Рой
Шрифт:
Сад был небольшой, яблонь двадцать. Под каждой стоял улей — выдолбленная колода в соломенной шапке. Там-сям темнели кусты крыжовника. С трёх сторон щерился кольями плетёный забор, четвёртая открывалась длинным полем, щедро унавоженным к зиме. Я с опаской побродила между ульями, но всё было тихо. Пчёлы мирно почивали, выставив стражу у летков. Самые обычные, рыжие и мохнатые пчёлы. Разочарованная, я уже собиралась уходить, но решила немного подышать свежим воздухом — после застолья меня слегка водило из стороны в сторону, и я боялась окончательно разомлеть
Ничего не подозревающий зверь спрыгнул на землю, осмотрелся и на задних лапах потопал к ульям. Высокий и тощий, он держался по-человечески прямо, негромко насвистывая себе под нос. Онемев, я глядела, как он поочерёдно обходит колоды, прикладывает к ним ухо, осторожно постукивает по стенке когтистой лапой, приподнимает, опускает и переходит к следующему, то и дело поддергивая шкуру на поясе, как спадающие штаны. Меня он не заметил, а вот улей, за которым я пряталась, приглянулся ему больше других. Довольно рыкнув, медведь облапил колоду, с натугой приподнял и прижал к мохнатой груди.
Поддавшись внезапному и, скорее всего, хмельному порыву, я вскочила и ухватилась за улей с другой стороны. Медведь пошатнулся от неожиданности, но лап не разжал.
— Пусти! — глухо взревел он сквозь плотно стиснутые клыки с вываленным языком.
Я чуть не выронила улей, но быстро опомнилась и вцепилась пуще прежнего.
— Лапы прочь от частной собственности, пчелокрад!
— Жадина, — рявкнул медведь, упираясь задними лапами, — на кой он тебе сдался? Выбери любой другой!
— Я не воровка! — возмутилась я, наугад пиная ногой под улей. Медведь пошатнулся, но устоял.
— Ври больше!
Но тут пчёлам надоело бесцельно трястись в колоде и они решили внести посильную лепту в делёж улья. Подбадривая себя громким жужжанием, они высыпали из летка с безрассудной отвагой защитников осаждённой крепости.
Неожиданная атака застала нас врасплох. В темноте пчёлы и впрямь ничего не видели. Они кусались на ощупь.
Непотребно ругаясь, мы с медведем бросили улей и кинулись наутёк. Поскольку выход был один — через калитку — к ней мы и устремились, пыхтя бок о бок. Медведь галантно приотстал, пропуская меня вперёд. Лобастая звериная башка отвалилась и повисла у него за плечами, сменившись тёмноволосой макушкой.
Пчелы не отважились на длительную ночную вылазку и, язвительно пожужжав нам в тыл, отстали у обмолоченных снопов за амбаром.
Тяжело дыша, мы с возмущением разглядывали друг друга. "Медведь" оказался худощавым мужчиной лет тридцати, с узким пронырливым лицом, тёмными глазами и ястребиным носом. Волевой подбородок тщательно выбрит, волосы заплетены в косицу. Троюродный брат
— Менес, — представился он, блеснув улыбкой.
Я брезгливо посмотрела на протянутую лапу. Спохватившись, "медведь" высвободил руку из шкуры, но я по-прежнему не спешила с рукопожатием.
— Ведьма, — холодно сказала я. — А шкура вам идёт. Прямо как по вас сшита. Даже не верится, что съёмная… пока съёмная.
Улыбка поугасла.
— Уважаемая госпожа ведьма, — тщательно подбирая слова, начал Менес, я никогда бы не позволил себе этот глупый маскарад, если бы знал, что перебегаю вам дорогу. Простите. Я готов искупить свою бестактность… э-э-э… двумя серебряными монетами.
Это становилось забавным.
— Которые вы только что вытащили из моего кошеля?
Вор заметно погрустнел. Он и впрямь знал свое ремесло, но с заговоренным карманом столкнулся впервые.
— Возможно, я ошиблась, — в раздумье продолжала я, — и деготь с перьями пойдут вам еще больше. А уж без руки вы и вовсе будете смотреться неотразимо.
Монетки с тем же проворством вернулись в кошель, вор безрезультатно похлопал себя по карманам и с надеждой предложил:
— Ну, хотите… э-э-э… мою шкуру?
Я с трудом удержалась от смеха:
— Вашу или медвежью?
— Медвежью, — торопливо поправился он, — вот, пощупайте — совсем новехонькая, позавчера на торжище купил.
— Вы купили шкуру стоимостью по меньшей мере в три золотых кладня, чтобы украсть улей, которому красная цена шесть серебряных кипок?!
Вор смущённо кашлянул, и я поняла, что за шкуру он тоже не платил.
— Снимайте, — решила я. В конце концов, отлавливать воров я не нанималась, а шкура и впрямь была хороша.
Менес с похвальной расторопностью выкарабкался из шкуры, торжественно вручил мне обновку, раскланялся и был таков.
Скатанная в трубку шкура оказалась немногим легче неосвежёванного медведя. Я поволокла её к дому по земле, за хвост, чувствуя себя убийцей, прячущим свежий труп. Морда подпрыгивала на кочках, выпирающие клыки оставляли два глубокие борозды. В конце концов они так крепко увязли в нижней ступеньке крыльца, что я чуть не упала. Обозлённая, я дёрнула посильнее и хвост остался у меня у руках.
Плюнув, я бросила шкуру во дворе — у меня уже начинало шуметь в ушах, следовало как можно скорее приступить к врачеванию. Один-два пчелиных укуса я ещё могла вынести, но от пяти как-то чуть не умерла.
Наглотавшись саднящих в горле декоктов и вытащив из различных частей тела с полдюжины пчелиных жал, я крепко призадумалась. Да, неприятно, но терпимо, и магия на сей раз не подвела — от укусов остались едва заметные красные точки и лёгкий зуд под кожей, в то время как левая щека по-прежнему занимала большую половину лица.