Росстань Таэраны
Шрифт:
— А правду ли говорят, — поинтересовалась она, когда Салех уже допил квас и вышел из-за стола, — что вы, южане, в любовных делах как огонь? Горячи и неудержимы?
Вор едва сдержал ухмылку — так поразила его наивность подобных предположений. Уж чего, а горячей неудержимости в соплеменниках Салех не заметил. Не предполагал даже. Лично ему жители Рах-Наваза и окрестной пустыни казались вялыми лентяями, разваренными солнцем и размокшими от собственного пота. Такие и работать-то станут только из-под палки. И с непременным двухчасовым отдыхом после полудня. Когда зной
А иначе и быть не могло. В том краю, куда дожди приходят только по воле магов, а солнце порой способно даже убить. До «огненной» ли страсти тамошним людям? Нет, отнюдь. Куда как больше мечтают они о прохладе.
А если где и надлежало людям быть горячими и неудержимыми, то по мнению Салеха, как раз в землях похолоднее. Где бывает так называя зима, выпадает снег и застывает вода. Вот здесь и впрямь востребован пресловутый огонь. Во всех проявлениях — начиная с костра и горящего очага и заканчивая внутренним пламенем страсти. Ну а на юге тепла хватало и без него.
Несмотря на все это Салех и не думал отнекиваться.
— Вот и проверишь, — отвечал он на очевидно риторический вопрос Белки. Ни опровергать, ни подтверждать словами ее заблужденья вор не собирался. А что касается дел, то в любом случае в проигрыше он не оказывался.
— Уж проверю, не сомневайся, — хихикнув, молвила Ванда.
А напоследок очень внимательно посмотрела на стол, за которым сидел Салех. Вернее, даже не на сам стол, а на шрам, оставленный на столешнице чьим-то огромным ножом. Шрам и впрямь вышел знатный: обладатель ножа, не иначе, пытался даже вывести какой-то узор. На спор или еще для чего-то. И вывел бы — не будь доски, слагавшие столешницу, столь неровны и грубы. А собственные руки кривыми, не приспособленными ни к какой тонкой работе.
— Сам заметил, — как бы невзначай сказал Салех по поводу шрама, — в ком-то, видать, художник пропадает. А он вором стал. Или кем похуже.
— А… да, да, — рассеянно пробормотала Ванда, отходя от стола. После чего, взявшись за локоть Салеха, направилась к выходу из таверны.
Рассвет еще не пришел во Фрейгольд. Но был на подходе — и потому снаружи было особенно темно. Лишь редкими светлыми пятнами нарушали черноту ночи то фонарь у чьей-то двери, то факел патруля городской стражи, то окно в доме, чей хозяин страдал бессонницей. Самое время для темных дел. И самое неподходящее для той части людей, что живет честным трудом.
На счастье, ночная прогулка Ванды и Салеха прошла без приключений. Даже лужу, распластавшуюся посреди немощеной улочки, им повезло обогнуть. Да и идти далеко не понадобилось. Как видно, хозяин «Веселого людоеда» расположил свое заведение умышленно. Так, чтоб быть поближе к обитателям городского дна — основным его посетителям.
Домишко у Ванды был маленький и неприглядный. Одна дверь, единственное окошко, соломенная крыша. Но все-таки дом, а не сарай или сколоченное из досок подобие собачьей будки. А невзрачный вид был даже на руку, если живешь среди городской бедноты. И не хочешь однажды встретить на месте дома груду головешек по вине какого-нибудь завистника.
Впрочем,
Не говоря ни слова, Ванда потянулась за кинжалом.
— Решил обворовать вора, — шепотом посетовал Салех, также доставая нож, — как глупо…
Неслышно ступая, оба двинулись в сторону незнакомца — Салех впереди, Ванда сбоку и отставая от него на пару шагов. И когда до чужака осталось едва три фута, везение и сноровка подвели-таки вора из Рах-Наваза. То, что из-за темноты он принял за камень, оказалось кошкой, уснувшей у обочины. Испугано мяукнув, она рванулась прочь, уходя из-под ноги Салеха. И само собой, привлекла внимание приземистого человека.
Резко обернувшись и заметив вора с ножом наготове, тот немедля оценил его намерения. И, не желая их воплощения, со всего маху врезал Салеху промеж глаз.
— Конрад?! — удивленно воскликнула Белка. В то время как ее ночной попутчик осел на прохладную землю.
— Так вы знакомы? — простонал он с досадой.
А Конрад не удержался от колкости:
— Смотрю, остался еще в гильдии кто-то, с кем ты не успела трахнуться. Хе-хе, на чужеземцев потянуло…
Голос у него был грубый, гнусавый.
— Эй! Нельзя ли повежливей? — сердито вопрошал, поднимаясь, Салех, — там, откуда я родом, настоящий мужчина никогда не оскорбит женщину.
— Ну так вали туда, откуда родом, — небрежно отмахнулся Конрад, — без тебя проживем, ха! А вот ты, Белка, куда запропастилась? Кому я знак оставлял?
Салеху не составило труда сообразить, о каком именно знаке шла речь. А заодно понять причину внимания к его столу Ванды.
— Я видела знак, — девушка виновато развела руками, — так и поняла: завтра в полдень, на том же месте.
— Завтра, ага! — передразнил ее Конрад, — ох уж эти бабы. Сегодня… хотя нет, уже вчера надо было прийти-то. Небось только что знак и заметила.
Белка лишь молча кивнула, а странный знакомец ее продолжил:
— Так почаще надо было проверять, почаще. Я пришел, подождал, тебя нет. Думал, случилось что. Вот, решил разыскать.
— И тебя пустили в город? — в голосе Ванды слышалось удивление.
— Чего бы не пустить, — не без гордости отвечал Конрад, — эти ж стражи ваши… хе-хе. Им хотя бы медяк брось, и они куда хочешь пропустят. А если дать золотую монету, так наверное и вылижут зад!
— Так… кто-нибудь объяснит мне, что происходит? — недовольно вопрошал Салех, вклинившись в их разговор.
Конрад гоготнул.
— А вот обломись ты, кобель… одноразовый, — смачно изрек он в ответ, — знай свое место, понял? Моя тетушка, помню, для тех же целей использовала баклажан. И думаешь, много чего ему объясняла?
Потерявший терпение и разозленный, уроженец пустыни вновь схватился за нож. Был готов дать отпор и его обидчик, даром что оружия покамест не доставал. Предстоящее кровопролитье предотвратила Ванда, резким окриком обратив на себя внимание обоих мужчин.