Рота
Шрифт:
Бэтээр, на броне которого сидели Панкевич и Маугли, остановился у дальнего въезда в село – и почти сразу же к ним подбежал пацаненок лет пяти – в огромных сапожищах и замызганном свитере ниже колен. Мальчонка протянул руку к Маугли и пролепетал:
– Красавчик.
– Правильно, пацан, – кивнул Маугли. – Мы все – красавцы.
– Красавчик, дай патрон.
– Зачем тебе?
– Леча придет, ему дам… Он там, в горы…
– Гоблин, дай патрон…
Ошарашенный Маугли покосился на Рыдлевку, выщелкнул из магазина в подсумке патрон и бросил мальчишке:
–На!
Пацаненок осмотрел
– Нет, не такой… Мне 7,62 нужен.
– Ну, ты… блин.
– Мургалов! – оборвал их торг Панкевич. – Хорош цирк гонять… Спецназовцы подъехали. Родионенко, Азаретян! На выход.
…Числова обнимали женские руки, Анна крепко-крепко прижимала его к себе, что-то шепча нежное почти по-матерински, а он все каменел и никак не мог разжаться…
…Веселый шел по тропе в село позади двух приданных спецназеров – квадратных мужиков в масках и ладно подогнанной амуниции. Один пошел на несколько шагов вперед, и Родионенко подобрался чуть поближе ко второму – ему было интересно, спецназовцы ГРУ всегда были окутаны ореолом романтической тайны.
– Земеля, тебя как звать? Откуда?
Спецназер в маске чуть повернул голову, хмыкнул глухо:
– Сова я. Оттуда, откуда и ты… Только выпал раньше. Вопросы?
Со спецназерами так всегда – они не любят имена свои называть. Только клички. Вернее, боевые прозвища.
Впереди на дороге лежали три палочки. Сова бросил первому спецназеру:
– Фикус, пять метров впереди – справа растяжка. Проверь.
Фикус растяжку снял привычно, почти автоматически.
Сова ухмыльнулся, глаза из прорези маски глянули на Веселого:
– Учись, десантура. Это тебе не в крутых «разгрузках» для баб сниматься…
Веселый кивнул и тут же сунулся с новым вопросом – пока хоть что-то отвечает этот спецназер:
– Слушай, Сова… А у вас дембельские альбомы есть?
Сова даже остановился на полсекунды:
– Ты че – охренел? В маске, что ли, фоткаться? Ты вот на бабу в ОЗК «ОЗК – общевойсковой защитный костюм – он резиновый, и в комплект к нему входит противогаз.» полезешь?
– Ну да, – смутился Веселый. – Я как-то не подумал…
– Тихо! – поднял руку Сова. – Фикус, что там за стенания?
У второго дома от края села стояло несколько пожилых женщин, неприязненно глядя на федералов. А из дома действительно доносились крики и плач. Стоящая перед домом пожилая женщина с волевым лицом начала вдруг заводить односельчан:
– Зачем мирный убивает? Хож-Ахмет – самый мирный, самый раненый. Вчера танк приехал, солдат дом ходил – я сама видела! Повесил Хож-Ахмет, чтоб за баран не жаловался. Солдат так и говорил – всэх убиват!… Мотоцикл украл. Гус – зарэзал…
Веселый остановил Сову за рукав:
– Я сейчас за взводным сбегаю. Это ж дом этого… сержанта Хож-Ахмета.
– Какого сержанта? – не понял Сова. Но Веселый уже бежал к взводному…
А с этим Хож-Ахметом действительно с неделю назад случилась история: проезжали на бэтээре по селу, случайно зацепили сараюгу – водила вильнул, показалось ему что-то на дороге. В сарае был баран, которого придавило, и хозяину пришлось его прирезать.
Панкевич, конечно, доложил об инциденте ротному, и как раз во время доклада караульный Фома вместе с сержантом –
– Вы че, контуженые? На хер вы его…
– Да, товарищ майор, он, кажется, не говнистый.
В этот момент в палатку без разрешения влез и сам чеченец – лет сорока мужик, судя по всему, слышавший препирательства. Вошел и доложился по-уставному:
– Товарищ майор! Младший сержант запаса, старший радиотелеграфист узла связи «Юность», войсковая часть 54286, Магомадов Хож-Ахмет, разрешите обратиться?
Самохвалов аж обалдел, но улыбку удержать не смог:
– Ах ты… «Юность» ты моя грешная… Сегодня не до тебя с твоим бараном… Хотя, конечно, извини, что так… Панкевич! Отдай сержанту ящик тушенки за барана! Лады!
На следующий день Хож-Ахмет пришел снова, но тушенку брать отказался – она же свиная была. Панкевич долго чесал репу, Маугли вроде бы даже нашел выход – они с Арой черным фломастером на партии банок зачиркали слово «свинина». Хож-Ахмет все понял, улыбнулся, не зная, как быть. Рыдлевка даже за плечи его приобнял:
– Слушай, отец… Видишь, тушенка откуда? Написано «Майкоп». Там тоже мусульманы живут, они ж плохого тебе не сделают. Бери. Считай, что подарок от своих…
– Не могу, товарищ старший лейтенант. Национальные традиции… Вы мне лучше китайца своего пришлите с кем-нибудь – забор починить. Я видел, он умеет.
– Хорошо, хорошо…
Под «китайцем» Хож-Ахмет имел в виду Тунгуса, и Рыдлевка действительно послал Веселого с сержантом Николаевым помочь «восстановлению разрушенного хозяйства».
Они нашли Хож-Ахмета в его дворе сильно пьяного и в старом солдатском кителе – еще с бархатными голубыми погонами и буквами «СА» на них и с серебряными двойными лычками. Хож-Ахмет сидел на чурбане, сильно раскачиваясь, в одной руке у него был марлевый сверток, в другой – альбом и магнитофонная кассета. Чеченец посмотрел на солдат и сказал:
– Люди совсем шакалы сделались. На хрена эта война? Тебе, китаец, она нужна? Ты кто по наци? Думаешь, чечену она нужна? Вот, шашлыки берите…
Хож-Ахмет сбросил марлю – под ней были четыре палочки с бараньими ребрами, луком и помидорами. Шашлыки оставили на кителе жирное пятно.
Пока Веселый с Тунгусом трескали угощение, чеченец продолжал свой монолог:
– Майор не пришел. Старлей – не хочет. Брэзгувают, фэдэралы… Пачиму ни старлей, ни майор нэ говорят «товарищ младший сержант»? «Чэчэн», «мужик»… Мы – такой же, как все… Был Союз. Был – дружба… Тэпэрь – свабода. Шариат – Ельцын. – Масхадов. Одын брат застрелили в Грозный на вокзале. Другой брат – в Гудермес. Было восемь баран. Остался адын. Последний задавил. Ешь шашлык… Вот мой дэмбельский альбом. Вот полковник Драч – командир части. Лично портвейн забрал – пять суток гаупвахты – Ош Чашму пили. Это мы у его гаража с Вовкой Несмашным и Серегой Русских – он комсомольский секретарь был, но не говно. Потом дипломат стал, в Ливане убили – писали в газетах… А это – я… Вот это – Хатохов. Кабардин. Он меня черножопым обозвал в строю. Капитан Фауст его ответ за санчасть и та-акой пизды дал… А это кассета – капитан Белевич пел – берите, подарок.