Роза в цвету
Шрифт:
– Тогда зваться ей Дульсинеей, поскольку ты ее верный рыцарь, а для краткости будет Дульчей. Очень красиво, по-моему, – рассмеялась Роза, немало позабавленная.
Дон Кихот явно обрадовался и дал клятву защищать юную даму до последней капли крови; свое служение он начал незамедлительно, собрав ей букетик лютиков и тем самым заслужив первую улыбку, которая показалась на крошечном личике за много недель.
Когда они добрались до места, бабушка Биби приняла малышку с обычным своим гостеприимством, а узнав ее историю, проявила те самые заботливость и энтузиазм, на которые Роза и рассчитывала: засуетилась с завидной энергией, устраивая
Всего через полчаса после того, как девочку забрали наверх, она снова спустилась вниз на руках у Розы, вымытая, причесанная, в розовом платьице, которое было ей очень велико, и белом передничке, явно маловатом, в снежно-белых носочках, но без ботиночек; ушибленная ручка была аккуратно перевязана, в другой она сжимала несколько шпулек, выданных ей вместо игрушек. На личике застыло выражение покорности, однако глаза из испуганных стали просто застенчивыми, и неприкаянное сердечко явно утешилось.
– Вот мы какие! Ну как тебе наша Дульча? – осведомилась Роза, подходя; свою амазонку она подколола, а в руке держала серебряную чашу с хлебом и молоком.
Мак встал на колени, взял упиравшуюся ладошку и с должной преданностью ее поцеловал, прямо как настоящий сеньор Алонсо Кехана, целующий руку герцогини, а потом весело процитировал бессмертный роман:
– О благороднейшая из дам, Рыцарь Печального Образа ваш навеки.
Вот только девочка не расположена была к забавам, она отдернула ручку и указала на чашку с многозначительным:
– Надо ням-ням.
Роза села кормить герцогиню, а Дон стоял рядом и с удовлетворением наблюдал за ходом пира.
– Как она мило выглядит! А ты, что ли, считаешь, что обувь вредна для здоровья? – спросил он, рассматривая носочки с почтительным интересом.
– Нет, просто башмачки ее сейчас сохнут. Зря ты разрешил ей залезть в грязь.
– Я только на минутку ее отпустил, потому что она разревелась, а она прямиком в лужу, ну чисто как утка. Я куплю ей новую одежду. Куда идти, что искать, сколько принести? – осведомился Мак, вытаскивая записную книжку: стремление помочь сочеталось в нем с полнейшим невежеством.
– С этим я разберусь. На Мысу всегда есть лишние вещи – там найдут, во что обрядить Дульчу. А ты, если хочешь, можешь порасспрашивать про ее отца: мне не хочется, чтобы ее у меня отобрали, как только я к ней привяжусь. Ты о нем что-то знаешь?
– Только то, что ближайшие двадцать один год он просидит в тюрьме, так что вряд ли тебя побеспокоит.
– Какой ужас! Вот уж воистину Фиби повезло сильнее: у нее вообще никого не было. Ладно, тогда я приступлю к делу немедленно и попытаюсь вырастить из дочери каторжника достойную женщину: пусть обзаведется собственным честным именем, если отцу нечего ей передать, кроме позора.
– Дядя тебе поможет, если понадобится. Первая его попытка оказалась настолько успешной, что тебе ничего не придется додумывать, – сказал Мак, в шестой раз поднимая шпульки с пола.
– Да, безусловно, я попрошу его помощи, ибо это большая ответственность, нельзя относиться к ней с легкомыслием, – серьезно ответила Роза, сильно польщенная двойным комплиментом Мака.
– Из Фиби вон получилась отличная женщина, а эту малышку ты начинаешь воспитывать очень рано.
– Воистину! Да, это внушает надежду. Ах, как она, милочка, тогда опешила, когда я предложила ее удочерить.
Плоды действительно были достойные, ибо за полгода Фиби не только получила хорошее место в хоре, но и обзавелась несколькими юными учениками; следующая зима сулила еще более заманчивые перспективы.
– Тебя благословляет странник юный, на твой порог приведенный судьбой. Я готов помогать тебе во всем. До скорой встречи, моя Дульсинея.
И, погладив напоследок гладкую головку, Мак удалился поведать маме о своих успехах – та, несмотря на внешнюю суровость, уже строила планы того, как облагодетельствовать этого неудобного ребенка.
Глава 17
Среди стогов
Дядя Алек возражать не стал и, уточнив, что больше на девочку никто не претендует, позволил Розе оставить ее у себя – по крайней мере на время. В результате маленькая Дульча, снабженная всем необходимым, в том числе и именем, заняла в доме свое место и начала понемногу расцветать. Впрочем, красоты в ней не прибавилось, она не превратилась в очаровательного жизнерадостного ребенка, ибо родилась в горе и выросла в нужде. Бледная, угрюмая, она вечно забивалась в уголок и застенчиво выглядывала оттуда, будто прося позволения жить дальше, а когда ей предлагали игрушки, брала их с боязливым, очень трогательным удивлением.
Роза быстро завоевала ее любовь, о чем со временем начала жалеть, потому что дитя не отпускало ее от себя ни на шаг и вместо былого «мумусь!» теперь, если им случалось надолго разлучиться, постоянно звучало: «Тютя Воса!» Тем не менее заботы о хрупкой девчушке стали для Розы большой радостью, ибо она не столько учила, сколько училась, а также обретала чувство ответственности, послужившее отличным балансиром для ее пылкой натуры.
Китти Ван, которая стремилась подражать Розе во всем, немедленно захотела пойти по ее стопам – к вящему изумлению и досаде своего семейства. Она выбрала в приюте самую смазливую и шуструю девочку и забрала ее домой на недельное испытание. «Ну просто херувимчик», – объявила Китти в первый день, однако к концу недели речь уже шла о «несносном дитя», ибо днем юная героиня бушевала, ночью ревела, переворачивала дом вверх дном и раз за разом доводила своих опекунов до паники, попадая в опасные для жизни ситуации. В результате в субботу, рано утром, бедная измученная Китти с горячей благодарностью вернула своего «херувимчика» и решила, что дождется того дня, когда основательнее освоит азы воспитания.
Погода наладилась, и Роза решила, что Дульчу нужно вывезти в горы на свежий воздух: она старательно копировала прежние рецепты доктора Алека и прекрасно помнила, сколь полезным оказалась для нее поездка в «Уютный уголок», а потому надумала свозить туда и свою воспитанницу. К ней присоединились тетя Джесси и Джейми, и матушка Аткинсон приняла их с обычной своей сердечностью. Все ее красавицы-дочки вышли замуж и зажили своими домами, но место их заняла некая пышнотелая юная особа, и ничего в принципе не изменилось, вот разве что в волосах прибавилось седины, а малыши за прошедшие шесть лет успели здорово подрасти.