Роудмуви
Шрифт:
все эти стены леса, полуразрушенные сараи,
машины на переезде, с потушенными глазами,
домики с геранями на окошках, тётки с одинаковыми флажками,
городки, будто необитаемые, горизонты все эти, закаты,
от которых и знаешь, что мир – не целлюлозная карта,
а тёплый, живой колобок.
И что впервые тебя оставили все в покое,
ты никому не нужен в самом хорошем смысле этого слова,
и это дико важно, если вообще не самое основное.
4
Утром,
папа прячет глаза за потрёпанным Спид-инфо,
на котором написан номер квартиры карандашом.
Ты смотришь на зазнобу свою через круглый, под ситцевым абажуром, стол
и врубаешься, что не помнишь, как её звали: катя? маша?
Видишь, что и она в похожем недоумении,
и что это совсем неважно.
Важно – ходить в обнимку, в любую жару,
корабли провожать океанские или бумажные, лишь бы – за руки, на ветру.
Купаться? Да где угодно, лишь бы вместе и голышом,
длить этот лучший в мире июль, такой солнечный и такой большой,
что он кажется вечным, как твой район,
как все эти девяностые, где у каждого есть знакомый бандит.
Твой – учил тебя практической анатомии: где яремная вена ,
как с полтыка попасть в кадык.
Ты не рос волчарой, скорее – псом
и скорее сторожевой, чем бойцовой породы.
И все-же умел так вот сказать: "Запиши телефон,
если вдруг что, какие уроды –
– звони, подскочим, решим вопрос".
Тебе до старости будет, важен этот пацанский форс:
жить, будто где-то есть те, за кого ты легко умрешь.
5
Свадьбу ее папа забабахал как надо:
с чёрными волгами, родственниками из хазарского каганата,
на капот вкорячили пупса,
на баяне фигачил заслуженный деятель искусства
(когда-то – звезда ленконцерта, ныне – бухой и грустный),
дядя петя дядю васю волтузил,
цыганочку с выходом сбацала тетя муся,
в общем – нормально, без травм, откусили от каравая,
выпили, поплясали, от токсикоза вашу пару чуть-чуть шатало,
да, аборт обсуждали, сказали:
«Мама, не ерунди, мы точно его хотим».
Ну а как, если вы влюблены до неба и обоим нет еще двадцати?
И вот вы опять за своей занавеской,
предки впервые в жизни ночуют еще где-то.
Вы – муж и жена. Сил осталось – расчехлить на любимой платье, упасть и уснуть обнявшись
с этой вот мыслью: «Теперь нас двое, это надолго и это счастье. Какое же, господи, это счастье!».
6
Впереди
Под таким, говорят, успокоился Цой,
а ты уже крепко старше него, живой,
и это, наверное, хорошо.
Хорошо вообще, что к тебе приставлена смерть.
Ты впервые заметил её лет где-то в семь,
врубился, что рядом всегда – такая супер-баба-яга,
сильнее папы и старше бабушки и так у всех:
вот ни фига себе!
Когда тебе было пятнадцать с ней ушел твой пёс, а потом и дед.
Ты так и не понял, почему его номер в книжке вдруг помертвел,
и в целом – где эти двое теперь.
Решил, что дед, где-то топит по ярославке
на своей украине с жёстким седлом и высокой рамой,
с колобком за плечами спускается в васильки,
пёс, конечно же, рядом с ним,
гоняет бабочек, на шерсть собирает репьи.
Дед закатал рукава: предплечья его загорелы, крепки,
иногда подзывает пса – загривок потеребить,
оба счастливы, как ни крути.
Теперь же, если подумать, смерть – это такой оффлайн.
Пока заметят, что в соцсетях давно не писал,
позвонят – не ответишь (наверное, чем-то занят),
не увидят нарядное твое туловище в похоронном зале,
хлопнут стопку, скажут, что положено при таких раскладах,
ну и все – давай до свидания,
и особый статус аккаунта вместо памятника.
Теперь, зная, что все умрут, чувствуешь не страх, а вселенскую правоту.
Когда пассатижами сделали чер-те что с лицом и пальцами знакомому чуваку,
(задолжал он, там, штуку или вроде бы две),
ты всю ночь сидел и смотрел на дверь,
иногда всерьёз чесал дулом висок,
казалось, что жизнь – галимый развод,
от страха мысль в голове одна: «может я лучше сразу и сам?»
Потом кто-то тебе показал,
как с утра дочь бежит за йогуртом,
а тут – ты и башка разворочена,
как кричит потом вслух или про себя – всю жизнь
так, что никто не может остановить.
Тогда-то и понял, что это такая работа – жить.
Пока руки можешь поднять на уровень головы,
пока помнишь в лицо своих младших – можно и ныть,
только вот "старший" теперь это именно ты,
хочешь-не-хочешь, встань, пожалуйста, и живи.
Позлился, перекурил это дело разик, потом ещё.
Пошёл, ладонь на голову положил ей:
спи, мой хороший, нормально, нормально всё,
утром пройдёт.
7