Российские спецслужбы. От Рюрика до Екатерины Второй
Шрифт:
Тайная канцелярия как учреждение появилась на свет в Петропавловской крепости и была типичной временной розыскной комиссией. Толстой быстро составил штат учреждения из шести-девяти подьячих разных приказов и канцелярий. Им обещали, что работа их в канцелярии будет временной, до «скончания дела» Алексея. По устройству канцелярия была похожа на приказное учреждение с по-вытьями — отделениями во главе со старыми подьячими. Вместе с Толстым в качестве его помощников, которых позже стали называть «асессорами», заседали старшие гвардейские офицеры А. И. Ушаков, Г. Г. Скорняков-Писарев и И. И. Бутурлин. Никаких регламентов, инструкций о работе Канцелярии не существовало. В принципе закрытие Тайной канцелярии было предрешено смертью царевича Алексея 26 июня 1718 года. Через несколько дней после этого Толстой постановил отправить обратно в Москву на прежнюю работу дьяка Тимофея Пале-хина, который был „взят к тайным розыскным делам… которые дела ныне произошли к окончанию"» [246] .
246
Анисимов Е. Указ. соч.
Но даже после того, как Толстой выполнил все щекотливые поручения
247
Голикова Н. Б. Указ, соч.; Семевский М. И. Тайный сыск Петра 1. Смоленск, 2001.
248
Анисимов Е. Указ. соч.
Е. Анисимов отмечает, что с «образованием Тайной канцелярии наметилось географическое распределение дел между ею и Преображенским: колодников по Петербургу и окрестностям велели присылать в Тайную, а из Москвы и центральных губерний России — в Преображенский приказ, который стал называться канцелярией. В 1718 году в Москве А. И. Ушаков создал, по заданию Петра, филиал Тайной канцелярии — ее Контору, которая разместилась на Потешном дворе в Преображенском. Деление сыска на два ведомства оказалось временным. Осуществляя реформу управления, Петр предполагал передать политический сыск Сенату. 15 января 1724 года царь указал: „Следующиеся в Тайной розыскной канцелярии дела важные решить, а вновь, подобно прежде бывшим (колодников и дел), присылаемых ни откуда не примать, понеже оставшиеся за решением дела отослать в Правительствующий Сенат и с подьячими... Царь хотел усилить в Москве значение филиала Сената — Московской Сенатской конторы. Она воспроизводила структуру «большого» Сената в Петербурге. Преображенская канцелярия должна была, по примеру Тайной канцелярии в Петербурге, перешедшей в Сенат, стать Конторой розыскных дел Московской конторы Сената. Однако реорганизацию сыска по плану царя из-за его смерти в 1725 году так и не провели. Думаю, что в неисполнении указа царя виноваты сами сенаторы, которые тянули с приемом бумаг от Тайной канцелярии и явно не желали взваливать на свои плечи новое и очень сложное поручение. Петр же, занятый другими делами, их не понукал, да к тому же и сам был непоследователен — приказывал вести в канцелярии новые дела» [249] .
249
Анисимов Е. Указ. соч.
А, может быть, царь, составив распоряжение о реорганизации политического сыска, передумал заниматься этим делом в силу каких только ему понятных причин? Быть может, Петру Алексеевичу, как натуре деятельной, хотелось, чтобы реформированию подверглась каждая клеточка государственного механизма, но такой монстр, как спецслужбы — его вполне устраивал и в первозданном виде? Что могло не понравиться, например, царю в самой механике политического дела: оно «всегда начиналось с извета (доноса). То мог быть чей-то подслушанный разговор, чье-то слово, вырвавшееся в минуту раздражения, даже чья-то шутка; главным доказательством вины считалось собственное признание обвиняемого, главным методом расследования — пытка. Если Уложение царя Алексея Михайловича ее как-то ограничивало, то в петровских застенках она была безгранична — пытали до тех пор, пока не сознается; когда несчастный, наконец «сознавался», его пытали снова, требуя, чтобы назвал сообщников, а когда полуживой он с дыбы выкрикивал чьи-то имена, названных тотчас хватали — и политическое дело разрасталось. Тут работали профессионалы, у них были специально разработанные инструкции: рекомендовалось, например, прерывать пытку, чтобы дать ранам затянуться: истязание по затянувшимся ранам было уже вовсе непереносимо. Многие умирали на пытке, а оправдательных приговоров Приказ практически не знал. Если не казнили смертью, то увечили, клеймили (порохом, который поджигали на лице по форме клейма, чтобы навечно держалось) и ссылали на каторгу — всегда вместе с семьей — в разные концы страны, чаше на Север, а всего чаше в Сибирь. Сосланные шли пешком сотни верст (и умирали в пути). Шли немые, безносые (если не смертная казнь, то урезание языка, вырывание ноздрей), искалеченные кнутом, шли вместе с малыми детьми и стариками. Шли, пугая своим видом жителей городов и деревень, мимо которых проходили» [250] .
250
Чайковская О. Великий царь или Антихрист? // Звезда. 2001. № 3.
Все по принципу: «Вор должен сидеть в тюрьме!»
