Роузлинд (Хмельная мечта)

Джеллис Роберта

День тянулся. Одна лошадь падала за другой. Во время короткого затишья к Ричарду пришел парламентер от Саладина. Ричард приказал своим людям быть начеку, но этого не потребовалось. Брат Саладина, покоренный отвагой Ричарда, прислал ему в подарок двух великолепных лошадей. Даже мусульмане не верили, что крестоносцы продержатся. Они атаковали вновь и вновь, но натыкались на неприступную стену пеших воинов Ричарда и его усталых, окровавленных рыцарей на полуживых конях. Наконец, Саладин увидел, что десятая часть его всадников лежала на поле боя, возможно, часть, втрое большая, была ранена. Если армия Ричарда и была усталой, они стояли там, где и были,

и будут стоять там вечно. Саладин собрал остатки своих отрядов и удалился. Было ясно, что бой окончен. Воины упали там, где и стояли. Всадники попадали с лошадей, как мертвые. На всем дальнейшем пути в Иерусалим войска Саладина не атаковали их. Если бы Саладин снова атаковал их, он бы наверняка победил.

Хотя у Ричарда не было крупных ран, он весь был в порезах и царапинах, но проявлял стойкость. Фактически то же было и с каждым воином. Болезнь прошла по лагерю. Даже Саймон, которому удалось избежать всех болезней, неизбежных для новичков, лежал с лихорадкой в гноящихся ранах. В течение недели он едва мог выползать из постели, чтобы помочь Ричарду, которому было еще хуже.

Король что-то забормотал. Саймон застонал и с трудом подполз к нему. Такой же больной оруженосец сполз с соломенного тюфяка и подал Саймону чашу с разбавленным вином. Саймон принял чашу из трясущихся рук оруженосца и, приподняв голову Ричарда, дал ему пить. Взгляд короля был ясным и чистым. Саймон отослал оруженосца.

– Ты верен и предан мне, не так ли? – прошептал Ричард.

– Всем, чем могу, до конца дней моих, – ответил Саймон.

– Я тоже тебя люблю, – продолжал король.

Его голос окреп. У Саймона кружилась голова от лихорадки, и он на мгновение подумал, не собирается ли король сделать ему неприличное предложение.

– Из-за моей любви к тебе я не дал тебе награду, – продолжал Ричард.– За эти два года мы потеряли столько рыцарей! И я могу сделать тебя настолько богатым, что ты и не мечтал. Я дам тебе богатые земли здесь, где всегда светит солнце, а сырость не пробирает до костей.

Не зная, что возразить, Саймон упрямо отвернулся.

– Послушай! – голос короля напрягся.– Она разрушит тебя. Возьми то, что я тебе предлагаю, а ее оставь в покое. Ей – 18, а тебе?

Саймон запрокинул голову и засмеялся. Король подумал над судьбой своего вассала и пришел к мудрому решению. Кончив смеяться, Саймон сказал:

– Мне – 48. Я уже стар. Но Элинор знает это. Бог мне свидетель, я часто говорил ей об этом. Я даже рисовал в ее воображении картины, когда я стану старым и дряхлым, а она будет в самом соку. Она смеется и говорит, что всю жизнь прожила рядом со стариками, и ее это не пугает.

– Будет ли она так же смеяться через 10 лет? – спросил король.

Это был жестокий вопрос, но из добрых побуждений. Саймон передернулся.

