Рой

Громыко Ольга Николаевна

— Я… просто… хочу… поговорить, — как можно спокойнее, стараясь не делать резких движений, сказала я.

Тварь зашипела, раздвинув жвала. Молниеносно вскинулась на дыбы, трансформируясь.

Передо мной стояла белокурая, среброглазая девушка с беззащитным личиком ребёнка.

— Поговорить? — задумчиво переспросила она. Голос оказался чистый, мелодичный. — И о чём же? Попытаешься вымолить жизнь или отсрочку для колдовства?

"Не откажусь" — подумала я про себя, вслух же сказала:

— Я читала

о тебе в старинном трактате о нежити, давно, еще на первых курсах. Ты руоешь, роевой полиморф. Зимуешь в виде семян, по весне они всходят, быстро растут и выметывают колосья, которые где-то с середины траворода приобретают способность к трансформации. В центре поля закладывается маточник, а остальные пчёлы до зимы кормят и защищают тебя, потому что лишь твои семена способны дать всходы. Твой вид считается давно вымершим, записей о нём почти не осталось, потому я и не сразу вспомнила.

— Верно, — она насмешливо прищурилась, — в таком случае, полагаю, ты также помнишь, как меня уничтожить?

— Помню. А надо? Если не ошибаюсь, ты разумна и с тобой можно договориться.

— Изумительно, — бледные губы искривись в презрительной усмешке, какое тонкое наблюдение! Разумна. Почему бы и нет? Когда враг загнан в угол, он начинает взывать к твоему разуму и милосердию.

— Я не враг тем, кто живёт в ладу с прочими разумными расами.

— И чем же, позволь спросить, я тебя прогневила? Мои пчёлы питаются пыльцой, нектаром и соком от корней, попутно опыляя сады — как ты сама могла видеть, намного эффективнее обычных пчел.

— Но для тебя, если не ошибаюсь, они добывают иную пищу.

— Не ошибаешься, — она и бровью не повела. — Две-три овцы в месяц обычная дань села волкам, но разве волки взамен охраняют его от бешеных лис, разбойничьих шаек и бродячей нежити вроде упырей и кикимор?

— А ещё волки не охотятся на людей посреди двора и не зажаливают их досмерти при въезде в село.

— Наёмных убийц, — брезгливо поправила среброглазая. — Думаешь, ты первая? Двести лет кряду мой рой никому не мешал, а за последний год на него покусились четверо "борцов с нечистью". Что за "чисть" заплатила тебе, ведьма? На кой ляд я ей сдалась?

— Не знаю, — честно призналась я, — мне обещали заплатить только за охрану свадьбы, да и то теперь вряд ли заплатят. И шкура, чтоб её, протухла… А сюда я пришла задать один-единственный вопрос. Так сказать, снять свидетельские показания.

Похоже, мне всё-таки удалось если не убедить, то хотя бы озадачить её.

— Какой вопрос?

— Ты была на свадьбе с начала до конца, и, подозреваю, заночевала в ближайшем саду, чтобы не лететь сюда в потёмках. Может, ты заметила, кто подсунул в сапоги дайна украденный с кладбища скелет и куда делся сам Дупп?

На хрупком личике отразилось искренне недоумение. Но ответить она не успела — поле

за её спиной вспыхнуло широкой полосой от края до края. Факелы не смогли бы поджечь его так быстро и слаженно, здесь явно поработали магией. Руоешь вскрикнула, содрогнулась всем телом, словно её огрели плетью, я же резко стряхнула пчел и бросилась на нее, сбивая с ног.

Сцепившись, мы покатились по земле, а над нами, чиркая по опустевшим колосьям, пронеслись два ревущих клуба пламени. Я чувствительно приложилась боком о камень и разжала руки, но руоешь, не сопротивляясь, беспомощно скорчилась рядом, притянув колени к подбородку.

— Что это было? — хрипло выдохнула она, превозмогая боль.

— Кто-то выпустил по нам два боевых пульсара, — я опасливо потрогала макушку, но дымящаяся плешь существовала только в моём воображении.

— Кто-то?!

— Маг-практик, — уточнила я, безуспешно пытаясь разглядеть мерзавца сквозь частую путаницу стеблей, — и довольно опытный, надо признать. Превосходно владеет техникой спаренного удара, такое не всякому магистру под силу.

— Так вас было двое! — с ненавистью простонала она. — Ты нарочно заявилась в село средь бела дня и с ходу принялась колдовать, отвлекая моё внимание!

— Ты кое-что упустила.

— Неужели?

— Пульсаров тоже было два. И этот кто-то недолюбливает нас обеих.

Поле быстро заволокло густым чёрным дымом. Ветер дул в нашу сторону, слышно было, как невдалеке потрескивает, разохочиваясь, пламя. Пахло горелым мясом и щетиной. Руоешь тяжело, прерывисто дышала, разделяя боль каждого стебля, каждого гибнущего в огне семени. И не только боль. Несколько минут она бездумно глядела в пустоту перед собой, потом удивлённо расширила зрачки:

— Они облетели поле и прочесали весь лес, но там никого нет!

— Никого не видно, — поправила я, — плохо дело. Он не только прячется за чарами, но и успешно их маскирует.

Ещё один пульсар прожёг широкую борозду десятью локтями левее, давая понять, что враг не дремлет и не шутит.

— Посмотрим, — процедила я сквозь зубы, — он так долго не продержится. Либо станет видимым, либо прекратит расшвыриваться огнём.

— Либо выкурит нас отсюда дымом и обуглит заживо, — мрачно добавила среброглазая.

Дышать становилось всё труднее, в горле першило, глаза слезились.

— Если кто-нибудь из нас высунется и спровоцирует его ещё на пару-тройку заклинаний, это ускорит дело, — предположила я.

Руоешь, не двигаясь с места, повернула голову и выразительно посмотрела на меня.

— Почему опять я? — возмутилась я, надрывно кашляя в кулак. — Почему именно мне приходится брать штурмом нашпигованные охраной замки и дразнить боевых магов из расчёта пятидесяти процентов? Почему я не могу хоть раз постоять на стрёме за мостом?