Российский флот в Средиземноморье
Шрифт:
Сенявин настоял, чтобы в "конвенцию 4 сентября" (нов. ст.) был включен пункт, по которому сам он и все его офицеры, матросы и солдаты (морской пехоты) могут возвратиться немедленно в Россию без всяких условий, то есть имеют право, вернувшись, хоть сейчас принять участие в военных действиях против Англии. Много потом нареканий пало на Коттона в Англии за то, что он уступил Сенявину в атом вопросе.
Во французской историографии о судьбе сенявинской эскадры с давних пор повторяется старая фальсификация Тьера, который излагает события так: "Они (англичане — Е. Т.) отказались обойтись с адмиралом Сенявиным так хорошо, как этого требовал Жюно, больше во имя щепетильной чести (par un scrupule d’honneur), чем по велению долга, так как этот адмирал, который мог бы спасти общее дело, помогая французам, погубил его, отказавшись это сделать, и не заслуживал нисколько, чтобы из-за него были затруднены переговоры. Тем не менее Жюно потребовал,
Здесь все лживо от начала до конца: 1) Жюно и не думал предъявлять подобных "требований" о Сенявине, а потому англичанам не пришлось и "отказывать". 2) Вовсе не Жюно грозил борьбой, от которой мог бы пострадать Лиссабон, а Сенявин, и никто больше. Все это нагромождение лжи опровергается, впрочем, немедленно самим Тьером, который вдруг добавляет, что Сенявин "к счастью афишировал (afficha) свое желание вести переговоры за свой счет, очевидно, не желая ни в чем одолжаться перед французской армией, от которой он ничего не заслужил. Жюно поспешил согласиться, и тогда, когда главная трудность была устранена, быстро пришли к соглашению".
Так изображает Тьер переговоры, начатые Жюно с англичанами и приведшие к спасению русской эскадры, после того, как Жюно, и пальцем не двинувший, чтобы спасти русских, и даже не уведомивший Сенявина, сел со своим войском на английские суда и отбыл, согласно договоренности с англичанами, в полном составе и со всеми боеприпасами во Францию, где их всех благополучно и высадили 9.
Так писалась на Западе история сенявинской экспедиции! "Правдивость" Тьера в европейской историографии там, где речь идет о России, особенно о русской военной истории, явление не индивидуальное, а общее. Если они не лгут, то стараются совершенно обойти молчанием "неудобные" факты.
Офицеры, участники сенявинской экспедиции, всецело одобряли образ действий своего адмирала. У русских было 7 кораблей и один фрегат. А у англичан было тут же 15 превосходно вооруженных кораблей и 10 фрегатов, да еще и артиллерия фортов, уже занятых англичанами и мимо которых пришлось бы русской эскадре пройти. Из английских кораблей 3 было 100-пушечных, остальные 70-пушечные. "Наше положение было критическое, нам предстояла славная и бесполезная для отечества смерть. Сенявин своим решительным отзывом, что он погибнет под стенами Лиссабона, убедил баронета Коттона заключить конвенцию", — пишет Панафидин, гордящийся тем, что "все войска на кораблях должны возвратиться в Россию без всякого условия насчет нашей службы, сохраняя все почести и с флагами… Итак, мы оставляем Лиссабон, идем вместе с английскими кораблями в Англию под своими флагами, точно как в мирное время. Не хвала ли Сенявину, умевшему вывести нас с такою славою из бедственного нашего положения?" 10
Эскадра Сенявина в Англии. Нарушение англичанами подписанной ими конвенции. Возвращение в Россию
31 августа (12 сентября) 1808 г. Сенявин со своей эскадрой, состоявшей из семи кораблей и одного фрегата, отбыл из Лиссабона. Корабли "Рафаил" и "Ярослав" оказались с такими повреждениями, что их пришлось оставить в Лиссабоне для ремонта. Англичане обещали послать эти два корабля к Сенявину в Портсмут. Сенявин не знал тогда, что англичане не выполнят своего обещания. 27 сентября (нов. ст.) 1808 г. русская эскадра прибыла на Портсмутский рейд.
В течение всего плавания двух эскадр от Лиссабона до Портсмута русский флаг развевался на всех кораблях эскадры Сенявина. Мало того, желая выразить свое почтение к русскому флотоводцу, Коттон заявил, что так как Сенявин выше его чином, то "соединенная эскадра" (англо-русская) идет под верховным командованием Сенявина.
Все это не понравилось в Лондоне, когда там узнали о деталях конвенции и обстановке плавания в Портсмут.