И еще один аспект, который нами уже подымался, но требующий более подробного разбора: взаимоотношения сыскных политических структур и православной церкви. Здесь центральную роль во времена Петра Алексеевича играл Феофан Прокопович, государственный и церковный деятель, писатель и поэт, глава Ученой дружины, обладавший даром реформатора: он обосновал замену патриаршества Синодом, составил церковный труд «Духовный регламент», но и сыграл «зловещую роль» в преследовании старообрядцев. Был одним из первых лиц в организации Академии наук, завел при своем доме школу для сирот, писал лирические стихи на русском, латинском и польском языках, ввел в употребление слово «россиянин», рассчитывая, таким образом, способствовать ассимиляции многочисленных иностранцев, привлекавшихся на русскую службу.
Полный «джентльменский набор» [251] .
Но историки подходят к этой личности сдержанно и прозаично:
«Во многом история взаимоотношений церковных и сыскных органов отражала то положение, в котором находилась церковь в самодержавной России со времен Московской Руси. А эти взаимоотношения сводились к полному подчинению
251
Семевский М. И. Тайный сыск Петра I. Смоленск, 2001; Веретенников В. И. История Тайной канцелярии Петровского времени//Записки Харьковского университета. 1910. № 4.
252
Анисимов Е. Дыба и кнут. Политический сыск и русское общество в XVI[I в. М., 1999.
Интересные факты: сами священники брали на себя функции не только добровольных доносчиков, но и таких же добровольных следователей. Последние свидетели-священники оказывались, как видим, даже в большей степени профессионалами, чем те, которых подбирал в свое ведомство Ромодановский. Ну, что же, для России такая вещь — священники как следователи спецслужб — не вызывает удивления. Конформизм проявлялся во всех срезах общества и уж тем более в священнической среде, которая, пожалуй, ближе всех стояла к российскому высшему свету.
А потому, как правило, люди в рясе не могли остаться в стороне от участия в важнейших политических процессах. «Они становились подследственными (изветчиками, ответчиками, свидетелями). Их пытали, казнили, как и любого из подданных государя. При этом светская власть грубо вторгалась в сферу компетенции церкви, мало считаясь с мнением православных иерархов. И в рассматриваемое время это было нормой. Когда в 1703 году были арестованы дьякон Иесей Шоша и монах Симонова монастыря Петр Конархист за сочинение «непристойной тетради», то Ф. Ю. Ромодановский отослал преступников в Духовный приказ с указанием расстричь их и наказать Стефан Яворский признал вину Конархиста не столь великой и отпустил его в Симонов монастырь, а более виноватого Шошу сослал на покаяние в Соловецкий монастырь. Узнав об этом мягком, на его взгляд, приговоре, Ромодановский распорядился пересмотреть решение местоблюстителя патриаршего престола и сослать Шошу не просто на покаяние, а в «монастырские жестокие труды» на Соловки, а Конархиста отправил в не менее суровое место — Кириллов монастырь» [253] .
253
Анисимов Е. Указ. соч.
Задержим внимание на этой фразе «это было нормой». Но нормой было и вмешательство церкви в светскую жизнь, обвинения, выдвигаемые иерархами по отношению к отдельным гражданам, откровенное «наускивание» политического сыска на своих оппонентов из той же светской среды.
А уж упрятать обвиненных порой в мифических грехах церкви было куда. Интересно, существовала ли при русской православной церкви некая структура подобная, например, Преображенскому приказу. Может быть, и существовала. Но, в принципе, и на «свет», и на церковь хватало одних «преображенцев», которые, как правило, и не собирались прислушиваться к возражениям духовных пастырей. Так, в 1725 году был подвергнут аресту архимандрит Иона Сапникеев. Синод выразил недовольство: «Знатные духовные персоны арестуются иногда по подозрениям и доносам людей, не заслуживающих доверия, от чего не только бывает им немалая тягость, но здравию и чести повреждение». Обращение это осталось без ответа: Иона на свободу не вышел. «Единственной уступкой служителям культа было соблюдение правила, запрещающего пытать священнослужителя. Но это затрудение сыском преодолевалось легко. Тайная канцелярия попросту требовала от Синода прислать попа для расстрижения преступника — священника или монаха («обнажение от монашества»), Процедура эта занимала несколько минут, и с этого момента священник или монах, которому срезали волосы и обрили лицо, становился «распопом», «расстригой», причем бывшему монаху возвращали его мирское имя («И вышеозначенной монах Иоаким… при обнажении сказал, что в бельцах было имя ему Иаков Ведениктов сын», и дверь в застенок для него была широко открыта: «О нем объявить в Синоде… и когда с него то [сан] сымут, указал Е. в. накрепко пытать». Так распорядился Петр I об архимандрите Гедеоне. Естественно, что приговоры сыскных и иных органов государства о лишении сана и наказании церковников подлежали обязательному исполнению Синодом, хотя ему часто разрешали определить место заточения. Можно было считать милостью, если государь позволял наказать преступника, не расстригая его, или отдавал его в руки церковного суда» [254] .
254
Анисимов Е. Указ. соч.
Как видим, последнее слово в споре между политическим сыском и церковью (которая всеми силами стремилась удерживать за собой государственную и общественную значимость) оставалось за императором, который, стоя над схваткой, все же как опытный кукловод вовремя дергал за все веревочки, правильно расставляя акценты. (Правильно, конечно, исходя из собственных интересов, даже если они не совпадали с интересами спецслужб.)
Но Петр, как нам кажется, переигрывал, и в последние годы жизни это было особенно заметно. Спецслужбы потихоньку подминали под себя все общество, все его слои. Это грозило большими опасностями, как для обывателей, так и для самого императора: его могли попросту «отодвинуть» в сторону (учитывая, что здоровье подводило его все чаше и чаще, а наследников он так и не назначил).