Ротохаус
Шрифт:
У парадного входа стояли трое – женщина, элегантность платья которой можно было рассмотреть даже в отражении, и двое мужчин. Со слабой надеждой, что зеркало ее обманывает, Уна подбежала к окну и выглянула наружу. Нет, они действительно были там.
Не было никаких сомнений и в том, кто они такие. Комиссия Аберкромби, за вычетом самого Аберкромби, прибыла на день раньше назначенного срока. Это снова была рассеянность Аберкромби, и Уне предстояло продемонстрировать членам комиссии Ротохаус без помощи пурпурных марсианских эпифитов, гауфреттов с румом или даже космилака. А ведь
Мгновение спустя она снова открыла их и с дикой энергией принялась застилать постель. Она схватила с шезлонга ночную тунику Джика и кучу нижнего белья, бросилась в гостиную, взяла три газеты и журнал, прихватила с кухни пароварку с овсяной кашей и три четверти лимонного шифонного пирога и побежала со своей ношей в гостиную.
Что ей было делать с вещами? У нее просто не было времени, чтобы как следует их разложить, и она не могла просто засунуть их в один из шкафов; люди всегда открывали шкафы и заглядывали внутрь. Дверной звонок прозвенел еще раз. Уна замешкалась на одну мучительную секунду, а затем подбежала к обитому тканью пилону в конце комнаты. Она выдвинула ящики из-под мягкого сиденья, открыла их и запихнула туда всё барахло, которое принесла с собой. Это было лучшее, что она могла сделать. И вряд ли они захотят опускаться на колени, чтобы заглянуть в эти ящики. Затем Уна побежала к двери.
Первая часть беседы прошла хорошо. При ближайшем рассмотрении шикарная внешность мисс Холлоуэй (редактора из «Домов»!) была потрясающей, и Уна с ужасом осознала, что ей не хватает ни опрятности, ни космилака. Головной убор мисс Холлоуэй состоял из двух плюмажей газольбы, скрепленных застежкой из жемчуга Афродиты, а ее костюм имел оттенок розового пармезана. Она представила Уне двух сопровождавших её мужчин так вежливо, как только могла, и восхищённо охала и ахала, когда Уна начала показывать им дом. Она сказала, что это очень интересный дом, и сделала несколько цветных снимков кухни и ванной.
– А это заставляет его вращаться? – неожиданно спросил Макферсон, когда они вернулись в гостиную.
Он стоял у пилона и смотрел на панель с расположенными на ней кнопками.
– Да, это, – ответила Уна.
– Тогда сделай так, чтобы он повернулся, – потребовал он.
Немного нервничая, Уна подошла к кнопке и нажала её. Послышался слабый звук плевка, и Ротохаус завращался со своей обычной бесшумной плавностью, пока она снова не нажала на кнопку, чтобы остановить его.
– Так-так! – сказал Макферсон, и на его перманентно кислом лице появилась слабая улыбка. – А это для чего?
– Это кнопки для уборки.
Уна продемонстрировала их работу.
– Ну, будь я проклят. Никогда не видел ничего подобного.
Макферсон выглядел почти довольным; может быть, Джик ошибался и он, в конце концов, не такой уж и тяжёлый случай. Из того, что мужчина носит рубашку со стоячим воротником и галстук, не следует, что он консервативен во всем.
– А эта? – спросил Макферсон, указывая на последнюю кнопку на панели.
– Это управление климатом – температурой, влажностью, циркуляцией воздуха и статическим
Уна снова продемонстрировала, как всё это работает.
– Интересно, что они придумают дальше, – сказал Макферсон, ни к кому конкретно не обращаясь. – Скажите, что это за шум?
Уна внимательно прислушалась. Это отрывистое щелканье… Через мгновение она узнала его.
– Это мышеловки, – сказала она, словно извиняясь. – Они электрические. Они взводятся автоматически.
– Автоматически? – спросил Макферсон. – Хм… Я хочу заставить его еще немного покрутиться.
Пока Уна с опаской смотрела на него, он запустил Ротохаус, остановил его, запустил снова. Каждый раз, когда он нажимал на кнопку, звук плевка становился немного громче.
На пятом нажатии раздалось пугающее «Ссссппппт!» Макферсон отскочил назад. Роторхаус начал вращаться.
Прижавшись к обивке в изогнутом конце гостиной, Уна подумала, что, безусловно, хорошо, что Аберкромби обил эту стену в гостиной тканью Спрингтекс. Иначе кто-нибудь мог бы пострадать. А так они отделались лишь легкими ушибами. Она огляделась вокруг.
Сначала ей показалось, что Ротохаус движется с большой скоростью. Свет постоянно мерцал, когда гостиная переходила с солнечной стороны на теневую и обратно. Сквозь большую кристаплексовую панель не было видно ничего, кроме мелькающих размытых пятен. Из мышеловок постоянно доносился шквал щелчков, они то срабатывали, то снова самовзводились.
Мисс Холлоуэй (один из плюмажей газольбы был сильно погнут) с трудом приняла сидячее положение, опираясь на Спрингтекс справа от Уны. Вид у нее был сердитый. По другую сторону от мисс Холлоуэй управляющий Мошер поднимался на колени, а слева от Уны медленно садился мистер Макферсон. Уна нерешительно поднялась на ноги.
Обычно пол гостиной в форме пирога был полом, а изогнутая стена (корочка пирога), на которой стояла Уна, была просто стеной. Но сейчас, вероятно, из-за того, что Ротохаус двигалась слишком быстро, изогнутая стена превратилась в пол, а пилон в конце комнаты – в потолок, в шести или восьми метрах над головой Уны.
– Как нам остановить эту штуку? – спросил управляющий Мошер, перекрикивая лязг мышеловок.
Это был невысокий мужчина с довольно приятным голосом.
– Я не знаю, – сказала Уна через мгновение – она была готова расплакаться. – Я думаю, мы могли бы забраться наверх и…
Внезапно Ротохаус остановился. Гравитация снова начала действовать. Уна и трое членов комиссии соскользнули с обивки и приземлились на пол. Мисс Холлоуэй громко хлопнулась. Лязг мышеловок прекратился. Последовала секундная пауза.
– Давайте уйдем отсюда, – сказала мисс Холлоуэй. Она встала и отряхнулась. – Мне не нравится это место.
Будущее Аберкромби…
– Это прекрасный дом, – в отчаянии сказала Уна. – Честное слово, это замечательное место! После чашечки тео, я уверена…
– Я не хочу никакого тео, – недовольно заявила мисс Холлоуэй.
Она придала плюмажу газольбы нужную форму; Уна заметила, что одно или два перышка отвалились.
– Никто из нас не хочет никакого тео. Правда, мистер Макферсон?