Рот, полный языков
Шрифт:
— Вы и ваш слуга можете войти, мистер Каупертуэйт. Но не забывайте, что вы здесь только потому, что я делаю вам одолжение, и вы можете быть вышвырнуты — или хуже того, — если заслужите это недостойным поведением.
Каупертуэйт был несколько смущен откровенным костюмом этой странной женщины, но попытался подстроиться к ее пренебрежению условностями.
— Сударыня, заверяю вас, вы имеете дело с двумя джентльменами высочайшей добропорядочности и общественного положения.
— Когда подумаешь о делах, ежедневно творящихся именем общества, это определение — не такая
Переступив порог, Каупертуэйт сказал:
— Полагаю, я имею честь говорить с владелицей этого введения?
— Разумеется. Я леди Оттолин Корнуолл, и это моя школа. Быть может, вам будет интересно взглянуть на нее в действии?
— Безусловно. Меня уже крайне заинтриговало то, что я услышал о ваших методах привлечения учениц.
— Отчаянные времена требуют отчаянных мер, мистер Каупертуэйт. Я не из тех, кто верит, будто пассивными сетованиями и бездеятельным сидением сложа руки можно чего-то достигнуть. Когда я вижу зло, я прилагаю все силы к его исправлению. В этом мире много зол, но я ограничиваюсь смягчением горького жребия женского пола. Я вложила все семейное состояние в это учебное заведение, предназначенное для помощи несчастным девушкам и девочкам всех слоев общества. Из трущоб Ламбета до гостиных моего собственного фешенебельного квартала я забираю поруганных и замученных и стараюсь привить им сознание того, чего они стоят на самом деле.
Леди Корнуолл уже привела их к закрытой двери, в которую теперь тихонько постучала, а затем открыла ее. Каупертуэйт увидел ряды парт, за которыми сидели девочки и девушки разного возраста, все одетые совершенно так же, как их директриса. Перед классом стояла учительница. Каупертуэйт впился в нее глазами, ища сходства с пропавшей королевой, но был разочарован.
— Тут вы видите часть учениц, делающих уроки. Латынь, греческий, французский, география и еще многие предметы, в особенности естественные науки. Для этих последних мы пользуемся некоторыми вашими монографиями, мистер Каупертуэйт.
Каупертуэйт был польщен и не знал, куда девать глаза от смущения.
— Я… это меня изумляет, леди Корнуолл. Мои монографии не предназначались для профанов… э… профанок.
— Нашим девочкам они вполне по плечу. Благодарю вас, мисс Фэрберн, можете продолжать.
Закрыв дверь класса, леди Корнуолл повела их дальше в обширный бальный зал. Он был полон всевозможных гимнастических приспособлений: гантели, скакалки, боксерские груши. Тючки сена с мишенями на них позволяли девочкам упражняться в стрельбе из лука, буде они того пожелают.
— Я не оставляю в небрежении и физическое развитие. моих подопечных. Восемь часов сна еженощно в наших хорошо проветриваемых дортуарах, обилие здоровой пищи и физических упражнений, а также разумная практичная одежда — никаких корсетов или стеснительной обуви — творят чудеса с их представлениями о самих себе.
Когда Макгрош увидел лук и стрелы, его лицо просияло.
— Прах меня побери! Я ни лука, ни стрелы в руки не брал, как ушел от чикасов! Э-эй, мисси, не так вы его держите. Дайте-ка я покажу вам, чему вождь Иккемотуббе научил меня.
Тут
Аплодисменты и восторженные крики заполнили зал. Леди Корнуолл сказала:
— Ваш слуга как будто нашел себе занятие. Может быть, мы удалимся ко мне в кабинет и обсудим, что вас привело сюда?
— Весьма охотно.
Сидя в святая святых леди Корнуолл, держа рюмку красного портвейна, Каупертуэйт обозрел грозную даму, прежде чем заговорить. Она произвела на него глубочайшее впечатление остротой ума и силой воли. Он знал, что должен выбирать слова с осторожностью, чтобы не разгневать и не оскорбить ее.
— Леди Корнуолл…
— Простите, я презираю титулы. Называйте меня Отто. А я буду обращаться к вам тоже по имени.
— Да… э… Значит, Отто. Отто, разумно ли предположить, что вы с одобрением и надеждой ожидаете вступления на престол нашей новой королевы как пример компетентности женского пола?
Леди Корнуолл презрительно фыркнула.
— Миновал год, а она пока не доказала, что представляет собой что-то сверх куколки виконта Мельбурна. Я еще сохраняю надежды. Но чтобы заслужить их, ей придется сделать что-то большее, чем до сих пор.
Каупертуэйт изучал глубины своего портвейна.
— А если бы я сказал вам, что королева в желании утвердить свою независимость убежала из дворца?
Леди Корнуолл стремительно вскочила.
— Я закричала бы «браво»!
— Прошу вас, Отто, успокойтесь. Хотя гипотетическое бегство королевы созвучно романтической стороне вашей натуры, оно, если вы взглянете с практической точки зрения, дает больше причин для сожалений, чем для радости. Если мы не хотим видеть, как королева лишится трона, ее следует уговорить вернуться на него.
Опустившись в свое кресло, леди Корнуолл почтила Каупертуэйта взвешивающим взглядом и сказала:
— Но в каком отношении это может касаться меня и моей школы?
Отбросив все тонкости, Каупертуэйт сказал:
— У меня есть причины полагать, что у вас служит женщина под вуалью, называемая Викки. Не может ли она быть той, о ком мы говорим?
— Что, если я отвечу вам «нет»? Тогда, полагаю, вы потребуете от меня представить бедняжку Викки вам на обозрение, чтобы вы убедились. С какой стати я должна подвергать бедняжку Викки вашему мужскому самовластию?
Каупертуэйт не нашел ответа. Леди Корнуолл просверлила его взглядом, а потом сказала:
— Космо, я уважаю вас как человека науки, мужчину, чей интеллект и самоконтроль возвышают его над животным уровнем его пола.
От этих слов Каупертуэйт затрепетал: что она о нем подумает, если узнает про Викторию-тритоншу и о том, как он удовлетворял с ней свои низменные плотские страсти?
— А потому я позволю вам поговорить с моей Викки, но при одном условии. Вы сейчас же сопроводите меня для выполнения миссии, которая, быть может, откроет вам глаза на истинное положение женщин на этом острове. Что скажете?