Рота стрелка Шарпа
Шрифт:
В брешах он не был услышан. Больно далеко стоял замок, даже гонцу на свежей лошади (с учётом того, впрочем, что бедняге пришлось объезжать заводь) требовалось время, чтобы привезти Веллингтону весть о победе. Пиктон ждал. Когда в соборе пробили одиннадцать, он заметил первых красномундирников на стенах, но это ещё не была победа. Лишь когда раздался рёв сотен глоток, означавший, что стена осталась за британцами, генерал привстал на стременах и бросил адъютанту:
— Скачи, приятель! Во весь дух скачи!
Повернувшись к спутникам, Пиктон сжал кулак и упоённо произнёс:
— Ай да мы! Ай да сюрприз для его длинноносой светлости!
Генерал захохотал, предвкушая,
Ярость способна своротить горы, но в случае с брешами Санта-Марии и Тринидада её одной было явно недостаточно. Требовалось найти другой путь. Шарп смотрел на третью брешь, дорогу к коей преграждал равелин, подобно огнедышащему дракону, стерегущему вход в сказочную пещеру. В мозгу Шарпа зрела идея, рискованная, достойная «Форлорн Хоуп», но это было лучше, чем ничего. Равелин, собственно говоря, не являлся правильным ромбом. Скорее, он был похож на бриллиант, положенный набок острым донцем к нападающим, вдавленный в землю и стёсанный после этого с той стороны, что оказалась сверху. Его не закончили. Отсутствовал парапет и пушки. Баррикады, преграждавшие подходы к «новой» бреши по сторонам от равелина, пылали уже не так жарко, но всё ещё оставались непреодолимым препятствием. Тела, что усеивали верх равелина, служили жестоким напоминанием об участи, постигшей дерзнувших избрать этот путь храбрецов. Но Шарп не собирался идти по простреливаемой пушками середине. Имелся крошечный шанс ускользнуть от картечи, преодолевая равелин почти вплотную к огромным кострам, по краям, где он сужался. К тому же, если предпринимать бросок во время очередной атаки на бастионы, когда внимание артиллеристов будет отвлечено… А «новая» брешь манила своей беззащитностью. Насколько Шарп мог разглядеть сквозь дымную пелену, даже рогатки, поставленные впопыхах, не полностью перекрывали брешь. Справа зиял зазор, в который одновременно могли протиснуться человека три.
Позади Шарпа, во мраке подножия гласиса, раздавались команды. Лёгкая дивизия готовилась скормить прожорливым брешам последние резервы. Значит, Шарпу тоже стоило позаботиться о вербовке личного «Форлорн Хоуп». Именно «Форлорн Хоуп». Это было делом для волонтёров, приказывать в этом случае Шарп не имел морального права. Он развернулся к роте и выхватил палаш. Лезвие свистнуло, рассекая воздух.
— Сейчас будет атака. Последняя, потому что подкреплений больше нет. И всё вот это, — Шарп кивнул на кровавое месиво за спиной, — будет напрасным. Мне такое не по душе. Я хочу пробиться к «новой» бреши через края равелина. Придётся прыгать с него в ров без лестниц, без матрасов и, очень возможно, что я переломаю ноги, но я иду.
Рота слушала его внимательно. Его слова будто влажной тряпкой стирали с их лиц мел угрюмой обречённости.
— Я иду туда, потому что лягушатники считают, будто победили нас. Они смеются над нами, и я собираюсь забить насмешки обратно в их пропитые глотки!
Шарп и сам не подозревал, сколько гнева на копилось в нём.
— Я заставлю их пожалеть о том, что родились на свет. Приказывать вам идти со мной я не могу. Упрекать тех, кто останется, тоже не стану. Решайте сами.
Патрик Харпер встал рядом и поднял над собой топор из числа выданных сапёрами перед атакой. На фоне кипящего огнями рва он казался сидящим на корточках товарищам вырвавшимся из чистилища героем древних легенд. Он не рассусоливал:
— Пошли?