Прибыв в Портсмут 27 сентября, Сенявин поднял на русских кораблях флаги, которые и развевались целый день, несмотря на протест британского адмиралтейства, заявившего, что "неприятельский флаг" должен быть спущен. Сенявин получил вместе с тем предложение съехать на берег вместе со всеми офицерами. Он согласился спустить флаг "в обыкновенное время по захождении солнца, с должными почестями" и прибавил в бумаге, посланной им командиру порта адмиралу Монтегю: "Если же ваше превосходительство имеете право мне угрожать, то, нарушая сим святость договора, вынуждаете меня сказать вам, что я здесь еще не пленник, никому не сдавался, не сдамся и теперь, флаг мой не спущу днем, и не отдам оный, как только вместе с жизнию моею". Монтегю не настаивал. На предложение съехать на берег Сенявин дал категорически отрицательный ответ за себя и за своих офицеров. Что касается истории
С самого Начала этого "портсмутского стояния" русской эскадры Сенявину пришлось считаться с упорным стремлением британского адмиралтейства исправить то, что оно считало ошибкой Коттона, другими словами, нарушить конвенцию 4 сентября и как-нибудь незаметно перевести русских на положение военнопленных. "Англичане так были огорчены видеть наш флот в первом их порту под своими (русскими — Е. Т.) флагами, что сказали насчет этого, "что ежели флот русский будет иметь свою историю, то в заглавии поместить: лиссабонская конвенция. И мог ли адмирал Коттон выиграть переговорами с известным в сем деле вице-адмиралом Сенявиным, который умея своими переговорами сохранить Боко-ди-Каттарскую провинцию от французов и австрийцев?" 2
С русским сподвижником Сенявина Панафидиным, считавшим, что "искусное соображение нашего славного вице-адмирала вывело честь флага из такого стесненного положений с такой пользою для государства", оказался согласен и лондонский лорд-мэр, заявивший, что "конвенция, заключенная в Лиссабоне, не приносит чести Англии" 3.
Нарекания против Коттона все же не привели к обвинению Коттона военным судом: "Коттон в свое оправдание сказал, что он мог бы истребить слабый русский флот, но что он уважал русских и их достойного начальника и не хотел допустить до отчаянного поступка, объявленного ему Сенявиным, и всегда останется в тех мыслях, что русские давнишние друзья англичан, которых обстоятельства заставили на время перемениться" 4.
Английские власти делали все от себя зависящее, чтобы уклониться от точного исполнения этой очень раздражавшей их конвенции, подписанной Коттоном и Сенявиным 4 сентября 1808 г. Мэкензи, назначенный для выполнения конвенции, заявил Сенявину, что переправить русские экипажи в Россию никак невозможно, потому что корабли Швеции, находящейся в войне с Россией, будут останавливать в море суда и требовать выдачи русских моряков и солдат.
В ответ на повторные жалобы Сенявина Мэкензи сообщил ему 14 марта 1809 г., что лорды адмиралтейства решили отправить всех русских офицеров со всем прочим экипажем в Архангельск, "как только время года позволит это". Сенявин просил сообщить, что же именно теперь препятствует точному исполнению конвенции и почему нужно русских отправлять в Архангельск, а не в балтийские порты? Сенявин знал, до какой степени это видоизменение в "пункте прибытия" вредно: они фактически на долгое время выводило его эскадру из состава действующих сил русского флота, что очень устраивало британские морские власти ввиду очень сомнительных и критических русско-английских отношений в тот момент. Но что было делать?
Сенявин просил, по крайней мере, сообщить ему о причинах такого грубого нарушения конвенции, заключенной в Синтре, просил, кстати, и о том, чтобы ему выдали квитанции на отобранные у него в Портсмуте порох, пушки и паруса. Просил также квитанций и на все, забранное в Лиссабоне с пришедших туда двух отставших судов эскадры — "Рафаила" и "Ярослава" 5. Англичане не торопились с ответом: ведь Сенявин был вполне в их руках. Переписка продолжалась в марте, апреле, мае… Сенявин настаивал на своем праве требовать честного и точного выполнения конвенции, а англичане, отвечая с большими паузами, уклонялись от прямого ответа. Сенявин раздражался все более и более этой явной недобросовестностью. 19 июня он написал лорду Малгрэву новое большое письмо, в котором решительно жаловался на "пустые предлоги" и отговорки, которые пускались в ход с английской стороны, когда речь шла о том, чтобы отпустить эскадру и, прежде всего, экипажи судов в Россию и, пока они находились в Портсмуте, хотя кормить их сколько-нибудь сносно. Сенявин написал милорду, что он просто не видит конца и выхода из трудного положения, в котором очутился. 16 июня он получил от британского адмиралтейства бумагу "по поводу бесцельного продления своего пребывания в Англии". "Я ничего в этой бумаге не усматриваю, кроме путаницы (I’embrouillement) и пустых предлогов, приводимых с целью не исполнять священных обязательств. Опыт показал мне, что невзирая на все устные и письменные обещания, подданные его императорского величества, которые по случайным обстоятельствам (casuellement) тут находятся, должны зависеть от произвола власти и оказываются настолько в угнетенном положения, что нет тому примера даже между нациями, непримиримо враждебными, а еще менее между такими, которые могут претендовать на взаимное уважение". Писал он и о других беззаконных нарушениях конвенции.