Российская нация. Этнонациональная и гражданская идентичность россиян в современных условиях
Шрифт:
Мне представляется, как раз-таки в борьбе друг с другом, в том числе и за последние годы после развала СССР, мы потеряли нить исторической логики многонациональной России, а может быть впервые более или менее эту нить пытаемся уловить. Но ее тянут то вправо, то влево, то к русским, то к нерусским, то в имперское прошлое, то в базарное настоящее. В.В. Путин стал общенациональным лидером и обозначил моменты развития нашего общества как единого народа, единой нации, где каждый народ, гражданин любой национальности будет себя чувствовать достойным гражданином. Это главнее и важнее стабилизационного фонда, капитала. Нам нужнее наш многонациональный стабилизационный фонд единства как российской нации. И выстраивать соответствующую политику. Не пренебрегая, не упуская интересы ни одного народа, ни одной культуры, тем более русского. Именно в такой стратегической линии развития должны идти и тенденции политического и общественного развития современной России. В этом плане идея многонациональности и единства России может быть как ориентир, как стратегическая нить, до которой мы должны доработаться, которую мы должны увидеть и реализовать. Если внимательно посмотреть историю развития многонационального российского государства, российского общества, российской культуры, то через призму разного рода созидания и борьбы эти противоречия, этот путь увидеть можно. Даже в условиях системного кризиса всех сфер общественных отношений, в том числе кризиса познания явлений и процессов, которые у нас с нами происходят. Именно стратегический отечественный взгляд позволяет увидеть и очертания не только
Сегодня стали господствовать крайности, когда, с одной стороны, возвращение как бы к общечеловеческим ценностям, и тогда этнонациональная специфика и многообразие остаются незамеченными. Другая крайность – уничтожение многообразия за счет диктата этнонационального, начиная от Чечни и кончая поисками самой Россией однонациональной «русской идеи» или «русского пути» развития. Это похлеще чем поиск «чеченского пути» развития отдельно от русских. Сегодня важно помочь всем этнонациям найти как свою идею самобытного развития, так и идею российской государственности, российской нации. Дело сегодня не в том, кто изощреннее будет отрицать царское или коммунистическое прошлое нашей страны. Совершенно не в этом дело. Может быть, даже и в идее коммунистического будущего была какая-то солидарная мысль, социальная мечта. Наверное, очень немного истинного на этом пути нам удалось сделать, но и удалось немало. И эта часть сделанного, достигнутого в той или иной степени составляет ценностные ориентации, внутренний социальный мир, достоинство огромного количества людей. И просто так отбрасывать это тоже вряд ли следовало бы в поиске современной, якобы позитивной, но обязательной антимарксистской, антикоммунистической идеи. При всех изъянах развития общества, государства, культуры, духа – это еще и творчество, сотворчество граждан, народов страны, и об этом нельзя забывать.
Россия – это целый мир. Это «особый союз наций и культур» (Н. Козин). И, согласен, что «всякая попытка оторвать российскость от русскости, а русскость от ее российскости неизбежно завершится распадом и гибелью России» [292] . Это правильно, если в российскости видеть именно «… союз наций и культур». Без этой философско-политический идеи трудно найти перспективы единой России.
