Ровесники. Герой асфальта
Шрифт:
– Эй! Ты где? Заснула что ли?
Я опомнилась, сообразив, что Юра вот уже добрых минут пять дёргает меня за руку.
– Медляк врубили! Давай потанцуем!
Опять же, как и в самом начале нашего знакомства, он, не спрашивая разрешения, крепко схватил меня за талию. Слишком, пожалуй, крепко. Я поморщилась от такой наглости, но возмущаться не стала – в конце концов, не всё ли равно, с кем танцевать медляк? Главное – не стоять возле решётки белой вороной в одиночестве. Машинально положив руки на острые Юрины плечи, я продолжала изучать всё происходящее вокруг меня. Нашла Мишу Раскопина, шёпотом болтающего под танец
Варя Канаренко – в белой блузке и туго облегающих джинсах… Такой простой наряд, а она всё равно выглядит по-королевски. Из желающих с ней потанцевать, наверное, очередь выстраивается до конца коридора. Сейчас повезло чернявому пацану из отряда наших сказочных «разбойников». И смотрит он на Варю восторженно, по-щенячьи, точь-в-точь как Дима Елисеев, играющий в спектакле Трубадура. Краем уха я, кстати, слышала, что они немного встречались пока шли репетиции. А как только показали новогоднее представление малышам, так и кончилась любовь. Впрочем, была ли она вообще? Имеется в виду, чувство Варвары. Способна ли она чего-нибудь чувствовать, зная о своей неотразимости?
Катя Богданович… Маша… Всё вертелось каруселью, маячило и мельтешило. Сейчас Катя в чужих объятиях, а ведь совсем еще недавно она путалась с Канарейкой. Кстати, Вадим и Оксана Ледовская в это время вели себя так, словно находились на дискотеке одни, и рядом с ними не было ни души. Они целовались. Но КАК они целовались! Так мог только Канарейка! Тесно прижимаясь друг к другу, Вадим и Оксана, казалось, собирались заняться любовью прямо здесь. Слишком исступленно гладила она его волосы, запуская в них все свои десять пальцев с длинным маникюром, слишком сильно запрокидывала голову назад, подставляя ему для поцелуев свою белую гибкую шею. А он!... Одна рука Вадима ласкала Оксанкино бедро, обтянутое платьем, вторая беззастенчиво шарила по внушительного размера груди. Казалось, ещё мгновение – и пальцы его сомкнуться на вырезе платья, сожмут и дёрнут на себя изо всех сил, и начнется дальше самая натуральная эротика. Дико, конечно, и, тем не менее, со стороны смотрелось потрясающе. Не я одна отвлеклась от танца, созерцая эту живописную картину. Многие пары даже на месте застыли, перешёптываясь в благоговейном ужасе.
В который раз пытаясь вывести меня из оцепенения, Юрка наконец-то понял, куда я смотрю, однако ничуть не расстроился. Сцена из эротического фильма, как и многих других, привела его в восторг.
– О! – Он некрасиво гоготнул. – Канарейка с катушек съехал! Опять, наверное, нажрался!
– Ты что, хорошо его знаешь? – Я в первый раз взглянула на своего кавалера с удивлением. Он снова хохотнул, обнажив под тонкими губами свои лошадиные зубы:
– Я? Вадьку?! Да кто его не знает! Мы давние кореша!
– Надо же. Что-то я тебя с ним раньше не видела…
– А ты-то сама ему кто? Подружка номер тридцать восемь?
– Вот ещё! – Меня всю так и передернуло от возмущения. Не хватало ещё, чтобы меня считали одной из Канарейкиных мочалок. – Я просто в его тусовке числюсь.
Юра разглядывал меня недоверчиво и по-прежнему улыбался:
– И ты хочешь сказать, что он к тебе никогда не клеился? Быть такого не может. Канарейка тот еще кобель – ни одной смазливой девчонки не пропускает.
Меня почему-то
– Почему – не клеился?... Клеился. Я его отшила.
– Да ну? – Юра, кажется, издевался, откровенно считая меня вруньей.
– Чего – ну? Я с Виталькой Павлецким вообще-то гуляю.
– С Виталькой? Так он же сейчас с Шумляевым, кажется, тусуется.
– Ты и это знаешь?
– А то!.. Слу-ушай, а это не из-за тебя случайно они поругались?! Слухи тут ходят…
Танцевать мне как-то незаметно расхотелось, и праздничное настроение испарилось с быстротой лужицы на раскалённом асфальте. Ну почему, почему даже здесь я не могу забыться на какое-то время? Да и как тут забудешь, если тебе первый же встречный человек говорит об этом в лицо. Не школа, а одна большая семья.
Мое молчание Юра, видно, воспринял как утвердительный ответ, восторженно присвистнул:
– Ничего себе! Так это тебя Канарейка у Витальки пытался отбить?!
– Ничего он не пытался. – Огрызнулась я, тормозя. Слава богу, музыка, кажется, кончалась. – Вообще, это тебя это не касается.
– Да ладно, я ведь и сам могу у Вадьки насчет тебя выяснить.
Последние звуки медляка растаяли где-то под потолком, и я с досадой отцепила от себя руки надоевшего кавалера. Нет, никто и никогда не сможет сравниться с Виталиком. И никто никогда не понравится мне настолько сильно. Только в его поведении и в его характере я никогда не находила изъянов и не разочаровывалась. Да что теперь убиваться? Если бы меня можно было простить, разве не сделал бы этого Виталик?... Стало быть, никак нельзя ему так поступить… И что я могла предпринять?
Вадима и Оксанки, оказывается, в толпе уже не было. Когда они успели слинять? Куда – догадаться легко. В какой-нибудь из ближайших туалетов. Ах, Канарейка-Канарейка, видать вместо сердца у тебя действительно одни гормоны… А как же ты, тем не менее, обиделся, когда я тебе об этом сказала, потаскун ты малолетний…
На смену медляку пришла привычная танцевальная музыка, дёргаться под которую мне сейчас совершенно не хотелось. Пробивая себе путь локтями, я двинулась к раздевалке.
– Ты куда? – Юрка как конвоир кинулся следом. Я, честное слово, уже не знала, куда от него деваться.
– Я? Домой.
– Домой? Ещё рано! Чего ты, в самом деле, как Золушка? – Юрка встал перед самой дверью, то ли дурачась, то ли на полном серьёзе намереваясь меня задержать.
– Ты чего, обиделась что ли на меня?
– Пусти. Ничего я не обиделась. – Теперь меня уже буквально тошнило от его настырности, и я ещё сильнее, чем прежде мечтала поскорее смотаться отсюда подобру-поздорову. Раздражение мое росло ещё и от того, что Юрка упорно не давал мне пройти. Он уже совершенно не шутя смотрел на меня с мольбой:
– Да ладно, ну чего ты? Не буду я у Канарейки ничего выяснять. Да он и не скажет. Не такие уж мы с ним и друзья на самом деле. Так, иногда сидим… В последний раз около месяца назад свадьбу братана моего аперитивом обмывали…
Что-то щёлкнуло в моей голове, будто кнопкой выключателя. Вспыхнула лампочка, ярко осветив сознание, разбудила память.
– Аперитивом? – Переспросила я, тупо уставившись на Юру. – Это тот, который с циклодолом?
Теперь он смотрел на меня с таким же изумлением и моргал – медленно, как в полусне, ничего не отвечая. В принципе, объяснения мне были уже не нужны.