., мне приходилось повторять, призывать: лучше пять лет провести за столом переговоров, чем допустить хотя бы одного убитого в этнонациональных, этнополитических конфликтах. Многие из лидеров-провокаторов в Ингушетии и Осетии не захотели услышать. И чем это закончилось для всех? Кроме того, есть и еще одна особенность этнонациональных, этнополитических конфликтов: в данной сфере легче, чем в любой иной сфере, начать конфликт и тяжелее всего его завершить. Нужен длительный межнациональный диалог с подключением различных общественно-политических сил, накапливание опыта диалога. Особенно на Кавказе надо искать старых друзей, товарищей из представителей конфликтующих сторон, восстанавливать контакты между ними, проводить совместную работу, демонстрируя добрые отношения между представителями сторон. Все иное – конфликт, трагедия, кровопролитие, усугубление противостояния.
Провокаторы конфликта, экстремисты не способны на диалог, не идут на диалог, ибо это будет означать развенчание их мифологии и предрассудков, «героизации» участников конфликта. Массы людей крайне привержены подобного рода «лидерам», считают их «героями», видят в них свой этнонациональный, этнополитический ресурс в борьбе с «врагом». Кроме того, регионы этнонациональных конфликтов, как правило, очень далеки от стандартов демократии, прав и свобод человека, свободы слова, свободы продвижения, демократических выборов и т. д. Следовательно, здесь устанавливаются традиции и порядки авторитаризма и тоталитаризма, в рамках которых редко кому удается уйти от массовой психологии этнонациональной зависимости. В этнонациональных конфликтах всегда мало личностей и много масс людей, толпы. Этнократические лидеры работают лишь на массы. Здесь мало рационального и чрезмерно много эмоций, мало истины и очень много лжи и предрассудков. Зона этнополитических конфликтов, как правило, переполнена слухами и мифами. Тех, кто жаждет межнациональных конфликтов, надо вести на экскурсии туда, где подобные конфликты уже произошли. Там трагические последствия конфликта видны не только на кладбищах, но и среди живых. Отсюда и вывод: этнополитика, закрепленная финансово-экономически и организационно-управленчески, должна носить систематический и комплексный характер не только в зоне конфликта, но и на всех уровнях общества и государства. Но, прежде всего, этнонациональная политика – это профилактика, система мер, а не чья-то прихоть, инициатива, добрые намерения, а жесткая необходимость обустройства в стране различных народов, культур, языков, достижения паритета их интересов и налаживания партнерства как граждан единой страны во всех сферах российской жизни. Там, где нет такой работы, преобладает стихия, которая, в конечном итоге, оборачивается конфликтами.