Российский колокол №5-6 2017

Коллектив авторов

Кенст предплечьем, чтобы не выпустить Сашиной руки, запечатал себе рот, но глаза, лезущие из глазниц, явственно показали, как тяжело ему дается молчание.

– Понял, – ответил Саша. – Это что, не лечится?

– Тут – не лечится, – кое-как справившись с бедой, сказал Кенст. – Там, в проявленном мире, еще можно сопротивляться…

– А как тут со временем? – спросила Северина.

– Как когда. Иногда – близко к реальному, но обычно – спрессованное. Идем отсюда. Если тут ошивается Спам – я за себя не ручаюсь!

Тощенький и сутулый Кенст в проявленном

мире был неплохим бойцом, Северина видела, как он махал двуручником на тусовках реконструкторов. Надо думать, и кулаки у него были твердые и быстрые.

– А что, Спама можно… это… надавать ему по ушам?..

– Не знаю, не пробовал. Наверно, можно. Но нельзя – тогда я вас отпущу, гоняйся потом за вами…

Кенст повел по дороге мимо скалы, которая заменила телебашню. Со скалы сползали желтые и серые языки – песочные и галечные ручьи.

– Тут что, все меняется, только рельеф местности постоянный? – спросил Саша.

– Не знаю, я об этом не задумывался. Уважаемый Олл, наверно, знает. Уважаемый Олл и Хрен – они все знают.

– Ты нас к ним ведешь?

– Ну да, к кому же еще.

Там, где дорога раздваивалась, стоял указатель, срубленный из неотесанных досок и с выжженными буквами. Направо было «Хухры», налево – «Мухры».

– Это что же, населенные пункты? – удивился Саша.

– Ну да.

– И кто там проживает?

– Да мало ли кто? В Хухрах у Оказии дом. Только она там почти не бывает – она на заработках. Кому что нужно передать – с Оказией посылают. Это надежнее, чем с почтовыми магами. Они же через пространства шлют, а пространства по-всякому совмещаются, письмо может уйти невесть куда и пропасть. А Оказия сама все носит.

– А Мухры? – поинтересовалась Северина.

– Там Кайф иногда прячется. Совсем бедолажка забегался. Все его ловят, ловят, ни минуты покоя нет. Только в Мухрах может отсидеться за частоколом.

– Что ж он там не живет? – спросил Саша.

– А у него план – сколько раз в месяц к кому следует приходить. Он, пока плана не получит, сам не знает, чей он. Высунется из-за частокола по делу – а эти, обормоты неприкаянные, его тут же ловить начинают.

– План? И кто же ему планы составляет?

– Начальство там какое-то есть, – неуверенно ответил Кенст. – Я тоже в списках. Ко мне три раза в год приходит…

Северина хотела было спросить, тот ли это Кайф, что случается между мужчиной и женщиной, но не посмела.

– Так нам в Хухры или в Мухры? – строго спросил Саша.

– В Хухры… Туда, живо!

Кенст поволок Северину и Сашу в заросли кустарника, смахивающего на сирень, но с пестрыми соцветиями.

– Ты чего, ты чего?! – возмутился, споткнувшись, Саша, потянул за собой Кенста, и они все втроем рухнули за куст.

– Танателла! Погоди… раз она из Мухров пляшет, так, значит, уважаемый Олл сейчас там? Так… слышите?..

Действительно, где-то за поворотом звучала очень тихая и очень ритмичная музыка, подозрительно знакомая Северине и ничего не говорящая Саше.

– А прятаться зачем? – спросил Саша, сильно недовольный падением. Он привык быть самым ловким,

самым устойчивым в любой ситуации, к тому же на него смотрела женщина, которую он считал своей, а это даже больше, чем любовь.

– Так Танателла же… Это ее танцующая ипостась, есть еще две, не такие вредные, но тоже – гадость порядочная… Не отпускай руку! – прикрикнул Кенст. – Значит, она в Мухрах откусила кусочек от уважаемого Олла и пляшет сюда довольная…

– Россини! Тарантелла! – воскликнула Северина.

– Да тише ты… Танателла – она сейчас и есть тарантелла, понимаешь?

– Не понимаю.

– Молчи…

Из кустов они наблюдали, как на дороге, ведущей из Мухров, появилась женщина в пестрой юбке, из-под которой виднелись пышные оборки белых панталон, и, двигаясь танцевальной побежкой, проплясала мимо. Откуда звучала музыка – они не поняли, но Кенст потом сказал:

– В нее какая-то техника встроена, я так понимаю. Когда она – Танателла, то звучит. Когда Жозефина Павловна – крякает и романсы исполняет. Когда просто Непруха – то что-то фольклорное, кадриль, что ли…

– Так она робот, что ли? – удивился Саша.

– Может, и робот, кто ее разберет. Очень может быть, что у нее есть программа. Сейчас она напляшется, потом метаморфирует в Жозефину Павловну. В этой ипостаси она здоровенная тетка, такие не пляшут, когда идет – земля под ней проминается. Идем. Уважаемый Олл сейчас еще в Мухрах, зализывает раны.

– Так она кусается?

– Когда – кусается, когда сразу заглатывает целиком. Смотря какая добыча. Уважаемый Олл ей в пасть не влезет, так она по кусочку отщипывает.

– Танателла?.. – переспросила Северина.

– Ага, дошло?

– Дошло…

– Что дошло? – забеспокоился Саша.

– Танатос. Бог смерти. Родной брат бога сна – Гипноса, – объяснила Северина. – Это Древняя Греция.

– Не знал, – буркнул Саша.

В их отношениях случались такие моменты: она знала то, что ему в жизни не требовалось и потому не вызывало интереса, он же, будучи на десять лет старше, знал то, о чем Северина пока даже не задумывалась.

– Идем, – сказал Кенст. – Мы сюда не для того прибыли, чтобы на дороге торчать.

Взявшись за руки, они пошли к Мухрам, но Кенст ускорил шаг, потом вообще понесся гигантскими прыжками, и Северина с Сашей – с ним вместе. Здешний воздух держал их так, как в проявленном мире человека держит вода, но был не столь вязок.

– Говорить буду я, меня они знают, а вы – молчите, – предупредил Кенст.

Мухры оказались вытянувшейся вдоль дороги небольшой деревней, огороженной кривым частоколом со многими воротами, но деревней странной, беззвучной, там даже собаки не лаяли. Запахов тоже не было, а ведь вонь свинарника – штука совершенно бронебойная. Дома вдоль дороги имели какой-то плоский вид, будто их выпилили из фанеры, раскрасили, снабдили кое-какими рельефными деталями, а сзади установили подпорки. По крайней мере, так показалось Северине, когда из-за этих приземистых домов стали высовываться люди – на вид вполне телесные, но с какими-то размытыми физиономиями.