Рот, полный языков
Шрифт:
Сглаз говорил спокойно и твердо, и я понимала, что он предлагает единственно разумный вариант. Но сердце мое было против: как же так, еще год жизни в черном теле — неужели ничего сделать нельзя? А ведь завтра нам предстоит встретиться со всем нашим классом…
Я встала:
— Видно, больше ничего не остается, как обзавестись шипами. Ладно, хоть покажем предкам, что у нас свои головы на плечах. Да и Жимолость заткнется. Ты как, в настроении идти?
Сглаз с глухим стуком соскочил на задернованный пол.
— Чем раньше это кончится — тем лучше.
— Держись, Г-Гном, мы уже идем!
Седьмая движдорожка находилась всего-то в квартале к северу от нас, и мы решили добираться до артерий этим транспортным средством.
Если вы из себя достанете какую-нибудь кишку и разрежете ее вдоль, вашим глазам предстанет бархатистая микроволосковая подбивка, миллиарды крошечных пальчиков, которые продвигают пищу по кишечнику. А движдорожка — это то же самое, только вместо пищи — вы.
Крепкие силикробовые микроволоски движдорожки перемещают все, что на них оказывается, со скоростью пять километров в час. (Можно континент пересечь всего лишь за месяц, только отпуск получится очень скучным. Это развлечение в основном для старикашек.) Каждый невидимый пальчик имеет корень и достаточно гибок, чтобы передавать свою ношу соседу. Находясь в непрестанном движении, дорожка вызывает иллюзию ряби, вроде колебаний воздуха, нагретого сиалоновым тротуаром. И если ехать босиком, она щекочет — на почти подсознательном уровне. Движение на всех линиях двухстороннее. На дорожных полотнах с регулярными промежутками читается амгеновский девиз — «Не такси, а таксис». Помню, как отцы объясняли мне его суть, когда я была маленькая и не видела разницы не то что между таксисом и такси, но даже между таксой-собакой и таксой, по которой платят.
Сглаз ловко перекинулся на дорожку, где уже хватало пассажиров: трансгенов, кибов, граждан. Я немного замешкалась, пришлось прыгать. Чуть не упала, хотя я не такая уж и неловкая. Просто нервничала, наверное, хоть и убедила себя, что по-другому мы со Сглазом поступить не можем.
Он будто почувствовал мое беспокойство, попытался рассмешить.
— Ты когда-нибудь загружалась редукционистским парадигмальным чтивом? Мне как-то попалась древняя книжка, ее автор пытался вообразить движдорожку — прикинь, получился длиннющий резиновый ремень на валиках!
Я захохотала, точно помесь на основе гиены:
— Неправда! Сам придумал! Сглаз поднял ладонь.
— Перекину тебе файл — сама почитаешь.
Я еще посмеялась. Ох уж эти древние, о чем только они думали!
А вскоре мы спешились у Багдома.
Площадь была всегда запружена народом, мне это напоминало старинное карнавальное шествие, какие показывают по некоторым историческим каналам метамедиума: ряды пестрых киосков и павильонов, торговцы живые и автоматические под кричащими силикробовыми вывесками. У центрального сооружения на площади, в оригинале — Хиронова Багдома, вид откровенно постмодернистский, это из-за новомодных экзотических веяний мясного рынка.
Здесь можно найти хромокроильщика или генокрутильщика, или простого
Минуту или две я простояла в ирреально-соблазнительной суете амфитеатра, наконец Сглаз подергал за полу моего камзола.
— Пошли, найдем сорок второй номер, пока не передумали.
Мы обогнули площадь, миновали ТАТА-бокс и Примиордий, магазинчики органоидов и магазинчик биочипов «Радио-Шак» и вскоре подошли к Пещере Г-Гнома.
Ее фасад был сплошь во фрактальных органобетонных сталактитах и сталагмитах, среди них — неправильной формы вход, занавешенный живыми камуфлентами.
Я посмотрела на Сглаза, а он посмотрел на меня. Стараясь быть храброй, как мой милый обрубленный космик, я взяла его за руку.
— Пойдем разживемся шипами.
И мы прошли через ленточный полог.
Папики мне говорили, что лет десять-двадцать назад в моде были фэнтезийные соматипы. Брались персонажи из ретрочтива, новая виртуальность добавляла им сверхъестественности, причудливости. И на улицах всегда можно было увидеть боббита, снорка или смогра, которые выглядели под стать своим дурацким названиям.
Я решила, что Г-Гном себя заточил под тролля или гоблина, или еще какую-нибудь тварь из древних сказок. Его большие синие глаза под мохнатыми бровями были почти вровень с глазами моего друга, а ведь Г-Гном стоял на собственных кривых ножках! Из-за ушей торчали кусты снеговиковского пухогрея; больше никакая растительность не украшала череп. Носил он костюм из облегайки, поверх — кожаный фартук с нагрудником. Руки были даже крупнее, чем у Сглаза.
Наверное, Г-Гном — консерватор и тормоз, если столько лет хранил верность устаревшему идентификату. Но это, может, и неплохо. Мне вдруг захотелось отдать себя в мускулистые руки этого чувака, столь похожие на надежные руки Сглаза.
— Дети, — проворчал Г-Гном, — что я могу для вас сделать?
— Нам бы… — начала я и осеклась.
При нашем появлении включилась трехмерка, и теперь, получив нейросигнал от Г-Гнома, экран стал показывать дойки.
Какие они были красивые! Конические и дынеобразные, коричневые и кремовые, девственно-остроконечные или зрело-тяжеловесные! Точно манящие миражи моей пустыни.
У меня едва хватило сил повернуться к Г-Гному и взмолиться:
— Выключите, пожалуйста.
А то, чего доброго, сейчас будет продемонстрирована коллекция суперписек для Сглаза.
Хозяин выполнил просьбу. Я перевела дух.
— Спасибо. Мы хотим приобрести шипы.
На лице Г-Гнома не дрогнула профессиональная улыбочка, но я почувствовала, как он напрягся.
— А родители у вас есть?
— У нас вот что есть. — Я протянула карточку Жимолости.
Г-Гном ее взял, посгибал-поразгибал. Лицо оставалось совершенно равнодушным, но я видела в его глазах знак САС-долларра.
— И что, владелица башлятника разрешила пользоваться им безо всяких ограничений?