Рота, подъем!
Шрифт:
– Это на тебя рапорт?
– Да. Я завтра домой иду.
– Не было никакого рапорта, – комбат тут же при нас порвал бумагу на несколько частей и выкинул в мусорное ведро под столом. – И в караул можешь не заступать. Свободен.
Жест комбата был впечатляющим. И мой внутренний голос, который больше молчал последний месяц, икнул, что если я что-то сейчас не изменю, сидеть мне в части до самого дня рождения, и уже никто мне не поможет. Шанихан, злясь и ругаясь, выскочил из канцелярии комбата, громко хлопнув
– Что, товарищ капитан, – сочувственно начал я, – совсем плохо дело? Вообще, заступать некому?
– Не поверишь, не то слово.
– Вы бы попросили, мы же не первый месяц служим, поймем.
– Вот я и прошу. По-мужски, прошу, и слово мужика даю.
– Только два условия – я не хочу идти помначкара, пусть молодые тренируются, и без "привидения себя в порядок". Стирать форму и подшиваться уже в лом.
– Закрыли, – обрадовался комбат. – Выводным на губу пойдешь?
– Символично. С охраны "губы" начал, ей же и закончу.
В течение часа собрался караул, на девяносто процентов состоящий из "дембелей". За четверть часа до развода караульные получили оружие с боеприпасами, и вышли на плац на развод наряда. На мне был короткоствольный автомат, вес которого положительно отличался от обычного калаша. К АКСУ был положен высокий подсумок для магазинов.
Подсумок располагался так, что рука, согнутая в локте, очень удобно ложилась поверх второго магазина.
– Это кто у меня тут стоит? – заступающий дежурным по полку капитан разведроты был грозен. – Это солдаты или базарные девки?
Волосы длиннее, чем у баб. Рожи не бритые. Двадцать минут на привидение себя в порядок. Бегом!!! Вы еще тут?
Прически даже тех, кто по армейской традиции на сто дней до приказа стригся наголо, были далеки от минимально требуемого состояния. Мои волосы хоть и не ложились еще на плечи, но явно выходили за рамки армейского приличия, так тяготеющего к лысине.
– Чего делать будем? – спросил Евсеев, младший сержант из третьей роты, в паре с которым мы заступали выводными.
– У тебя "вшигонялочка" есть? Дай, прилизаться.
Причесавшись и просидев в бытовке выделенное время, мы спустились и снова построились на плаце.
– Первая шеренга два шага вперед. Кругом, – приказал капитан. – Я ничего не понимаю. Начальник караула, Вы когда узнали о том, что заступаете в наряд?
– Сорок минут тому назад, – ответил лейтенант с красными от недосыпания глазами.
– А караул?
– Без понятия.
Капитан прошел вдоль ряда.
– Только трое не дембеля? Выходит, "дембельский караул"?
– Так точно! – в один голос гаркнули солдаты.
– Ладно. Хоть буду уверен, что службу не завалите. Становись!
Ко мне подошел начальник гауптвахты старший прапорщик Ильящук. Он поздоровался, и показал два пальца в
– Знаешь, что это такое?
Эта шутка Ильящука была широко известна. Отвечавший "Два", получал пять суток гауптвахты, а говоривший "Пять", получал семь за то, что не дал прапорщику пошутить.
– Знаю, знаю. Как в последний день службы не знать.
– Почему последний?
– Завтра домой. Последний дембельский караул.
– Не завтра, а через неделю.
Я сразу напрягся, приподнял левую бровь демонстрируя непонимание, и внимательно посмотрел на прапорщика.
– День караула, пять дней "губы" и на следующий день домой. Итого семь, – довольный сам собой засмеялся прапорщик.
– Типун Вам на язык.
– Шучу я, шучу. "Губа" переполнена, но ничего не поделаешь. В четвертой камере старший – "морячок". Он десять суток вместо резервистской схлопотал. Так ты его ответственным на уборке первого
КПП до завтрака поставь. А во второй камере два писаря сидят. Был приказ о запрете выходить солдатам в городок, их за ужином патруль в офицерской столовой взял. Утром этих толстозадых точно с "губы" снимут, а у меня туалет протекает, все время дерьмо течет. Ты их поставь каждые два-три часа сортир чистить. Пусть им хоть один день службы запомнится.
– Поставлю.
– Забыл сказать. В трех крайних камерах сидят осужденные. Они отправки в "дизель" ждут. Ну, ты сам в курсе. А я утречком после завтрака подойду.
Караул пришел в караульное помещение. Наряд приняли быстро, рассчитывая, что при сдаче никто с дембелями спорить не будет. Я перепроверил всех находящихся на гауптвахте по списку. Тарамана среди них уже не было. Днем раньше его отпустили в часть для решения вопроса с "невестой". В последний караул солдатский ужин просто не полез бы ни одному из дембелей в горло, и мы отправили молодого солдата в соседний магазин за продуктами. Весь ужин, который принесли караулку был отдан содержащимся на гауптвахте. Я уже собирался уходить спать, как мне сообщили, что привели еще одного
"зека". Арестованным оказался Кац.
– Володька, дембель на носу, а ты на "губу"? Чего натворил?
– Прапорщика помнишь? Я ему между глаз съездил.
– За дело?
– По пьяни. На кухне уже не бываю, от безделья схожу с ума. Пять суток получил.
– Пойдем, я тебе камеру до утра определю. Хорошая, сам в ней сидел.
Ночью мне пришлось один раз встать. Скучающий в охране гауптвахты
Прохоров заметил большую крысу. Умудрившись зажать ее сапогом, он подцепил животное на штык-нож и закинул через смотровое окошко в камеру осужденному. Крик поднял всех. Солдат забрался с ногами на постель и орал истошным голосом.