Российские университеты XVIII – первой половины XIX века в контексте университетской истории Европы

Андреев Андрей Юрьевич

Если успешная деятельность К. Мейнерса по подбору профессоров в Московский университет не раз фиксировалось в историографии, [975] то переписка Муравьева с другим немецким университетским корреспондентом, профессором Йенского университета Шицем (о факте которой сам Муравьев сообщал в отчете попечителя за 1803 г.²⁰⁰) ранее историками не рассматривалась. Христиан Готфрид Шиц (Sch"utz) (1747–1832) занимал в Йене кафедру красноречия и получил известность, издавая при университете вместе с Ф. Шиллером «Литературную газету». Он также дружил с В. фон Гумбольдтом и проявлял близость к его идеалам, выдвигая в своих работах новые подходы к университетскому образованию. [976] В этом смысле само обращение к нему Муравьева (вероятно, по рекомендации Клингера) служило еще одной характерной точкой пересечения пространств российских и немецких университетских реформ начала XIX в.

975

См., напр.: Петров Ф. А. Немецкие профессора в Московском университете. М., 1997. С. 47.

976

В 1794 г., живя в Йене, Гумбольдт участвовал в «Литературной газете» Шица, часто навещал его дом, а позже переписывался с ним по филологическим вопросам — Тайм Р. Вильгельм фон Гумбольдт. М., 1899. С. 77, 87; Walther H. G. Reform vor der Reform. Die Erfahrungen Wilhelm von Humboldts in Jena 1794 bis 1797 // Humboldt International. S. 47.

Публикация

первого из писем Муравьева к Шицу находится в издании обширной литературной переписки профессора, выполненном его сыном. [977] Письмо датировано 9 февраля 1803 г., т. е. тем же днем, когда Муравьев отправил от своего имени первое из писем к К. Мейнерсу. Более того, это письмо является дословной копией текста, полученного Мейнерсом, где Шицу также сообщались области знаний, в которых испытывал нужду Московский университет, условия приглашения и требования к кандидатам. Типовой характер письма позволяет сказать, что каких-либо личных контактов у Муравьева с Шицем прежде не было; возможно, они и не сложились. Ответ Шица Муравьеву если и существовал, то до сих пор не обнаружен, но, скорее всего, профессор из Йены не проявил такого же рвения, как его коллега из Гёттингена: по крайней мере, с участием Шица ни один из профессоров в Москву или другие российские города приглашен не был. [978]

977

Ch. G. Sch"utz: Darstellung seines Lebens, Charakters und Verdienstes; nebst einer Auswahl aus seinem litterarischen Briefwechsel mit den ber"uhmten Gelehrten und Dichtern seiner Zeit / Hrsg. von F. K. J. Sch"utz. Bd. 2. Halle, 1835. S. 257.

978

Поэтому следует скорректировать повторяемые вслед за М. И. Сухомлиновым в историографии утверждения о приглашении ученых в Россию «через посредничество профессоров Мейнерса и Шица».

Попечитель Харьковского университета, граф Северин Осипович Потоцкий (1762–1829) подошел к процессу приглашения профессоров во вверенный ему новый университет весьма широко. Не ограничившись, как M. Н. Муравьев, общением с одним иностранным корреспондентом, он лично обращался с письмами ко многим светилам европейского ученого мира (в том числе и к Мейнерсу), и даже использовал для приглашения профессоров в Харьков предпринятое им в 1803–1804 гг. путешествие за границу. Однако при всем этом обращает на себя внимание явное противоречие между обещаниями попечителя, выдающимися учеными именами, которые звучат в его переписке, и достаточно скромным результатом, которого он добился в первые годы своей деятельности, предшествовавшей открытию университета (состоявшемуся 17 января 1805 г.). Да и затем Харьковский университет по количеству крупных ученых и результатам их научной деятельности заметно уступал Московскому.

Из контактов Потоцкого со средой немецких университетов в период поиска профессоров в Харьков наибольший интерес представляет его переписка с И. В. Гёте, которая относится к 1803–1804 гг., т. е. тому периоду, когда Гёте сам деятельно участвовал в переустройстве Йенского университета.

Потоцкий впервые обратился с письмом к Гёте из Львова 24 октября 1803 г. Дело в том, что в апреле 1803 г. харьковский попечитель по семейным обстоятельствам выехал из России за границу (в Вене лежал при смерти его отец), передав все дела по организации университета на месте, в Харькове, В. Н. Каразину, а обязанности попечителя округа – H. Н. Новосильцеву. Летом 1803 г. Потоцкий жил в Вене, где охотно вел разговоры в высшем обществе о будущем расцвете народного просвещения в России и о наборе профессоров в создаваемый им новый университет. В интересах последнего Потоцкий даже запланировал путешествие по северной и центральной Германии, чтобы посетить лучшие тамошние университеты (о чем сообщал Гёте князь А. Чарторыйский в письме от 10 июня 1803 г. [979] ), но после смерти отца граф вынужден был ехать в свои имения в Галиции.

