Рота, подъем!

Ханин Александр

– Вольно, – опустил руку майор.

– Э, дневальный, – крикнул я внутрь помещения, опережая начштаба.

– Почему окурки около штаба?

Окурки только что накидали сами офицеры, до их прихода все было чисто. Егоркин усмехнулся и двинулся мимо меня. За его спиной все сразу пришло в движение. На полшага за начштаба шел майор Катушкин.

– Поздравляю, товарищ майор, – я был откровенно рад за начальника связи.

– Спасибо, спасибо, – заулыбался он. – А скажи-ка мне, Ханин, полковник Ханин, начальник отдела кадров Московского военного округа,

он тебе случаем не родственник?

Такой вопрос мне задавали всю мою жизнь. Сначала интересовались родственными связями с врачом в районной поликлиники, потом с профессором института, после с каким-то партработником, и вот очередной однофамилец. Не заметив, что все офицеры перестали разговаривать, и даже начштаба притормозил в коридоре, чтобы услышать ответ, я не сильно задумываясь о возможных последствиях ляпнул:

– Товарищ майор, какая разница? Родственник – не родственник, дядя – не дядя. Я солдат, службу тащу, все, как полагается, – и повернувшись внутрь вновь крикнул. – Дневальный, я долго буду наблюдать мусор на улице?

– Ааа… – протянул майор, проходя в штаб. – Ну-ну.

Я четко отдал честь и повернулся к уже выскакивающему солдату:

– Живо давай, чтобы порядочек был.

В караулы я ходить не любил. Целые сутки: отбой-подъем, подъем отбой. Каждый раз после караула внутри имелось ощущение, что наелся тухлых яиц, и проходило оно только к утру следующего дня. Моего желания никто не спрашивал, и роспись в получении боеприпасов против графы "Разводящий" я ставил регулярно. Проведя личный инструктаж со сменами своих постов, я не занимался ерундой типа:

– Стой, кто идет?

– Разводящий со сменой.

– Пост сдал.

– Пост принял, – и всем прочим, чего неукоснительно требует устав караульной службы. Еще на подходе к посту я, завидев стоящего солдата, махал ему рукой. Часовой уходил с поста, догоняя нас, уже поворачивающих более короткой дорогой к следующему посту, а на его место бежал сменный часовой. При возвращении к караульному помещению следовало положить автомат на специальный стол, показать часовым, как разряжается автомат, и по команде дать им возможность разрядить автомат. Солдаты были сонные, сержанты на них орали и регулярно происходил случайный выстрел. Начальник караула старался избегать огласки, и кого-то из замкомвзводов посылали в роту искать патрон с идентичным номером. Мне все это ужасно не нравилось, и я упрощал процедуру, командуя на подходе к караулке:

– Магазины снять, в подсумок положить.

– Сняты.

– Никто пулю от страха не загонял?

– Нет.

– Штык-нож снять, в ножны.

– Ага.

– Автоматы в шкаф, и спаааать. А меня не будить, не кантовать, при пожаре выносить первым.

В один из таких караулов, когда ночь легла темной простыней на городок, и мы дружно видели очередной сон, нас разбудил грохот вытаскиваемого из шкафа оружия и пищащий сигнал от часового из охраняемого парка машин. Часовой задержал кого-то в парке. Это было событие. Находясь в карауле,

мы неоднократно рассказывали друг другу услышанные байки о том, как кто-то когда-то задержал нарушителей.

Самой популярным был рассказ о том, как солдат Кантемировской дивизии, охраняя парк, попросил молодых людей, решивших снять на фоне караульной вышки, не делать это. Любой армейский объект в СССР считался секретным, и действия солдата были верные. Любители острых ощущений послали служивого куда подальше, и тогда солдат расстрелял из калаша их машину. Молодых людей препроводили в первый отдел дивизии, а караульный получил самое большое, что мог заработать солдат – отпуск. Услышав сигнал из парка, разводящий собирался было уже побежать туда со сменой, когда выяснились новые обстоятельства – часовой задержал командира второго полка подполковника

Шахдрахманова. Начальник караула вскочил, поправил кобуру и крикнул:

– Помначкара за меня. Смена за мной, – убежал в темноту.

Не было их минут двадцать. Так как до конца смены часового оставалось не так много времени, то начкар решил отличившегося вернуть в караулку от греха подальше. Спать мы ему, конечно, не дали, требуя рассказа. Происшедшее нас порадовало.

Третий батальон проводил заключительные учения, делая многокилометровый марш-бросок на боевой технике. Что-то у них не складывалось, и Шахмадрахманов решил приехать и проверить лично.

Командирских УАЗиков на месте не было, но за комполка значился БТР.

За ним-то он и побежал, имея ключи от бокса, где стоял готовый выдвинуться в любую секунду бронетранспортер. Дежурный по парку, как положено, дремал в будке, и подполковник пробежал мимо него к боксу.

Но тут на посту оказался часовой:

– Стой, кто идет? – крикнул он по уставу.

– Подполковник Шахдрахманов.

– Стой, стрелять буду!! – продолжил часовой.

– Сейчас как дам тебе по башке! – взревел комполка вставляя ключ в пазы замка. – Не видишь, что ли кто перед тобой?

Солдат точно видел, кто перед ним, но устав позволял ему пропустить на пост только своего разводящего, помощника начальника караула или начальника караула. Это он помнил точно и передернул затвор, загнав патрон в патронник:

– Руки вверх, стрелять буду!!! – тонким голосом закричал солдат, наставив заряженный автомат Калашникова на Шахдрахманова.

– Ты идиот? – тихо выдохнул подполковник, понимая, что по всем статьям солдат прав.

На крики уже выскочил дежурный по парку и его помощник.

– Стой, кто идет? – снова крикнул солдат.

– Да не идем мы, стоим за чертой, – ответил старлей. – Чего творишь-то?

В этот момент, Шахдрахманов, решив, что все обошлось, двинулся снова к боксу:

– Стой, стрелять буду, – завизжал солдат. – Руки на стену, ноги в стороны!!!

Шахдрахманов, послушно выполняя приказ, встал в указанную позу:

– Ну? Делай что-то дальше, дурак! – злясь, приказал он часовому.

– Насмотрятся голливудских фильмов, а потом играют в ковбоев, блин.