Рота стрелка Шарпа
Шрифт:
Одновременно с ирландцем Шарп нанёс удар палашом. Хейксвелл уклонился от обеих опасностей, но упал навзничь. Тереза подтянула к себе Антонию и выхватила из кровати спрятанную винтовку. Выстрел прогремел почти в упор, но пуля ушла в пол, потому что Хейксвелл снова кинулся за кивером. Нога, выставленная Харпером перед собой, отшвырнула сержанта назад, и второй выпад Шарпа тоже пропал втуне. Ирландец отправил за спину кивер и попытался сцапать Хейксвелла. Тереза, не веря, что промахнулась с такой ничтожной дистанции, ткнула желтомордого разряженным ружьём. Юркий ублюдок нырнул под оружие, горячий ствол стукнул по локтю Харпера,
Сержант издал долгий, исполненный муки, стон. Мамочка, единственная живая душа, любившая его таким, какой он есть, была недостижима. Обретя после долгой разлуки, он терял её вновь. Стон перешёл в рык. Выбив расщеплённую ставню, Хейксвелл оседлал оконный проём. Как по команде, трое мстителей бросились к нему, но штык описал полукруг, и они отпрянули. Сержант перекинул вторую ногу и спрыгнул во тьму.
— Расступись! — рявкнул Харпер, и Шарп с Терезой шарахнулись от окна. Ирландец высунулся наружу с семистволкой в руках, про себя вознося благодарность небесам за то, что ни в брешах, ни в городе оружие так и не довелось применить. Улепётывающий Хейксвелл был как на ладони. Губы Харпера раздвинулись в недоброй ухмылке, палец спустил курок: «Получи, тварь!» Плечо онемело от бешеной отдачи, комнату заволокло дымом.
Злорадное хихиканье донеслось с улицы. Ирландец перегнулся через подоконник. Несуразная фигура без головного убора, стуча каблуками, удалялась прочь. Харпер швырнул под ноги оружие и разразился проклятьями:
— Как заговорённый, пёс!
— Его бы порадовали твои слова. — Шарп устало вложил в ножны палаш и повернулся к Терезе.
Девушка, улыбаясь, протягивала ему Антонию. Что-то случилось со зрением Шарпа, но, лишь когда тёплые капли проложили дорожки по щекам, он понял, что плачет. Приняв крошечное тельце на руки, он коснулся девочки губами. Его дочь, напуганная и рыдающая.
Его дитя.
Эпилог
Их обвенчал на следующий день трясущийся от страха падре. Это была странная церемония. Ребята Шарпа вычистили и убрали двор. У ворот дежурили Клейтон, Питерс и Гаттеридж с мушкетами наизготовку. В городе всё ещё бесчинствовали мародёры, и пожары никто не тушил. Едкий дым щипал очи, вдобавок Шарп не понимал, что лопочет священник. Напротив, Харпер с Хоганом слушали патера внимательно, с видом торжественным и, по мнению жениха, глуповатым.
Когда Шарп сообщил Харперу, что они с Терезой решили пожениться, от избытка чувств ирландец забыл о всякой субординации и, огласив окрестности восторженным рёвом, так хватил командира по спине, что тому показалось, будто в него угодило четырёхфунтовое ядро. В сумбурных поздравлениях сержанта Шарп уловил имя «Изабелла» и переспросил:
— Изабелла?
— Спасённая девчушка, сэр.
Шарп подмигнул порозовевшему ирландцу:
— Ты не знаешь испанского, она — английского, но, похоже, вы нашли общий язык?
— Точно, сэр.
Хитро взглянув на командира, Патрик добавил:
— А ещё я рад, что вы ступили на путь истинной веры.
— То есть?
— Свадьба по нашему обряду — ваш
— Не хочу тебя разочаровывать, Патрик, но едва ли я сделаю второй.
— О, за вас это сделает ваша жена.
— В ближайшее время — вряд ли.
Шарп знал, о чём говорил. Тереза не могла остаться с армией, стрелок не имел права последовать за ней. Это означало новую разлуку. Тем не менее, он был рад свадьбе. Только так он мог дать дочери честное имя, которого был лишён сам. Священник тараторил, настороженно косясь на бойцов Лёгкой роты. Тереза стояла рядом с Шарпом, и Джейн Гиббонс казалась далёкой и зыбкой тенью прошлого.
Муж, отец и капитан в одном лице, Шарп поднял голову и посмотрел в небо. Пустельги (как определил их Харпер) метались над вершинами деревьев. Тереза тронула мужа за локоть и что-то сказала по-испански. Он обратил взор на неё. Тонкое лицо девушки светилось от счастья, и Шарп улыбнулся:
— Я люблю тебя.
Целуя Терезу, он опять невольно вспомнил их первый поцелуй под пиками улан. Тереза крепко сжала его ладонь.
— Позвольте мне тоже облобызать невесту, Ричард. — к ним протиснулся Хоган. Заключив испанку в объятия, он одарил её долгим поцелуем под крики гостей. Тётушка Терезы обняла жениха. Лейтенант Прайс клюнул невесту в щёчку, невеста целовала Патрика Харпера.
Блаженство и покой — вот что испытывал Ричард Шарп. Он немного стыдился своих чувств, ему казалось, что, заметь его состояние окружающие, непременно истолкуют как-то не так, но ничего не мог с собой поделать. Да и не хотел.
— Итак! — Хоган взял чашу, — Всех благ вам!
— Забавное у меня вышло бракосочетание… — пробормотал Шарп.
— Бракосочетания всегда забавны, кто бы и где ни женился, — философски отозвался инженер.
Он поманил кормилицу с Антонией и, когда та приблизилась, влил крохе в рот из своего стакана пару капель вина:
— Пей, пей. Не всякой малышке удаётся погулять у родителей на свадьбе.
Антония окончательно поправилась. По-видимому, и сама хворь девочки, и выздоровление так и остались загадкой для врачей. Лекари мямлили, что это возрастное, получали гонорар и откланивались.
К вечеру молодожёны с изрядной частью гостей покинули истерзанный город. Их путь лежал через брешь бастиона Санта-Мария. Тереза с неподдельным интересом рассматривала оборонительные сооружения, и по её глазам Шарп видел, насколько она впечатлена. Неубранные трупы во рву источали ощутимое зловоние. Живые копошились меж них, выискивая родных и приятелей, или молча стояли на краю рва, по примеру Веллингтона придя почтить память полёгшей армии. Первым, на кого наткнулся Шарп, выбравшись на гласис по лестнице, оказался полковник Уиндхэм, мрачно уставившийся в ров, где нашёл свой конец его друг, майор Колетт. Заметив стрелка, полковник шагнул ему на встречу и медленно отдал честь:
— Шарп…
— Э-э, сэр?
— Вы — храбрый человек, Шарп.
Стрелок смутился:
— Спасибо, сэр… Вы тоже. Я видел атаку… — он запнулся, не зная, что ещё сказать и очень кстати вспомнил об отнятой у Хейксвелла миниатюре. Достав мятый замусоленный портрет миссис Уиндхэм из-за пазухи, Шарп протянул его полковнику:
— Думаю, это ваше, сэр.
Уиндхэм смотрел на изображение жены, на Шарпа, снова на портрет. Дар речи не сразу вернулся к нему:
— Где… Где вы его нашли?