979

Briefe an Goethe. Gesamtausgabe in Regestform / Hrsg. von К. H. Hahn. Bd. 4. 1802–1804. Weimar, 1988. S. 233.

Впрочем, главным препятствием для того, чтобы вести приглашение ученых, по мнению Потоцкого, служило отсутствие необходимых средств, которые министерство народного просвещения отказывалось выслать ему за границу «Счастливым счел бы я себя, – писал он Каразину еще из Вены, предположительно, в июле-августе 1803 г., – если б мне удалось быть действительно полезным для всего округа, высочайше мне вверенного; и обстоятельства могли бы, казалось, благоприятствовать во время моего путешествия по Германии и далее: можно было бы легко приискать здесь дельных профессоров; но к сожалению все средства к исполнению этого у меня отняты: мне не высылают денег, о которых я так настоятельно просил перед отъездом, а без них, ничего не поделаешь, никто из порядочных людей не согласится оставить свое место и пуститься в далекий путь, не имея в кармане, по крайней мере, третного жалования и сотни четыре или пять рублей на дорогу, что составляет более 1000 рублей на человека, а я решительно не могу тратить теперь таких сумм из собственного своего кармана». [980] А харьковскому губернатору И. И. Бахтину он сообщал: «И представьте, готовы ехать к нам такие светила, как философ Фихте, математик Пуассон, астроном Лаланд… Но закончить, не имея в руках нужных средств, невозможно. И я уже определенно скомпрометировал себя тем, что начал переговоры и не довел их до конца. Скомпрометировал не только себя, но и наше государство, о котором все газеты протрубили (ссылаясь на меня), что Россия вступила, наконец, в век просвещения!»²⁰⁶ Действительно, Филадельф Каразин упоминал, что среди бумаг его отца хранились письма Фихте, Пуассона, Лаланда и «других европейских знаменитостей» по поводу приглашения в Харьков, [981] но, как видим, у Потоцкого все это ограничивалось лишь светскими разговорами за полной невозможностью привлечь их какими-либо особыми выгодами и преимуществами. Каразин же, требовавший выплаты из Петербурга полной суммы штатных средств на Харьковский университет (из которых хотел 20 тыс. руб. истратить на приглашение профессоров), добился лишь разрешения на их использование в следующем, 1804 г. [982]

980

PC. 1875. № 10. С. 271–272.

981

PC. 1875. № 11. С. 472. О попытке приглашения Фихте в Харьков рассказывал в конце 1830-х гг. его сын, упоминание о чем присутствует в переписке Н. В. Станкевича из Берлина – Переписка Н. В. Станкевича (1830–1840). М.,1914. С. 466.

982

Багалей Д. И. Опыт истории Харьковского университета (по неизданным материалам). Т. 1 (1802–1815). Харьков, 1893. С. 133–134.

Правда, во время пребывания во Львове в октябре 1803 г. Потоцкий зачислил трех человек на должности профессоров и адъюнктов Харьковского университета, но их заслуги и положение в ученом мире ничего общего не имели с только что звучавшими именами знаменитостей. [983]

Поэтому, чтобы найти «дельных профессоров», Потоцкий принял решение о поиске ученого посредника, который мог бы приискать ученых для России на «стандартных» условиях (тех же, что Муравьев уже сообщил Мейнерсу и Шицу, т. е. 2000 рублей жалования, чин надворного советника и т. д.), и обратился за этим к Гёте. Представившись как «куратор университета, который ищет профессоров», он просил помощи у веймарского советника, который «сам находится во главе выдающегося университета». Потоцкого прежде всего интересовали кандидатуры в области нравственно-политических наук, химии, физики, прикладной математики. Чтобы сделать новый университет привлекательнее, Потоцкий расхваливал климат Харькова (где, впрочем, сам тогда еще ни разу не был) и изобилие товаров на юге России. [984]

983

Профессором латинской словесности и эстетики Харьковского университета был определен выпускник Венского университета, преподававший некоторое время во Львове, Л. А. Умляуф; адъюнктом французской словесности – уроженец Нанси, добравшийся до Львова, Н. Паки де Совиньи, и адъюнктом политических наук и государственной экономии – выпускник Пражского университета И. Ф. Гамперле. Такой ученый, как И. Б. Шад, оценивавший коллег с точки зрения научного уровня протестантских немецких университетов, очень сокрушался впоследствии, имея в виду эти и другие приглашения харьковского попечителя, что «какой-то злой дух, должно быть, внушил Потоцкому столько доверия к австрийским ученым; они – живые сундуки, набитые старыми воспоминаниями, и ветрогоны» – Briefe an Goethe. Bd. 4. S. 513.

984

Briefe an Goethe. Bd. 4. S. 324.

