Роза и лев
Шрифт:
Де Ленгли допил до дна свой эль, со стуком поставил пустой кубок на стол и поднялся.
— Поведение сэра Монтегью заслуживает по меньшей мере хотя бы уважения с нашей стороны. Передай ему, Рауль, что я приму его, пусть только немного подождет. Откройте ему ворота и пообещайте от моего имени, что ему ничто не грозит.
— Дела, как мне кажется, принимают интересный оборот, — усмехнулся Джеффри.
— А когда было иначе?
— С тех пор, как я у вас на службе, сэр, интересно было всегда. Только иногда бывало
Роберт улыбнулся при этом напоминании о пожаре в нормандской церкви. Он, Джеффри и Аймер — их было трое, уцелевших и вышедших из огня. Хуже, чем в тот раз, не было никогда. Впрочем, нет, был еще злосчастный день, когда скончался малыш Адам.
Улыбка его сразу погасла. Угас вдруг и его воинственный пыл, и все в душе его как-то поблекло… Адам! Он был светловолосым и голубоглазым, подарком судьбы, ангелом, с глазами, широко раскрытыми навстречу жизни, с радостной любознательностью ко всему на свете, свойственной четырехлетнему ребенку.
У Роберта сдавило горло, а сердце прожгло болью. Он поборол приступ внезапной слабости и щемящей тоски.
— Роберт!
Сэр Джеффри, его верный соратник, встревожено глядел на него.
Возвращаясь в реальность, милорд де Ленгли глубоко вздохнул. Воздух в холле замка пропах копотью от чадящих факелов и людских испарений.
— Прости, Джеффри, я задумался. Я вдруг вспомнил об Адаме, а потом подумал и о нас всех. Мне жалко Аймера. В такое тяжкое время как мы еще сохранили способность кого-то жалеть?
— А вы подумайте, милорд, какой бы тусклой стала наша жизнь без этих тревог, — мягко произнес Джеффри. — Только потому, что мы тревожимся друг о друге, мы еще остались людьми с чистой совестью и душой.
— Да, ты прав. Хотя я удивляюсь, как такие наивные глупцы до сих пор живут на свете…
Роберт взял со стола свой тяжелый шлем, поколебавшись, примерил его и вновь снял, решив, что он ему не понадобится. Когда он вновь обратился к Джеффри, голос его звучал на удивление мягко:
— Прошу тебя, не подставляй себя под меч. Джеффри поклонился и произнес со всей серьезностью:
— Повинуюсь вашему приказу, милорд. Я знаю, что вам сейчас недосуг готовить мне на замену нового капитана.
Роберт не мог не улыбнуться в ответ. Они понимали друг друга с полуслова. По милости Божьей он еще сохранил Джеффри. А может, выкарабкается и Аймер?
— Что ж, пойдем, мой капитан! Узнаем, что нам приготовил в подарок сэр Монтегью.
Роберт не мог не сказать перед уходом несколько слов Джоселин, ухаживающей за раненым.
— Ваш отец явился сюда. Хотите что-нибудь передать ему через меня?
Джоселин отрицательно покачала головой. Как она могла признаться де Ленгли, что ее отцу глубоко безразлична судьба его младшей дочери. Что переданные от нее слова будут им просто не услышаны.
— Вряд ли вы позволите мне сопровождать
— Да, ваше присутствие нежелательно. Однако предполагаю, что в скором времени вы с сестрицей будете лицезреть своего папашу. Приложу все усилия, чтобы переговоры завершились успешно.
Шаги воинов гулко раздавались в обширном пространстве холла.
Странное чувство охватило Джоселин. Она не знала, чего желать, о чем молиться. Ей вдруг не захотелось возвращаться под опеку отца. Ведь это не было подлинной свободой. Джоселин показалось, что свободна она именно сейчас.
Роберт забрался на крепостную стену и заглянул в бойницу.
Монтегью гарцевал на своем массивном, каштановой масти коне на расстоянии полета стрелы от стен Белавура. И был совсем один. Его воины сгрудились на опушке леса и оттуда наблюдали за тем, как развернутся события.
Роберт сощурился, когда яркое утреннее солнце вдруг брызнуло ему в глаза. Уж много недель не было такого безоблачного солнечного утра. День обещал быть чудесным, ясным и прозрачным. Даже пронизывающий осенний холод сменился ласковым теплом. В дальнем лесу некоторые деревья, еще не сбросившие листву, сияли золотом на фоне унылых серых ветвей.
Он набрал полные легкие ароматного осеннего воздуха. Хороший это был денек для тех, кто еще жив, у кого сердце стучит в груди и в жилах кипит горячая кровь! В такой день хочется и дальше жить и надеяться на лучшие времена.
— Уолт! Ричард! Опускайте мост, открывайте ворота.
Мост со скрипом опустился. Монтегью, помедлив, тронул коня шпорами, заставив его чуть приблизиться к мосту.
Роберт не мог не оценить мужество своего противника. Всадник подъехал к самому краю крепостного рва. В годы полнейшего бесчестья, когда клятвы даются легко, а нарушаются еще легче, только истинный храбрец или полный дурак приблизится в одиночестве к удерживаемой врагом крепости.
— Кто ты такой? — крикнул Монтегью. — Как ты посмел незаконно захватить мой замок?
Роберт свесился вниз и прокричал:
— Я законный владелец замка! Я Роберт де Ленгли из Белавура!
— He принимай меня за дурака! Тот человек уж год как мертв.
— Значит, я его призрак… Ты не боишься встречи с призраком, Монтегью?
— Я никого не боюсь! Ни живых, ни мертвых!
— Так заходи ко мне в гости!
— Нет, выходи ты!
Роберт отозвался нарочито ленивым тоном:
— Боюсь, что сейчас я не расположен к прогулкам. Ты хочешь поговорить со мной, так заходи. Отдаю должное твоей храбрости. Если б ты проявил хоть малую долю такого мужества семь лет назад в сражении при Кретьене. Тогда ты со своими людьми улепетнул, едва битва началась. Мой отец погиб в этом бою — тебе это известно. Но все могло сложиться иначе… если б ты держал рубеж, который тебе доверили защищать.