– Мой господин, я тоже думал об этом. Я не заблуждаюсь. Я и Элинор не подходим друг другу по возрасту, но всем другим – да. Она извлечет выгоду из моего возраста по-своему. Я не молодой повеса, который будет транжирить ее наследство, так как оно мне не нужно, и я не собираюсь делать роскошные подарки другим женщинам.– Саймон нахмурился.– У меня едва хватит сил удовлетворять ее, не говоря уже о тратах на других.– Саймон помолчал и отвел взгляд от короля, мечтая.– Более того, мой господин, я люблю нашу страну туманов и дождей. За эти два года я почти возненавидел солнце. В Англии, когда светит солнце, все благодарят Бога за это с радостным сердцем. И не надо жевать соленое мясо или вонючую рыбу, чтобы выжить. Если Вы не дадите мне той

награды, которую я желаю, я все равно буду преданно служить Вам, но не лишайте меня страны, которую я люблю. Мой господин, – голос его дрогнул, – не давайте мне ничего, если такова Ваша воля, но если я буду больше Вам не нужен, отпустите меня домой!

– Ты глупец!

Саймон наклонил голову:

– Да.

Наступило долгое молчание.

– Я приму предложение Саладина о перемирии, – сказал Ричард, голос был тихим.– В противном случае я потеряю Англию и Нормандию.

– Это мудрое решение, – как можно искренне ответил Саймон.

Он поднялся и решил пойти куда-нибудь побыть одному, чтобы побороть свое горькое разочарование и подумать, как сообщить об этом Элинор. Ричард схватил его за руку.

– Беренгария и я разошлись в некоторых вопросах.– Он посмотрел на Саймона и захохотал.– Ты удивлен?

– Нет, – медленно ответил Саймон.– Это меня не удивило, но не по той причине, что вы предполагаете. Леди Беренгария – хорошая и милая женщина, но она не верит, что Вам свойственно все, как и любому другому человеку. Долго с такой восторженной женщиной не проживешь. Я Вас не виню.

Ричард хотел что-то возразить, но передумал и сказал:

– Ну что, ты все еще хочешь жениться? Несмотря на боль разочарования, Саймон рассмеялся:

– Элинор нельзя обвинить в утонченных манерах и мягком темпераменте.

Холодные глаза короля изучающе посмотрели на Саймона:

– Ну что ж, будь, по-твоему. Пусть это будет на твоей совести. Я сделал все, что мог, чтобы остановить тебя, а ты отверг мое предложение. Ты женишься на леди Элинор, как того желаешь. Тогда я смогу вверить мою жену и мою сестру в надежные руки, и буду спокоен, что ты охраняешь их на пути домой.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Элинор перечитала письмо в пятый раз. Почерк был не похож на почерк Саймона: буквы прыгали и расползались. И слова были не Саймона, хотя мысли и чувства были те же.

«У меня теперь есть ты. Пусть клерки составляют любой контракт, какой ты пожелаешь. Когда мы будем в Акре, мы поженимся и затем отплывем домой».

«Мы», которые должны быть в Акре, – это, скорее всего, король и Саймон, может быть, с армией, а вот «мы», которые отплывут домой, – было более проблематичным и вызывало вопросы. Будут ли это только Саймон и она? А может, король и армия? Элинор перечитала письмо в шестой раз и, наконец, поняла, почему ее озадачил вопрос, который показался совершенно бессмысленным и на который в любом случае будет скоро получен ответ. Правда заключалась в том, что она не знала, как сообщить эти новости Беренгарии. Конечно, она бы могла вообще не показывать ей письмо Саймона. Фраза «У меня есть ты», как будто он выиграл лошадь на турнире, явно не улучшило бы отношение Беренгарии к замужеству.

В каком-то смысле это было одно и то же. Саймон чувствовал, что он «получил» Элинор и выиграл ее как лошадь. Он не стал бы счастливее от того, что чувствовал бы себя иначе. Но с другой стороны, в словах Саймона заключался скрытый смысл, который было не понять Беренгарии. Он хотел сказать, что будет обладать именно Элинор, а не ее землями. Он желал ее, Элинор, а не ее владения. И это было понятно для Элинор из тех слов письма Саймона, где он давал право ее клеркам составить любой брачный контракт по ее усмотрению. В конце концов, брачный контракт существует для того, чтобы определить, что принадлежит невесте, а что – жениху при разделе имущества.