Гёте, несмотря на свою огромную занятость, живо откликнулся на просьбу, передав ее в соответствующие ученые круги Йенского университета, и вскоре, в середине ноября 1803 г. получил отклики от трех его представителей – профессора И. Б. Шада, согласившегося занять в Харькове кафедру естественного права, молодого доктора И. Л. Шнауберта, принявшего приглашение на кафедру химии, и И. К. Фишера, претендовавшего на кафедру физики. [985] В ответном письме к Потоцкому от 27 ноября 1803 г. Гёте представил попечителю всех трех ученых, особенно выделив Шада, подробно перечислив его труды и рекомендовав его как профессора «морали, естественного права и всеобщего государственного права», способного, вообще, читать все лекции, «содержащие теоретическую и практическую философию» [986] (именно кафедру философии Шад в результате и получил в Харькове).

985

Ibid. S. 336, 338, 340.

986

Goethes Werke [Weimarer Ausgabe] (далее WA). Abt. IV. Bd. 16. № 488. Weimar, 1894. S. 359.

Ответ Гёте не скоро достиг Потоцкого, поскольку вынужден был вслед за ним блуждать по Европе. В ноябре 1803 г. Потоцкий вместе с Чарторыйским вновь находился в Вене, и именно к этому времени относится известный эпизод, часто используемый при описании того, как попечитель находил профессоров для Харькова, и служащий прекрасной иллюстрацией «светского характера» многих приглашений Потоцкого. Во время бала граф познакомился с австрийским подданным, выпускником Гёттингенского университета, сербом по национальности А. Стойковичем и тут же, прямо на балу, подписал с ним условия поступления в Харьковский университет на кафедру физики, причем одновременно Стойкович отказался от предлагавшегося ему австрийским правительством поста министра по делам славян (из-за нежелания переходить в католичество) [987] . Приглашение серба из австрийских владений имело вполне четкую политическую подоплеку: согласно инструкции, данной Потоцкому министром народного просвещения графом П. В. Завадовским, для приглашения в Россию рекомендовалось использовать выходцев из славянских земель Австрии, поскольку для них русский язык «не был чужд» [988] . Тогда же, в ноябре 1803 г., в венской придворной аптеке Потоцким был найден и адъюнкт для кафедры химии, Ф. И. Гизе (который, правда, не имел ученой степени и университетского образования, служа там помощником аптекаря).

987

Сухомлинов М. И. Исследования и статьи по русской литературе и просвещению. Т. 1. СПб, 1889. С. 69, 93—96. 

988

Там же. С. 70.

После приглашения Стойковича кафедра физики, кандидатуру для замещения которой Потоцкий ранее просил искать Гёте, оказалась уже занятой. Поэтому, получив только в январе 1804 г. (опять во Львове, куда Потоцкий вернулся после месячного пребывания в столице Австрии) ответ из Йены, попечитель должен был отказаться от услуг Фишера, представив Гёте в качестве обоснования, что его сочинения «содержали только начальные принципы науки». [989] Шад и Шнауберт же были зачислены Потоцким в штат Харьковского университета, и он вместе с ответным письмом выслал им часть жалования и деньги на проезд в Россию (очевидно, из средств, наконец поступивших от министерства народного просвещения). 24 февраля 1804 г. Шад и Шнауберт получили свои официальные приглашения в Харьков и начали собираться в путь, о чем Гёте немедленно уведомил Потоцкого. [990]

989

Briefe an Goethe. Bd. 4. S. 406. М. И . С ухомлинов трактовал такое решение Потоцкого как следование «высоким научным критериям», в чем можно усомниться: ведь и Стойкович, при всем уважении к той роли, которую он в будущем как ректор сыграл для Харьковского университета, также не ушел в своих научных работах намного дальше «начальных оснований» физики, являясь не ученым-исследователем, как, например, ректор Московского университета физик П. И. Страхов, а «хорошо образованным писателем-компилятором» — Петров Ф. А. Указ. соч. Т. 2. С. 296.

990

WA. Abt. IV. Bd. 17. № 4858.

Новый виток переписки попечителя Харьковского университета с Гёте связан с поиском профессоров на кафедры политической экономии и ветеринарии. Знаменитый профессор Гёттингенского университета Г. Ф. Сарториус, к которому обратился Гёте, отказался ехать в Харьков (о чем Гёте сообщил Потоцкому 25 июля 1804 г. [991] ), но зато порекомендовал своего ближайшего ученика, молодого доктора Ковердена. Подключение к процессу по инициативе Гёте гёттингенских ученых оказалось плодотворным, и в нем, конечно же, принял участие К. Мейнерс, который 12 августа 1804 г. писал Гёте, что «готов помогать с приглашениями по каждой научной отрасли» [992] . В феврале 1805 г. Мейнерс, действительно, получил письмо от Потоцкого «с почетным поручением предложить достойных кандидатов на многие кафедры в Харьков» [993] .

991

Там же. № 4929.

992

Briefe an Goethe. Bd. 4. S. 510.

993

Stieda W. Op. cit. S. 87.