Роза и тис
Шрифт:
– Вы странная девушка. Изабелла. Я никогда бы не подумал, что вы это так воспринимаете.
– Счастье, что я не родилась мальчиком, – с горечью сказала она. – В случае войны мне пришлось бы стать солдатом, и я опозорила бы семью: убежала или еще что-нибудь в таком роде. Да, – произнесла она тихо, ужасно быть трусом...
Я засмеялся, но смех прозвучал как-то неуверенно.
– Не думаю, что в трудный момент вы бы струсили.
Большинство людей, по-моему, просто боятся оказаться трусами.
– А вы боялись?
– О Господи, конечно!
– Но когда пришлось... все было в порядке?
Я мысленно обратился
– Нет! – признался я. – Не сказал бы, что все было в порядке. Но я понял, что более или менее справлюсь. Что смогу принять конец не хуже, чем другие. Видите ли, через какое-то время начинаешь чувствовать, что не ты остановишь пулю, а кто-то другой.
– Как вы думаете, у майора Гэбриэла было такое же чувство?
Я воздал Джону Гэбриэлу должное.
– Мне кажется, – сказал я, – что Гэбриэл – один из тех редких и счастливых людей, которым чувство страха просто неведомо.
– Да, я тоже так думаю, – сказала Изабелла. Выражение лица было у нее странное.
Я спросил, всегда ли она боялась смерти. Может быть, этому способствовал какой-нибудь шок.
Она покачала головой.
– Не думаю. Правда, мой отец был убит еще до моего рождения, так что не знаю, могло ли это повлиять...
– Очень возможно.
Изабелла нахмурилась. Ее мысли были в прошлом.
– Когда мне было лет пять, умерла моя канарейка.
Накануне вечером она была здорова, а наутро лежала в клетке, вытянув застывшие ножки... как эта птичка. Я взяла канарейку в руку. – Изабелла вздрогнула; она с трудом подбирала слова. – Птичка была холодная... Она... она уже была не настоящая... не видела... не слышала... не чувствовала – ее не было!
Взглянув на меня, она вдруг трогательно, почти жалобно спросила:
– Разве вам не кажется ужасным, что мы должны умереть?
Не знаю, что я должен был сказать. Но вместо обдуманного ответа у меня вырвалась правда... моя личная правда:
– Иногда... это единственное, чего ждет человек.
Она с недоумением смотрела на меня.
– Я не понимаю...
– В самом деле? – с горечью спросил я. – Посмотрите хорошенько. Изабелла! Как вы думаете, что это за жизнь?
Вас моют, одевают, поднимают каждое утро, как ребенка, перетаскивают, как мешок с углем... Безжизненный ненужный обрубок, лежащий на солнце... Он ничего не может, у него нет будущего, ему не на что надеяться...
Если бы я был сломанным стулом, меня выбросили бы на свалку, но я человек – и меня одевают, прикрывают изуродованное тело пледом и укладывают на солнышке!
Глаза Изабеллы широко раскрылись, в них было замешательство и вопрос. Впервые эти глаза смотрели не на что-то за моей спиной, а прямо на меня, взгляд сосредоточился на мне, но и сейчас она словно не видела, ничего не понимала.
– Но... как бы то ни было, вы – на солнце. Вы живы. Хотя могли погибнуть.
– Вполне. Господи! Неужели вы не понимаете? Мне жаль, что я остался жив!
Нет, она не понимала... Я говорил на непонятном ей языке.
– Вам, – робко спросила она, – вам... все время очень больно?
– Время от времени я испытываю сильную боль, но дело ведь не в этом. Можете вы понять, что мне не для чего жить?
– Но... я знаю, что я глупа... но разве обязательно жить для чего-то? Разве нельзя просто жить?
У
В этот момент я повернулся, вернее, попытался повернуться на каталке; из-за неловкого движения выронил пузырек с надписью «аспирин», который я постоянно держал при себе. Он упал, пробка открылась, и таблетки рассыпались по траве.
Я резко вскрикнул, и сам услышал свой голос, неестественный, истеричный:
– Не дайте им потеряться! О, соберите их... найдите!.. Они не должны потеряться!
Изабелла наклонилась, ловко и быстро собирая таблетки. Повернув голову, я увидел подходившую к нам Терезу и, почти всхлипывая, прошептал:
– Тереза идет!..
И тут, к моему удивлению, Изабелла сделала нечто такое, чего я от нее никак не ожидал. Быстрым и в то же время несуетливым жестом она сняла с шеи цветной шарф, который дополнял ее летний наряд, и он плавно опустился на траву, закрыв разбросанные таблетки... Негромко, спокойным голосом она произнесла:
– ...так что, как видите, все может измениться, когда Руперт вернется домой...
Не возникло бы и сомнений, что мы просто продолжаем беседовать.
– Ну как, – подойдя к нам, спросила Тереза, – не хотите ли чего-нибудь выпить?
Я попросил что-то довольно замысловатое. Когда Тереза повернулась, чтобы вернуться в дом, она увидела шарф и наклонилась, чтобы его поднять.
– Пожалуйста, оставьте его, миссис Норрис, – невозмутимо произнесла Изабелла. – Он так хорошо смотрится на траве.
Тереза улыбнулась и вошла в дом. Я во все глаза уставился на Изабеллу.
– Милая девушка, почему вы это сделали?
Изабелла застенчиво посмотрела на меня.
– Мне показалось, что вы не хотели, чтобы она их увидела.
– Вы правы, – мрачно сказал я.
Дело в том, что, едва я стал поправляться, у меня родился план. Я прекрасно понимал свою беспомощность, полную зависимость от других и хотел, чтобы у меня в руках была возможность выхода.
Пока мне делали инъекции морфия, ничего нельзя было предпринять, но пришло время, когда морфий заменили снотворными каплями или таблетками. Тогда-то у меня и появилась эта возможность. Я все время ругался про себя, пока мне давали хлорал [5] в виде капель. Однако позднее, когда я уже был с Робертом и Терезой и стал меньше нуждаться в медицинской помощи, врач прописал снотворные таблетки, кажется секонал, а может быть, амитал. Во всяком случае, теперь я мог попытаться обойтись без таблеток, хотя они всегда лежали наготове на тот случай, если я не смогу заснуть. Я складывал неиспользованные таблетки, и мало-помалу у меня накопился запас. Я продолжал жаловаться на бессонницу, и мне продолжали выписывать таблетки. Долгими ночами я лежал без сна с широко открытыми глазами, испытывая сильную боль, но меня укрепляла и поддерживала мысль, что выход у меня в руках и ворота для ухода открываются все шире, теперь у меня их было более чем достаточно.
note 5
Хлорал (хлорал гидрат) - легко растворимое в воде и спирте бесцветное кристаллическое вещество с горьковатым вкусом и характерным запахом, применяемое как успокаивающее и снотворное.