Российские этюды
Шрифт:
Для тех, кому интересно, скажу, что под фонтаном перед Большим театром строится огромное хранилище декораций с полной автоматизацией. Нажимаешь кнопку «Борис Годунов» и декорации ползут на сцену. Скоро Большой сможет ставить по два-три спектакля в день.
Чуть подальше от метро я стал встречать ученых. Нашего брата я узнаю за версту, особенно сейчас. У них активный взгляд в себя. У нормальных людей взгляд в себя сонный, а у этих очень задумчивый. Так еще смотрят беременные женщины. Настоящие ученые даже об выпить-закусить думают по-особенному, по-ученому! И еще у них обязательно сумки. Раньше были портфели или дипломаты, а сейчас сумки через плечо. Иногда
Тут не было пацанов, которые изображали бы из себя крутых. Вообще таких изображателей стало много меньше. Я не встретил ни одного в эту поездку. То ли мода прошла, то ли все вымерли или выросли. Толпа на улице одета как в Америке. Только иногда встречаются женщины в шубах и в дорогих сапогах на шпильках. В Америке это экзотика.
Интересно, когда меня погубит любопытство? На пешеходном переходе я поставил эксперимент. Светофора там не было, но была «зебра». Я поднял руку перед идущей машиной и пошел через дорогу. Машина встала, я посмотрел на шофера и не увидел ни ошалелости от моей наглости, ни раздражения. Потом я дождался других машин и пошел обратно. Так и ходил туда-сюда, туда-сюда. И все спокойно меня пережидали. Я так увлекся, что забыл, зачем сюда приехал.
Институт
Я зашел в отдел кадров и понял, что машина времени уже изобретена. Это машина сделала те же столы, те же шкафы и женщину за столом, которая сидела тут столько, сколько я себя помню в этом институте. И она ничуть не изменилась.
– Я Дараган, – сказал я, чуть заикаясь от волнения.
– Я знаю, – спокойно сказала женщина.
– Я за трудовой книжкой.
– Я знаю, – снова повторила она.
Она спокойно пошла к шкафу и достала гору трудовых книжек, перевязанных бечевкой.
– Вот тут такие, как вы, – сказала она. – Кто-то умер, кто-то подрабатывает.
– Я не умер, – сказал я.
– Я знаю, – сказала она. – Вы подрабатываете без трудовой книжки.
Я расписался в огромной амбарной книге и получил трудовую. К моей радости, первой там была запись, что я начал свою деятельность разнорабочим. Жаль, что там не написали, какую красивую канаву я выкопал.
Полистав книжку, я увидел свою жизнь. Это очень грустная книжка. Там вся жизнь разложена по пунктам, все готово для ввода в базу данных. Последняя запись была, что я ушел из института по собственному желанию.
– Что-нибудь еще? – спросила женщина.
Ей было неинтересно, чем я занимаюсь и зачем мне книжка. Сейчас я уйду, и в институте останутся только копии приказов с упоминанием моего имени.
– До свидания, – сказал я.
Женщина кивнула и стала перевязывать стопку трудовых старой бечевкой.
Я ходил около корпусов, вспоминая свою бурную жизнь, и тут до меня дошло, что действие в последних главах моей повести происходит именно здесь. А вот и жилой дом, где купил квартиру главный злодей.
И я пошел к этому дому.
Злодей в подъезде
В подъезде любого элитного дома стоит охранник. И этот охранник с большим подозрением относится к незнакомцам, которые добрались сюда без автомобиля.
– Чего надо? – спросил он.
– Я писатель, – скромно сказал я. – Действие моего романа происходит в этом подъезде, и я бы хотел все внимательно посмотреть, чтобы не сделать
– Чего? – спросил охранник.
– Мне нужно сделать фотографию этого подъезда для моего романа, – сказал я твердым голосом.
– Это еще зачем? – спросил охранник.
– У меня в романе тут живет злодей.
– Кто тут живет?
– Злодей! Он тут устроит взрыв и пожар.
– Чего?!
– Это в романе, не бойтесь.
– В каком романе? Шел бы ты отсюдова, пока цел!
Вынимаю камеру и делаю снимок. Охранник открыл рот, но не нашел подходящих слов. Я машу ему рукой и ухожу. Охранник выходит на крыльцо, сплевывает в мою сторону и закуривает.
Левитан
Почему к Левитану у меня особенное отношение? Вроде бы пейзажистов я насмотрелся, сам фотопейзажист, когда людей поблизости нет. Но его знаменитая картина «Над вечным покоем» меня не трогает. Видали мы покой и попокойнее! А трогают меня две его картины, да так трогают, что душа выворачивается! Я прямо живу в них. Каждый раз хочу запомнить их точное название, но вместо этого смотрю на них, представляю там себя и про все забываю.
На первом месте – это лошадь с санями около желтого домика. Кажется, «Мартовский снег» называется. Я даже запах снега ощущаю, когда смотрю на нее. Талый снег, запах навоза, разогретые деревянные стены, теплые комнаты в домике, запах щей и гречневой каши.
На втором месте – майский день. Там деревья светятся на просвет. Дворник небольшой, все такое молодое, радостное.
И мазков в этих картинах раз-два и обчелся. Но каждый мазок на месте.
Короче, выставку картин Левитана, собранную из многих музеев, я пропустить не мог. В зале за мной ходила вредная бабка и бухтела, что фотографировать тут нельзя. Я долго не мог понять, почему она ходит только за мной, а потом увидел, что держу в руках огромную профессиональную камеру, на боку болтается сумка с объективами. Я засунул камеру в сумку и показал, что у меня пустые руки. Она удовлетворенно кивнула, спряталась за столб и контролировала меня уже оттуда.
Я стоял у многих картин, почти уткнув в них нос. Я изучал каждый мазок. Ну как можно таким минимальным набором создавать шедевры!
И еще я сделал открытие: Левитан – график. Небольшая гравюка (или рисунок) «Полет ведьм» меня потрясла. Вот попробуйте, не глядя на его рисунок, придумать, как нарисовать четырех ведьм в полете. Это же какое воображение надо иметь.
Соня и другие
Дочка МС (моей спортсменки) с мужем и двумя детьми живет за городом. Я не буду много о них писать и тем более ставить фотографии. Но вот диалог с Соней (ей три года) я решил привести на свой страх и риск.
– Соня, давай играть в слова. Я знаю слово на букву «а» – арбуз. А ты какие слова знаешь на эту букву?
Мама за моей спиной подсказывает, показывая Соне апельсин и ананас. Но Соня, как настоящая москвичка, слова в простоте не скажет. Она морщит лоб и говорит:
– А я знаю слово на букву «кра»!
– ???
– Кравать!
Мистическое отступление
Москва, как всякий большой город, полна мистики. Можно говорить о странных совпадениях, о теории вероятностей, которая все объясняет, или наоборот – все опровергает в зависимости от настроения математика.