Роза севера
Шрифт:
После горячей воды было не холодно, к падающему потоку вела каменная лестница. Водопад был скромный, скорее каскад. Но упругие водяные струи так приятно массировали тело, что Варламов зажмурился от удовольствия. Сацуки тихо повизгивала.
Потом поднялись к навесам, сменили мокрые купальники и закутались в шерстяные пледы. Сацуки легла на скамью, а Варламов сидел расслабленный, слушая плеск воды. Горячие источники, уютный пейзаж — Япония могла бы ему понравиться…
Из-за леска послышался шум мотора. Сацуки встрепенулась, села и вдруг стала быстро одеваться.
— Всегда испортят
На мостик вышла компания парней в темных одеяниях — похоже, ученики школы. Тоже несли сумки и, увидев отдыхающую парочку, взорвались криками по-японски. В отличие от китайского, Варламов ничего не понял, а у Сацуки гневно засверкали глаза. Но не сказала ни слова.
Парни расположились под соседним навесом и стали раздеваться, не стесняясь Сацуки. Та дернула Варламова за руку.
— Уходим!
Похоже, наслушалась оскорблений.
Варламов не спеша оделся, демонстративно подхватил сумку и направился с Сацуки к мостику. Парни что-то выкрикивали, но никто не пошел следом.
— Они издевались над вами? — спросил Варламов.
— А чего от них ждать? Дети из крестьянских или рабочих семей. Сыновья банкиров или бизнесменов не пойдут в школу цзин. А для этих — единственный шанс сделать карьеру…
Сацуки словно споткнулась и опасливо глянула на Варламова. Он сделал вид, что ничего не заметил. Похоже, слово «цзин» [14] было под негласным запретом.
14
«Цзин» — призраки, «внутреннее» название тайной полиции Великого Китая
На площадке стоял мини-вэн, а на капоте их машины был мелом написан иероглиф. У Сацуки потемнело лицо, она торопливо стерла надпись.
— Уедем подальше, — сказала она.
Поехали дальше в горы, дорога петляла среди зеленых зарослей.
— Бамбук, — сказала Сацуки. — Здесь можно встретить медведей. Но осенью они не опасны, объелись рыбой.
Мостик через речку, снова площадка, за багряной листвой блеск и шум водопада. Похоже, это он был виден с окраины заброшенного города.
Сацуки первая схватила сумку, пошли по тропинке. Водопад был высотой метров пятнадцать, белые струи разбивались о камни и вспенивали воду в заводи.
Сацуки возмущенно фыркнула, под водопадом стоял человек. Сквозь завесу воды просвечивало нагое мужское тело с воздетыми руками. Фигура не шевелилась, только струи воды прихотливо обтекали ее.
— Практикует технику ямабуси, — сказала Сацуки. — Пытается развить сверхспособности. Кое-кто потом погибает от воспаления мозга. Но куда же от них деться?..
Она хмуро потащила сумку обратно, а в машине долго сидела, положив ладони на руль. Потом поехали. Спустились к заброшенному городу, затем к поселку, покатили по улице. Сацуки указала на длинное здание, окрашенное в черный и красный цвета.
— Казарма учеников. Здесь живут те, кто овладевает водными искусствами.
Улица перешла в дорогу к сопкам, но поднялась только на невысокий перевал и спустилась к другой бухте. Здесь было суровее: скалы, будто порубленные топором, обрывались
Сацуки поглядела на нее и вздохнула.
— Думала, перекусим у горячих источников. Но тут явились эти…
Она использовала японское слово — в переводе на русский, скорее всего «козлы».
Пикник устроили в ложбине между скал. Судя по красно-коричневому цвету, вулканическая порода.
Сацуки расстелила пластиковую скатерть и стала выставлять закуски. Налила Варламову саке, выложила рисовые колобки и печеную рыбу. Движения японки были мягкими, волнообразными: она подавала чашечку с саке, колобки, и плавно возвращала руку, словно притягивая Варламова к себе. Поели в молчании. Потом Сацуки налила горячего чая из термоса. Убрав посуду, расстелила свой плед и легла.
В скалах посвистывал ветер, но в ложбинке было тихо и уютно. На волнах раскачивались какие-то птицы, ныряя и вновь показываясь. Глядя на них, Сацуки вдруг сказала:
«На птиц, Плывущих по воде, Смотрю со стороны, Но и сама живу Такой же жизнью эфемерной».— Чьи это стихи? — спросил Варламов.
— Мурасаки-сикибу, из дневника.
Когда-то читал Мурасаки-сикибу, только другую вещь, «Повесть о Гэндзи». А Сацуки, похоже, тоскливо. Оказалась в какой-то дыре, вдали от родных.
— У вас есть близкие? — спросил Варламов.
— Маленькая сестра, живет… у родственников, я давно ее не видела. А мама умерла.
Жалко девушку — наверное, пытается заработать денег, где только может. Вот и в эту дурацкую школу пошла служанкой… Изящная, словно фарфоровая рука Сацуки лежала на траве, и он почти неосознанно накрыл ее своей ладонью — кисть девушки оказалась теплой и хрупкой. Сацуки легонько вздохнула, повернула голову и улыбнулась Варламову, приспустив ресницы. Вдруг захотелось привлечь ее к себе, утешить… Сердце забилось чаще, а следом стало неловко.
Он резко сел: — Пора возвращаться.
Сацуки помолчала.
— Пора, — скучно сказала она.
Высадив Варламова у барака, уехала, а он от нечего делать снова взялся за ридер. На этот раз нашел описание ямабуси, горных монахов. Как и все буддистские монахи, занимались медитацией и выполняли сложные ритуалы. В отличие от других большое значение придавали развитию выносливости — тут и стояние под водопадом, и стодневные паломничества по горам. Помимо физической стойкости это развивало особые психические способности: видения и слушания на расстоянии, а то и обретения невидимости. Ямабуси осваивали воинские искусства, и порою происходили настоящие сражения между монахами разных монастырей. Похоже, ямабуси мало заботил буддистский запрет причинять вред живому: от ада их должен был защитить грозный Фудо-мёо…