Кроме того, мне представляется, что многие исследователи преувеличивают, гипертрофируют, якобы, оторванность, обособленность России от остального мира, от остальных народов. Думаю, такой обособленности по важнейшим моментам не было и нет. Как раз-таки Советский Союз определял общие тенденции развития ряда стран и государств. Хорошо это или плохо – это другой вопрос. Но такой обособленности, по-моему, все-таки не было до такой степени, чтобы говорить об оторванности, об изолированности от остального мира. Это неправильный подход. Мир тоже разный, и не везде Америка. Даже в годы советской власти наши люди не хуже знали свою и мировую историю, литературу. Может быть, влияла идеологическая однобокость, но вместе с тем достаточно внимательное изучение Запада, многих других стран через призму негативных качеств. Надо сказать, что эти годы нас знали другие меньше, чем мы знали других. Кроме того, надо ли рассматривать «коммунистический режим» в России только в ракурсе того, что это было исторической аномалией, отклонением от нормального «общечеловеческого пути» (В. Пастухов и др.). Это новый трафарет. Но с другой стороны, нельзя сказать и то, что коммунистический режим в России был историческим достоянием только России. Разве коммунистические идеи вырабатывались только в России? Разве коммунистические партии, коммунистическое движение были только в России? «Не трудящийся да не есть» – сказано еще у апостола Павла. Поэтому данное время не было только аномалией для России. Это был поиск справедливости. Это все стало результатом поиска ответа на однобокое отражение тех глубочайших процессов капитализации общественных отношений и поиска социальной справедливости. Скорее всего, коммунистическая, социалистическая идея была доведена до крайних форм в процессе своей реализации, но вместе с тем это было как раз-таки отражением одного из направлений общечеловеческого поиска социальной справедливости, социального мира, социального общества, социального проекта. Не стал бы пока однозначно утверждать жизненность и такого тезиса, как «распад коммунистической системы в России приведет к утверждению в российском обществе принципов и ценностей западной демократии, что таким образом еще раз подтвердит их универсальность» [293] . Во-первых, еще рано утверждать, что у нас будут работать ценности западной демократии. Во-вторых, у нас не хватит на это терпения. Эти годы настолько исказили принципы и ценности демократии – просто за нее выдавали нашу анархию, беззаконие, вседозволенность и многое другое. Но отдельные принципы и ценности западной демократии власть и криминал сделали не столько достоянием общества, сколько индивидуальным достоянием, и в зависимости от собственных интересов. Повторяю, у нас не хватило терпения доработаться до этих ценностей, не разрушая свои доморощенные ценности. Вновь свергая все подряд, если мы будем катиться в болото унитаризма и бюрократии, то это под «державными» лозунгами лишь усугубит кризис в России. Чтобы подключить все уровни и ячейки российского многонационального общества, важно довести ценности демократии свободы, ответственности и прав до каждой этой ячейки.
292
Козин Н. Указ. соч. С. 464.
293
Козин Я. Указ. соч. С. 464.
Кроме того, совершенно нельзя согласиться с тем, что «российский коммунизм выглядит лишь аномалией в рамках западной культурной ориентации». Во-первых, кризис в России подвел исторически к такой логике развития событий. Во-вторых, нельзя забывать, что российский коммунизм в своей основе передан из западной культуры, из «западной демократии». Социал-демократия – это, прежде всего, западная идеология VXIII–XIX вв. по многим направлениям. Просто недостаточно высокий уровень развития демократии в России и наличие фактически самого архаичного и жесточайшего политического строя того периода – царского самодержавия, позволили здесь увидеть многим в коммунистических идеях выход из того состояния, в котором тогда находилась Россия. Другой более убедительной альтернативы для русского и других народов политическая элита России не смогла предоставить. На Западе же социал-демократию разбавили ценностями демократии и либерализма. Более того, там оказались крепче и гибче и политические режимы.
Скажу по-другому: коммунистическая идея, коммунистическая
Самое странное то, что ныне российское общество где-то вновь вернулось к ценностям и культурным ориентациям начала XX в., даже когда над обществом господствовали этнонационализм и национал-шовинизм, и которые привели к трагедии революции, гражданской войны. Надо ли после этого доказывать, что Россия – это особый мир. Ее история – это развитие уникальности мировой культуры, отличающейся от культуры Запада и Востока, но не оторванности от них. Самобытность культуры – да. Своеобразие видения мира этнонационального и даже отечественного, государственного, с точки зрения России, – тоже вопросов нет. Но говорить в бесконечный раз о нашей уникальности и неповторимости не стоит, даже в духовном смысле, ибо это культура, имеющая мировое значение, может быть и своей уникальностью. Это культура, которая осваивается на Западе и на Востоке с одинаковым интересом. Да, здесь – другой типаж, да, здесь – другие сюжетные линии, но вместе с тем это – культура мировая. Разве А.С. Пушкин – светоч русской и российской культуры, не является мировым явлением? Разве Ф.М. Достоевский и Л.Н. Толстой непонятны за рубежом для народов и людей других культур? В этом плане самобытность, уникальность культурного мира русских и России бесспорны. Отсюда и возможности ее влияния, в том числе на мировую культуру. Но многие достижения русской, российской культуры, влияя на весь мир, мало влияют на нашу повседневную жизнь. Величие культуры тут сочетается с осмыслением бытия.
И в этом смысле нет необходимости гипертрофировать самобытность, исключительность, неповторимость культур. Кроме того, наша культура, как и любая другая, – личностно-индивидуальная. Но на практике у нас преобладают общинные, коллективистские ценности в культуре. Дело даже не в патриархальности сознания, а в особенностях самой общности и общностной культуры, особенностях самой природы, среды обитания, прежде всего, русского народа. Это не центр Европы, не город. В большей степени европейское сознание индивидуально обусловлено потому, что люди начали жить в больших поселках, начали жить в городах. Именно здесь и преобладает индивидуалистическая культура, а для человека, который живет в далеких труднодоступных хуторах и деревнях, коллективистское сознание объективно должно быть превалирующим.