Что руководило всеми этими сутенёрами, воришками, убийцами и пьяницами, когда они вставали и пополняли ряды импровизированного «Форлорн Хоуп» Шарпа? Наверное, тот факт, что только
Харпер покосился на командира:
— Жалостная речь, сэр. Моя лучше. Не вернёте мне мою погремушку?
Ирландец кивнул на семистволку. Шарп скинул оружие с плеча, предупредил:
— Заряжена.
Винтовку он отдал самому меткому стрелку роты — Дэниелу Хэгмену.
Лейтенант Прайс несмело улыбнулся Шарпу:
— Наверное, я слегка помешался, сэр…
— Ты можешь остаться.
— Да?! Чтоб вы разобрали всех смазливых милашек? Дудки!
Роуч и Дженкинс, Питерс и Клейтон, Кресакр — женобойца, все старые знакомые. Не хватало одного.
— А где Хейксвелл?
— Смылся, сэр, ещё в самом начале. — Здоровяк Питерс презрительно сплюнул под ноги.
Последний полк шествовал по гласису. Шарпу следовало поторопиться.
В полутора километрах от брешей Третья дивизия овладела замком, очистив его от немцев и отбив наскок французов, подоспевших с площади у собора. На противоположном краю города Пятая дивизия Лейта второй раз за ночь совершила невозможное, взяв штурмом бастион Сан-Винсенте. Бадахос пал, но об этом не ведал Шарп, не ведал полковник последнего спешащего на убой батальона, не ведали и прячущиеся во рву солдаты. По городу вести разносились быстрее. Слухи о поражении достигли ушей защитников Тринидада и Санта-Марии, но город был тёмен, силуэт замка так же неприступно проступал на небосклоне, и французы успокоились. Слухи, они и есть слухи.
— Готовсь!
О, Господи! Новая атака этих безумных британцев! Защитники бастионов оторвались от созерцания города и обратили взоры наружу. Там, из тьмы, по заваленному трупами гласису вышагивал новый батальон англичан. Запалы вспыхнули, пушки плюнули смертью, и мясорубка закрутилась вновь.
Гром орудий прозвучал для Шарпа выстрелом из сигнального пистолета. Вперёд! В Бадахос!
ГЛАВА 26
Бастионы обволакивал густой пороховой дым. Шарп скатился в ров и встал на ноги. Мёртвые и умирающие, раненые и невредимые. Последних появление офицера с явно воинственными намерениями отнюдь не порадовало. На Шарпа зашипели, кто-то попытался вцепиться в форму:
— Чёртов дурак, ложись! Ты привлечёшь внимание лягушатников!
Пушки не били в этот уголок прицельно, а от случайных пуль уцелевших спасали тела погибших товарищей. Шарп и его люди могли нарушить эту идиллию, поэтому-то и нервничали надеявшиеся отсидеться в своих редутах из трупов солдаты. Шарп взмахнул палашом: «Прочь с дороги!» Его парни спускались вслед за ним. Харпер закричал что-то по-ирландски, призывая к себе соплеменников. Справа артиллерия расправлялась с последней атакой на бастион Тринидад.
Шарп помедлил, выискивая хоть клочок твёрдой почвы, чтобы поставить ногу, но дно рва было густо устлано убитыми, и стрелок зашагал по мягкой людской плоти. Из груды трупов перед Шарпом воздвиглась тёмная фигура. Человек схватил стрелка за грудки и потянул вниз. Шарп несколько раз ударил его рукоятью палаша. Тот отстал.
Вблизи передняя стенка равелина оказалась более пологой, чем выглядела с гласиса. Грубый камень покрывал её поверхность, облегчая подъём. Шарп задрал голову. Верхний край чернел границей между жизнью и смертью. Там ждала картечь. Инстинкты умоляли его не соваться туда, разум вкрадчиво советовал найти прибежище среди мертвецов и выжить, но, помимо чувств и рассудка, у Шарпа имелись воля и дьявольская гордыня. Он полез вверх.