Роза севера

Кривенко Евгений Владимирович

— Пойдемте. Врача нет, воины ямабуси должны сами оказывать себе помощь. Но я окончила курсы медсестер.

Варламов не стал уточнять, кто такие «ямабуси». Он пошел за японкой по набережной: слева брошенные корабли, справа бараки. Вид унылый, но в окнах хотя бы есть стекла. У одного из бараков Сацуки остановилась. Грубое подобие веранды, с нее несколько дверей ведет в дом, на полу большая деревянная бочка. Сацуки с поклоном открыла одну из дверей, а потом неожиданно опустилась на колени

и стала развязывать шнурки на ботинках Варламова.

Он дернулся от неловкости, но самому с пораненной рукой было бы трудновато. Японка надела ему пластиковые тапки, и Варламов вошел.

Дверь хлипкая, в прихожей только вешалка на стене, да и комната убогая — наверное, все осталось с прежних времен. Раскрытый диван, шкаф в углу, столик и два стула. Хотя… для японцев необычна такая мебель. Больше похоже на обстановку старой российской квартиры, какие Варламов помнил по Кандале. Но все чисто, а пол натерт прямо до блеска.

— Снимите куртку и садитесь, Юджин-сан. Я сейчас.

Немного погодя девушка вернулась с чемоданчиком. Она успела переодеться в серый длинный халат, подпоясанный кушаком — вероятно, пресловутое японское кимоно. Став на колени, достала из чемоданчика склянку с коричневой жидкостью, какие-то пакетики и бинты.

Варламов протянул руку, и японка стала обрабатывать раны. Он зашипел от боли, жидкость в бутылке оказалась жгучей. Девушка глянула как будто с удивлением (а глаза красивые, серо-зеленые, почти как у Джанет). Тщательно наложила на глубокие порезы стягивающий пластырь.

— Обойдемся без швов. Через три дня пластырь рассосется. А еще забинтуем, чтобы не двигали пальцами раньше времени.

— А вы хорошо знаете английский, Майко, — похвалил Варламов.

Снова мимолетная улыбка.

— Пожалуйста, называйте меня тоже по имени, Сацуки. Мне будет приятно. А английскому в языковой школе учил американец. Все девушки… — японка запнулась — испытывали любовь к нему. Но посмотрим вас дальше.

Варламов кое-как расстегнул рубашку. По груди уже расплылся внушительный синяк. Сацуки пощупала жесткими пальчиками, на этот раз смог удержаться от стона.

— Ребра целы. Хватит мази и пластыря. Где еще?

Этот пластырь приятно холодил тело. Варламов повернулся и вытянул рубашку из брюк. Сацуки цокнула языком.

— Хорошо, что цепь была без шипов, иначе повредила бы позвоночник. А так хватит мази. Это особые составы, для боевых условий.

Варламов поморщился, какие еще боевые условия?

— Спасибо, — пробормотал он, заправляя рубашку.

— Всегда к вашим услугам, Юджин-сан. Что хотите еще?

— Поесть. — Варламов испытывал зверский голод.

— Конечно, — девушка поднялась с колен. — Но сначала ванна.

— Куда мне с этими пластырями? — удивился Варламов.

— Это японская ванна, фуро. Идемте.

Сацуки вышла на веранду, повозилась со шлангом

и стала наливать в бочку воду. Оттуда заклубился пар.

— Здесь есть горячие источники, — пояснила японка. — Хоть какие-то… удовольствия.

Она зашла в барак и вернулась с простыней и полотенцем.

— Раздевайтесь и залезайте. Японцы погружаются сразу, но вам надо привыкнуть. Вода очень горячая.

Она скромно отвернулась. Варламов с трудом снял одежду, поежился от холодного ветра с моря и забрался в бочку. Перевязанная рука мешала, но залезть помогла приступка.

Внутри оказалась доска для сидения, вода обожгла голени и бедра, и продолжала подниматься. Сацуки присела на корточки, следя за уровнем. Когда вода дошла до синяка на груди Варламова, закрыла кран.

— Посидите так несколько минут.

Жар проникал, казалось, до мозга костей.

— Зато хорошо согревает. — Сацуки наблюдала за гримасами Варламова. — Осень и зима в Японии холодные, а здесь еще холоднее. Но пока хватит.

«Здесь?..». Разве он не в Японии?

Девушка отвернулась, пока Варламов вылезал, и, не глядя, подала ему полотенце.

— Разотрите тело, завернитесь в простыню и идите в помещение. Надо полежать.

Он послушно зашел в комнату и лег на диван. Казалось, каждая клеточка тела пропиталась теплом, и Варламов нежилось в нем. Лицо приятно обдувал ветерок из открытого окна. Стало хорошо, давно так не было. Теплота, почти домашний уют — а ведь он далеко от дома, на чужой земле, в забытом Богом уголке японского побережья…

Заглянула Сацуки.

— Скоро принесу ужин. Я буду заниматься вашей одеждой, поэтому пока наденьте юката — халат.

Она легонько вздохнула, длинные высказывания давались ей нелегко.

На стуле лежал халат — серый, с орнаментом и широкими рукавами. Варламов скинул простыню и облачился в японское одеяние. Бегло осмотрел комнату. В одной стене дверь в неказистый туалет, а рядом кухонька, с водопроводной раковиной и электроплиткой. Но тоже все надраено.

Вскоре появилась Сацуки с подносом. Видимо, еда была приготовлена заранее.

— Вашу одежду я почищу и попробую починить. До завтра она вам не понадобится. Поешьте и отдыхайте.

Она поставила поднос на стол, достала из шкафа постельные принадлежности и быстро расстелила на диване. Затем низко поклонилась и попятилась к двери.

— Спасибо, Сацуки, — сказал Варламов.

Еда была непривычной, хотя суши пробовал в японских ресторанчиках Ванкувера. Кроме него была горячая густая лапша с яйцом, ломтиками мяса и овощами. Хорошо, что прилагалась ложка, хотя орудовать ею пришлось левой рукой. Очень вкусно и сытно, наконец-то стал стихать голод. Потом коричневый рис, а вдобавок подогретое саке, которое Варламов осторожно выпил. Хотя вряд ли ему собирались подмешивать снотворное в этот раз.