Ротмистр Гордеев
Шрифт:
– Смелости и озорства у него хватало. А вот насчёт изобретательности… Особо звёзд с неба Николя не хватал.
– А давайте устроим ему сюрприз? – Дзатоев проникновенно заглянул в глаза Филимонова. – Розыгрыш…
Глава 15
Ночь. Лежу на нарах, сна ни в одном глазу. Во-первых, сосед-пехотинец храпит так, что хоть уши трубочкой сворачивай. Во-вторых, решаю сложную морально-этическую проблему: принять предложение моей китаянки и пойти на рывок
В обоих вариантах есть плюсы и минусы. Рисковать офицерской честью ради жизни и любви или рисковать жизнью ради чести и доброго имени.
И ещё: интересный вопрос – как мой вакидзаси оказался у японского тайи, чтобы помочь ему совершить ритуальное самоубийство? Я его оставил в своём вещмешке в своей комнате в китайской фанзе, где квартировал. И было это ровно перед тем, как я отправился на доклад к Али Кули Мирзе.
Без японского агента выкрасть вакидзаси и передать его для сэпукку японцу невозможно. В наличие японского агента среди своих бойцов верится мало. Зато среди китайцев… очень даже верится.
Теоретически, любого/любую можно подцепить на деньги, боязнь за близких, «медовую ловушку». Даже на ненависти к русским – мы для китайцев такие же «варвары», как и все остальные иностранцы. За что им нас любить? Того и гляди норовим какие-то территории себе оттяпать от Серединной империи.
Японским агентом может оказаться и сам японец – переоделся китайцем, прицепил на волосы косу, и родная мама не отличит одного азиата от другого.
Сокамерник мой, предполагаемая «наседка» завозился на своих нарах под шинелью, зачмокал губами, перевернулся на другой бок и затих.
Гадать кто, можно бесконечно, у меня слишком мало данных. Доступ в дом имеет неограниченно широкий круг лиц: хозяева, торговцы, профессиональные воры – криминальный элемент для вербовки вполне подходит. Проник злодей в дом, когда никто не видит, или не обращает внимания, порылся в моих вещах – и вот уже нет вакидзаси в моём вещмешке.
Как они его японцу передали? Ну мне же моя китаяночка как-то передала записку через раздатчика пищи.
С гипотетических поисков японских шпионов в своём окружении перехожу на мысли о Ли Юань-Фэн. Вспоминаю нашу с ней единственную ночь, и сладкое томление охватывает весь организм. Нет этот сладкий морок надо как--то разогнать, а то добра не доведёт. Осторожно слезаю с нар, делаю простейшие гимнастические упражнения, чтобы физическим напряжением нивелировать напряжение сексуальное.
Чувствую на себе пристальный взгляд. Так и есть, сосед проснулся. Оборачиваюсь.
– Тело затекло, решил немного разогнать кровь. Если помешал, не обессудьте.
– Да какое помешал. Вы правы, не у мамы на пуховых перинах ночуем.
Сосед, кряхтя, слезает со своих нар.
– Не против, если присоединюсь?
Пожимаю плечами.
– Гляжу и не могу понять, - любопытствует пехотный сосед, - вы, господин штабс-ротмистр по какой системе занимаетесь? Мюллер? Сокольская гимнастика? Фихте?
Чёрт! Знать бы ещё, чем они тут друг от друга отличаются. Не говорить же правду – базовый комплекс упражнений Министерства обороны Российской федерации.
– Сам разработал, - отбрехиваюсь, - из разных систем взял, что больше мне подходило.
После занятий уснул быстро, да и сосед своим храпом не донимал. Может, взять за привычку заниматься с ним по вечерам? И сон спокойнее будет.
С утра вывели на оправку, потом завтрак. Чай, жидкая каша-размазня из риса с волокнцами мяса, пара кусочков плохо пропечённого хлеба. Удивительно дело – на всех гауптвахтах кормёжка сильно хуже даже солдатского котла. Или это такая дополнительная воспитательная мера? Чтобы жизнь совсем уж мёдом не казалась?
Почти сразу после завтрака меня забирает конвой и после непродолжительной уличной прогулки представляет пред светлы очи Дзатоева.
Какой разительный контраст. Сегодня «борец со шпионажем» - сама любезность и предупредительность.
– Курите?.. – подвигает мне пачку папирос.
– Благодарствуйте, бросил.
– Что так?
– В госпитале прочитал, что капля никотина убивает лошадь.
Удалось удивить своего виз-а-ви.
– Шутить изволите, штабс-ротмистр?
– Никак нет. Кто-то из госпитальных эскулапов обмолвился. Мол, британские учёные установили. Должно быть, прочитал в каком-то медицинском журнале.
– Не помните кто?
– Увы. Обратил внимание на сам факт, а не на того, кто его озвучил.
На лице Дзатоева сомнение, барабанит пальцами по столу. Чувствую, курить ему хочется, но мысль разделить участь лошади останавливает.
– Может, чаю?
Да что это с ним сегодня?
– Не откажусь.
Дзатоев подходит к двери, приоткрывает.
– Филимонов! Два чая!
Ротмистр возвращается за стол. Да уж, разительная перемена по сравнению с нашей первой встречей. Вчерашняя догадка оказалась верна: Дзатоев играет в доброго и злого следователя. Обычно для такой разводки нужны двое, а он справляется один. Театр одного актёра какой-то.
– Вы же Елисаветградское училище заканчивали?
Ага, вот и проверка началась. Что у меня там в офицерской книжке записано? Вспоминай, Гордеев!..
– Ошибаетесь, господин ротмистр. Тверское кавалерийское юнкерское.
Плюсик мне в карму, что сразу после госпиталя назубок выучил всё, что было в бумагах моего предшественника в этом теле.
– Так вы «тверец»[2]? Выпустились в девяносто восьмом? При Кононове?
– Бог с вами, господин ротмистр, в девяносто втором. При Василевском.