В современных условиях рост индивидуалистского сознания представителей народов России в большей степени обусловлен как раз-таки урбанизацией их жизни, а не какими-то особенностями европейской или евразийской культуры. Допустим, русский домострой, по-настоящему не улавливая весь социально-нравственный смысл, мы преподносим как явление патриархальное, отсталое и т. д. Вместе с тем в русском обществе, сегодняшней русской среде русского домостроя как такового нет, хотя где-то во многом для сохранения устойчивости и порядка в семье, в роду, в народе он пригодился бы. Где-то коллективистские начала преобладают в ущерб индивидуальным, а где-то индивидуалистское начало нередко превалирует в ущерб коллективным интересам. Смотришь по фильмам – человек попадает в беду и сам, почти в одиночестве, борется – где родители, братья, сестры, дяди и тети, двоюродные братья и сестры? С процессом глобализации человек все больше становится одиноким. Вместе с тем идеологическое мировоззренческое содержание в русской, российской культуре меняется чрезвычайно и неоднократно за короткие периоды, т. е. культура таким образом часто лишается своей мировоззренческой основы. Поэтому порой наша культура может быть более абстрагирована, оторвана от действительности, от беспомощности, бесконечной адаптации меняющейся мировоззренческой основы. И эта культура может быть более абстрактная, но более духовная, чем многие остальные культуры. В русской, российской культуре «существуют еще более широкие культурные единства, которые могут быть названы суперсистемами», т. е. «того, что считается в ней реальностью в последней инстанции и ценностью в последней инстанции» (П. Сорокин) [294] . И в связи с этим совершенно правильно уловил диалектику этого процесса П.С. Гуревич, отмечая, что «… народы все более и более утверждаются в своих национальных началах, все более стремятся к самопознанию и самоутверждению. До периода «интернационального сжатия» еще далеко». Следовательно, рано хоронить и этнонациональные культуры, представляющие многообразие современного мира. Значит, рано хоронить этносы, этнонации. Этнонациональный этап своего развития человечество не исчерпало.
294
Цит. по: Философия культуры. Становление и развитие. СПб., 1998. С. 288.
Россия, российская культура отличается и тем, что в производстве этой культуры никогда не участвуют однонациональные субъекты, а участвуют представители самых различных национальностей и культур. Здесь базовой, социальной основой становится многонациональность, и в этом уникальность самой культуры. Отсюда и невозможность поиска какого-то однозначного этнического, этнонационального пути развития, в том числе даже и «русского пути» развития в России. Здесь русскую, российскую культуру производят люди совсем разных генетических основ, начиная от А.С. Пушкина, М.В. Ломоносова и кончая И.С. Тургеневым, А.И. Куприным и т. д. Я уже не говорю о Т.Г. Шевченко, Абае Махмуде, Хетагурове и других. Можно перечислить, и вы увидите десятки этнокультурных линий русской, российской культуры. И типологическая характеристика этнонациональных культур здесь носит характер теоретических построений (М. Вебер). Кроме того, бесконечные революции, кардинальные изменения мировоззренческой основы не позволяли эту культуру сделать какой-то особой культурой с точки зрения ее замкнутости. Из-за отсутствия такой мировоззренческой жесткой и рациональной основы эта культура, повторяю, абстрагируется. Именно в силу этого российская культура, как ни одна другая культура, является общечеловеческой, доступной и по мировоззренческим моментам, и по тем людям, которые производят эту культуру, а значит просторны и ориентации этой культуры. Почему-то все это мы не замечаем, не исследуем, не подчеркиваем.
Представляется также, что не совсем точно определена и роль государства в русской, российской культуре, рассматривая его «субстанциональным воплощением неорганичности российской культуры является государство», и говоря о том, что именно государство, власть «была главным фактором, который обеспечивал культурное движение нации» [295] . Надо сказать точнее: другого выхода у власти не было в России, кроме как способствовать развитию культуры. Это была единственная форма ее сотворчества с народом. В ином варианте власть была бы низвержена. Но чаще – это заигрывание власти с культурой, хотя часто культура и власть были отчуждены друг от друга.
295
Пастухов В. С. 10.