Российские этюды
Шрифт:
И еще. Мне трудно представить себе людей, которым одинаково интересно, что происходило 11 марта 1801 года в Павловском замке и как выдавали пропуска гостям Анны Ахматовой, которая жила на территории секретного института и у нее был пропуск с указанием должности «Жилец». Если тебя сегодня интересует Павел Первый, то надо временно оставить Анну Ахматову в покое.
И время…
Я сделал открытие, что зимой по утрам в этом таинственном городе время идет очень быстро. День вообще пролетает незаметно, а потом начинается бесконечный вечер.
Выпил ты утром кофе, посмотрел сквозь окно на низкие ноябрьские
Но это будет потом. А пока ты идешь по стылым тротуарам, трогаешь холодные черные решетки и смотришь на неброские краски домов над Мойкой, над Фонтанкой, над каналом Грибоедова…
На канале Грибоедова заходишь в казенный дом, чтобы распечатать электронный билет на поезд, который унесет тебя из этого холодного чуда. Номера билета у тебя с собой нет, ты наивно суешь в справочное окошко паспорт, чтобы тебя нашли в компьютере и сказали номер. С таким же успехом ты мог сунуть в окошко бутерброд с колбасой. Компьютер РЖД надежно хранит свои тайны.
Неотвратимо приближается время обеда. Находишь пирожковую кофейню и по ценам понимаешь, что случайно попал в очень значительное место. У окна свободно. Ты сидишь, ждешь официантку и смотришь на Казанский собор. Полное чувство нереальности, которое усиливается, когда приносят пирожки и кофе, пролив его из бокала на блюдце с красивой салфеткой. Потом к тебе подходят две красивые девушки и просят выйти вон. Оказывается, ты заслонял собой ракурс, а им надо было взять друг у друга интервью. Ты думаешь, что неплохо бы и у тебя взять интервью под рюмочку коньяка, но ты чужой на этом празднике молодой жизни. Пока тебе надо стоять грустным столбом у стенки и ждать, когда девушки нащебечутся за столом, где остывает твой кофе.
У Казанского собора много верующих. Они долго размашисто крестятся, а потом, отпихивая меня локтями, пробираются в переполненный храм. Внутри тепло, поет невидимый хор, горят свечи, атмосфера грустного праздника.
Казанский собор в Питере – это нечто уникальное. Он должен был напоминать собор Святого Петра в Риме с его знаменитой площадью. Почему православная церковь должна напоминать центр католицизма? Много загадок было в умах градостроителей.
Но получилось красиво! Мне нравится это собор. И я доволен, что Михаил Кутузов покоится в его стенах. Я, наконец-то, добрался до знаменитых северных ворот – это копия барельефов Жиберти «Врата рая», украшающих баптистерию кафедрального собора во Флоренции. Почему мне было важно найти эти ворота? Наверное потому, что во
Разочарование? Да, конечно! Какой русский человек не найдет повод, чтобы разочароваться в чем-либо. Мое разочарование, к счастью, было мимолетным. Не смог я подойти к северным воротам. И к колоннам не смог подойти из-за ограждения. Почему? А чтобы не писали там ничего! Даже Медного Всадника огородили забором. А то напишут около задницы медного коня «Ося и Киса были здесь», а ты потом гадай, что это значит?
На Дворцовой площади было пустынно и как-то малопразднично. Туристы проходили ее быстро, но успевали сфотографировать Александрийский столп на фоне башенных кранов. Я сделал грустный снимок без столпа, предвидя, что меня заругают за искажение величественности и полного отсутствия благоговения. Но я по-другому не умею.
Стрелка Васильевского острова. Уже это словосочетание заставляет сердце биться, а душе требуется глоток горячительного. Как будто и нет ничего интересного. Серая вода, бегущие на север низкие тучи, мокрый ветер, салатовая линия Зимнего, шпиль Петропавловки, красные носы у невест в белых платьях, веселые гости, незаметно наливающие жениху, медведь с огромными когтями и с замотанной мордой, морячок в черном бушлате, рядом с самодельной пушкой на колесах от сенокосилки. С медведем и морячком можно сфотографироваться. А можно отвернуться от бесконечной Невы, натянуть капюшон, чтобы стало тепло и уютно, смотреть на здание биржи, не обращая внимания на надоедливые капли дождя.
Я никогда не был за зданием биржи. И не знал, что там нет людей. Нет невест, нет туристов с фотоаппаратами, нет даже дорожных рабочих, которые, казалось, были везде. Там тихие улицы, которые называются линиями. Там университет, ботанический сад, там спокойно и прекрасно. Немного дальше дворец Александра Меншикова.
Как непрост был Александр! Готовый, не задумываясь, отдать жизнь за царя, он же был главным вором в государстве. Выйдя из ниоткуда, он стал незаменимым. Он окружал себя роскошью, как все, кого в детстве обижала судьба. И ему все прощали. Прощали потому, что он умел быть другом и умел работать.
В этом дворце до революции было кадетское училище, где учился Александр Суворов. Потом центральные залы закрыли, а на задворках разместилась военная академия тыла и транспорта. Я пишу это со слов женщины, которая сидела в дальнем зале дворца и была единственной, кто не шипел на меня, увидев фотоаппарат, и не удивлялся моего желания перешагивать через ленточки, чтобы, например, проверить качество матраса на кровати хозяина дворца. Она была чудесной, искренне хотела, чтобы любой, кто вошел в ее зал, узнал хоть малую толику того, что знала она.