Роузлинд (Хмельная мечта)
Шрифт:
Небо над промокшими деревьями было таким же серым, как их одежды. На нем не было ни единого просвета, чтобы определить положение солнца, – Саймон уже давно перестал ориентироваться во времени, и только желудок, который с начала похода успел прилипнуть к хребту, иногда давал о себе знать, требуя наполнения, независимо от того, день это или ночь. Все запасы пищи уже кончились, хотя расходовали их экономно, а валлийцы не оставляли после себя ничего, чем можно было бы поживиться. Конечно, что-то удавалось добыть на охоте, но это бывало очень редко. Валлийцы с особой тщательностью истребили или распугали почти всю дичь в лесах и забрали с собой в горы соленое и вяленое мясо.
Саймон попытался определить, который час, по тому времени, которое
В такой ситуации лучше принять самый безопасный вариант, чем затем сожалеть о потерях, решил Саймон.
Послышался резкий свист, означающий, что в деревне все спокойно, и Саймон направил своего коня вперед. По крайней мере, они хоть поспят сегодня под крышей, и, если темнота не скоро опустится на землю, часть воинов отправится на охоту, и принесет что-нибудь. Тепло и еда тоже поднимут дух воинов. Саймон нахмурился: ничто не поднимет дух его воинов лучше, чем бой, в котором они смогут убить нескольких валлийцев. Но рано или поздно это случится.
Теперь Саймон с благодарностью вспоминал две прошлые военные кампании в Уэльсе, завершившиеся полным провалом. Он не отличался особым умом в военных делах, но никогда не забывал полученных уроков и старался извлечь из них максимальную пользу, будь то победа или поражение. Он еще не потерял ни одного воина, несмотря на тактику горцев – разделить и уничтожить, которая себя вполне оправдала. Он еще не попал ни в одну ловушку, расставленную врагом.
Саймон, не спеша, проанализировал ситуацию и пришел к выводу, что основной лагерь валлийцев должен находиться где-то поблизости. На этот раз они недооценили «тупых» англичан, как раньше англичане недооценили этих «варваров» – валлийцев.
Больше всего его заботило то, смогут ли они вступить с валлийцами в схватку до того, как ярость, кипящая в его людях, рвущихся в бой, сгорит в них. Если это произойдет, начнутся стычки между воинами, и, что еще хуже, все будут заражены безнадежностью. Саймону приходилось и раньше наблюдать, как разрушительно это действует на армию, поэтому сейчас он внимательно следил за малейшими признаками бунта, чтобы предупредить его. Но пока все было спокойно.
Не потребовалось команды, чтобы замолчали всадники, когда увидели, как поредел лес и впереди образовался просвет. Они подъезжали к пастбищу, окружавшему деревню. Саймон всей кожей ощутил, как устали его воины и как желают расслабиться и отдохнуть, когда услышал звук ослабляемых мокрых кожаных поводьев и бряцанье мечей, возвращаемых в ножны. Кто-то заключал пари на то, атакуют их сегодня или нет. Саймон не верил в нападение, но в душе порадовался тому, что это было произнесено легко, даже с юмором, а больше всего его порадовало, что его воины обменивались репликами с людьми Элинор, как и друг с другом.
Два отряда хорошо ладили между собой. Саймону даже казалось иногда, что люди Элинор были больше преданы ему. Саймон усмехнулся: даже при одном только упоминании ее имени он чувствовал трепет, а дыхание становилось неровным. Интересно, чем она так запугала своих людей, что они так пекутся о нем! Ох, уж эта Элинор! Она не допускала и мысли о том, чтобы принадлежащее ей пропало или было повреждено. Саймон еще раз усмехнулся. Он вспомнил, как после каждой схватки, какой бы она ни была – значительной или нет, Бьорн Фишерман всегда оказывался рядом, внимательно осматривая его с головы до ног. Сначала
Конечно, не только об одежде и еде они расскажут ей. С тех пор, как Саймон был с Элинор, у него не было других женщин. Возбужденный ее прикосновениями и близостью, он даже и не думал утолять свое желание с какой-нибудь из многочисленных шлюх, обслуживающих придворных кавалеров. Это не было осознанным чувством верности, просто ему было достаточно близости Элинор. Но на расстоянии это желание усиливалось. К тому же Саймон никогда не делал секрета из того, что знал женщин и спал с ними. Он не собирался играть роль верного любовника, и будет поступать так же, как и раньше, когда мысли об Элинор не занимали его. Время от времени он пытался воспроизвести в памяти ту лунную ночь, особенно когда он лежал без сна на земле, глядя на луну, излучающую мягкий свет на верхушки деревьев.
Но сегодня Саймон надеялся, что лунный свет не потревожит его и не нарушит его сна. Он пришпорил коня у края поля и внимательно вгляделся в разбросанные впереди хижины. Разведчики, а это были егеря Элинор, которые были включены в отряд по ее просьбе, отлично выбрали маршрут. Здесь была самая короткая дорога через поле к деревне. Саймон проехал вперед.
В деревне Саймон разместился в самой большой хижине. Когда мокрый хворост, собранный в лесу, наконец, загорелся, он, сняв с себя всю одежду, присел на корточки на грязном влажном полу. Его слегка била дрожь, а когда ветром через отверстие в крыше задувало дым в глаза и нос, начинался кашель. Он почти ни о чем не думал, наблюдая, как пар поднимается от его одежды, висящей над костром. В его мешке, который лежал у стены, была пара пригоршней прогорклых зерен и три-четыре полоски жесткого высохшего мяса. У Саймона забурчало в желудке, но он не сделал и движения в сторону этих несъедобных припасов. Иэн вместе с несколькими воинами отправились в лес. Даст Бог, и они что-нибудь раздобудут. Даже белка или ворона сгодятся.
Саймон улыбнулся. Недавно Бьорн предложил ему жирную крысу. Он отказался, но не сразу. Он передернул плечами, когда вспомнил озадаченную физиономию Бьорна, который виновато произнес:
– Мне бы следовало снять с нее шкуру. Вы бы подумали, что это зайчонок, и съели бы ее.
Да, чем бы Элинор ни запугала своих людей, это давало поразительный эффект.
Внезапно Саймон перестал улыбаться и поднялся. Его голова почти касалась соломенной крыши. Со двора донесся гул голосов – что-то там происходило. Но криков тревоги не было, значит, не было и опасности. Саймон облизал пересохшие губы: может, удалось подстрелить оленя? Он подошел к двери.
Саймон, увидев Иэна, ведущего пленника, почувствовал разочарование. Но оно быстро прошло.
Одежда и черты лица молодого человека, совсем еще подростка, говорили о том, что он знатного происхождения. Чистокровные валлийцы вели себя по-особому, что не отвечало понятиям норманнов и саксов о чести. Да и христианство их было, мягко выражаясь, особенным. Саймон отдавал себе отчет в том, что он не понимает их представления о чести, но он не был настолько глуп, чтобы вообще отрицать наличие у них этого понятия. Валлийцев часто называли хитрыми и трусливыми существами, которые были чуть-чуть лучше, чем звери. Но у Саймона было свое мнение на этот счет. Он не презирал их методы ведения боя: слишком часто он видел их результаты. Он находил общее между валлийцами и норманнами: и те, и другие ценили кровное родство, пожалуй, у валлийцев это чувство выражалось даже сильнее, чем у норманнов или англичан. Признавались все кровные узы, и их политическая система была основана на родственных кланах. Саймон резким движением остановил Иэна, который пытался силой поставить пленника на колени.