Росстани
Шрифт:
А сами энти одонки целовецьи стоять в кружок. Оскомылимшисё прикуривають. Да рекоцють над нами.
Тута я с бидра поочерёдно со стволов обоих видмидивой картецью и жогнул по падинам энтим.
Фалдей с Дорофейкой сразу каньги откинули.
А Антипке сыкуну мало досталосё. От мово выстрила опяти присил он от сгуза. Да тапериця ужо и обдристалсё. Ползёть вонюцька на карацьках к отводку. Свою чужуюль юшку по ряхи тупой размазываеть. И скулить как кутька биздомна.
Я к мамки подошол. Уходить говорю надоть мамка.
А она ни видить ни слышить
А шшас народ набяжить на выстрилы.
Цёто быстро хватанул я из одёжи в доми да чириз задворки по выгону в лис и рванул.
С тих пор для всих я гинью и погинул».
Глава шестая
Вода от ударов идет рябью.
Данила еще раз щелкает по стенке алюминиевой кружки. Потом – по толстому краю тяжелой граненой стеклянной пивной кружки.
Вода от ударов идет рябью в алюминиевой. Спирт на дне пивной не шелохнется.
Шведов вливает в себя из второй. Заливает из первой. Втягивает носом заботливо ткнутую Василием корочку.
– Я тоже больше из пивной люблю. – Вася наливает себе. Других емкостей для пития в гараже нет.
– Откуда раритет? – Даня уже отдышался.
– У нас раньше не только Красная Шапочка была. У нас раньше и ларек был. Первая моя там на разливе стояла. – Василий пьет маленькими глотками, смакует медицинский семидесятиградусный.
– Прикрыл Горбачев?
Водитель кивает, не отрывая кружку от губ. Кадык гуляет.
– И ты после этого развелся? – добивает Данила.
Вася прыскает, поперхивается, кашляет. Откашливается. Смеются вместе.
Где лежит ключ от сейфа с психотропами, наркотиками и спиртом Тоня показала Борисычу на следующий день его выхода на работу:
– Сливной – на верхней полке, в коричневой банке.
Предыдущий анестезиолог был любителем этого дела. И профессионалом по этому делу Тоня по молодости решила – все одинаковы. В общем, не сильно ошиблась.
«Сливным» называется спирт, который нужно по правилам менять после недели использования на свежий. В этом спирте в палате реанимации держат в склянках многоразовые иглы для пункций и катетеризаций, скальпели, зажимы и прочее медицинское железо. Не выливать же такое добро в раковину. Сливают в отдельную тару.
Несколько месяцев со времени своего приезда Даня не касался банки. Хотя со спиртом был знаком со студенческих времен. Любителем считался. Профессионалом, слава Богу, еще не был. Так ему казалось. Да и Тоне хотел он что-то доказать – типа, не такой я, как все районные хирурги да анестезиологи; типа, «да не алкаш я, захочу – вообще могу не пить».
Ничего у Дани не вышло.
Первый раз, на прошлой неделе, когда отливал «сливного» себе в мензурку, Антонина в палату зашла. Вздрогнул, покраснел, что-то объяснять про компресс-микстуру стал.
Сегодня
– У меня все учтено, Данила Борисыч. Можете в журнале посмотреть. Сама не пью. Не продаю. Домой не ношу. Хотя… Был бы муж, может и носила бы. – Тоня что-то перебирала в процедурном шкафчике. На спине и затылке у нее отразилось то же, что в этот момент было и на лице.
– Да ты че, Тонь? Пошутил я. – Даня смутился ее непредвиденной обиженностью. Но свою мензурку все-таки наполнил почти до краев. Прикрыл ладошкой. Вышел. Понес в гараж. К Василию.
Вася еще набулькивает непивного в пивную кружку. Поднимает на свет остатки в мензурке. Оценивает. Отмеряет еще пару плесков, снова подносит к глазам:
– А это – мне. Давай, Борисыч, освобождай.
Данила освобождает. Закуривает. Смотрит на снег, задуваемый под дверь гаража. Снег не тает. Дане жарко. Хорошо от происходящего. Плохо от предстоящего.
Людмила его за питие не ругает. Даню ругают сны. Ночные кошмары после алкоголя к утру оказываются не проходящими с пробуждением и долго не забывающимися. Данила боится их прихода ночью. Данила мучается от их неухода днем. Уничтожают эти сны только работа и-или новая порция алкоголя. Они же, работа и алкоголь, порождают новые кошмары.
Круг замыкается, разрастается, подтаивает, тает, а за ним уже бежит и новый круг. Первый камень брошен. Другой летит следом. Горстка голышей нетерпеливо пересыпаются из ладони в ладонь.
Собирать камни из-под воды потом будет очень сложно.
Даня останавливает разбежавшуюся мысль движением – большим и указательным пальцем мнет глаза.
– Че, Борисыч, не выспался?! Первая полярная ночь она такая. Без стакана, бля, не проснешься. – Вася с трудом пытается застегнуть полушубок на единственную пуговицу. Не может застегнуть. Отрывает и ее. Не поднимает упавшую. Запахивает с «ну, и хуй с ней» промазученные полы шубы. Подходит к железной гаражной двери, закрытой на щеколду, упирается в дверь лбом, лупит по ней с грохотом кулаком, переминаясь с ноги на ногу, трет друг о дружку коленями.
– Ма-амма-а! Открой!
Данила шутку принимает:
– Тише ты! Ипполита разбудишь!
Со смехом вываливаются в больничный двор.
Ночь наступила уже давно. Уже несколько часов как. С обеда. В обед она, полярная, чуть побледнев, слопала все звезды, но уже через час, не переварив, раскрасневшись от натуги, стала выплевывать их по одной обратно. Выплюнув все, расслабилась, распласталась, почернела, успокоилась. Дышит теперь ровненько, без храпа, ярко-желтым зевом луны.