Роза Версаля
Шрифт:
«Точно, Настасьиных рук дело! Змея! Вызнала-таки, что камень в банке… Но где она отыскала этих разбойников? Одной бы ей не под силу было такое устроить, значит, кто-то помогал ей… Илья! Ну, конечно! Он же тоже долю с камня требовал!»
Василий Иванович не выдержал и заплакал: – Прощай, Матильдушка, душа моя… Не отвезу я тебя в Германию, как обещал, – в голос причитал он. – А кабы знала ты только, как сильно я люблю тебя…
В углу шевельнулась ситцевая занавеска, но купец этого не заметил: слёзы
– Ну, мил человек, настало время делиться своими секретами, – сказал Хрипатый, входя в дом в сопровождении подельников.
Купец сжался от страха.
– Не вспомнил я ничего, шифр шибко сложный… – пролепетал он.
– Ну-ну… – протянул предводитель шайки и со всего размаху заехал Глызину в зубы. – А таперича вспомнил? Али ещё память освежить? – издеваясь, поинтересовался он.
Подельники наблюдали за избиением купца с явным удовольствием.
– Говори лучше, барин, а то, не ровён час, мы силёнок своих не рассчитаем, – дружелюбно посоветовал «кучер».
Василий молчал: признаваться, что ключ от банковской ячейки находится в сорванном с него серебряном медальоне, мучительно не хотелось.
Главарь же, словно специально, уселся на стуле напротив и начал крутить цепочку, выписывая медальоном круги перед лицом пленника. В глазах у Василия замельтешило…
– Ты, мил человек, загодя не убивайся: мы душегубством турецким не занимаемся. Чай, не басурмане какие, в Рассее-матушке живём… У нас, барин, по-простому: хрясть в зубы – и вся недолга! Ну, а коли и это не поможет, тогда кочерга на выручку приходит…
При упоминании кочерги Василий задрожал, как осенний лист на ветру.
– Эва, какой ты, барин, неразговорчивый… Я ведь мужик хоть и терпеливый, но эдак и разозлиться могу.
Хрипатый встал, подошёл к купцу и здоровенным своим кулачищем снова залепил ему в зубы: – Так-то оно лучше! В первый раз я, считай, пошутковал…
Изо рта Василия хлынула алая кровь. Купец с трудом провёл распухшим языком по нёбу и зубам и почувствовал, что передние зубы лежат на языке. Он сплюнул… На пол шлёпнулось кровавое месиво.
Хрипатый тем временем прошёлся по комнате и встал возле низкого мутного оконца.
– А медальончик-то твой, барин, с секретом оказался! – с нарочитым изумлением воскликнул он, щёлкнув серебряной кнопочкой. – Ой, какой маленький ключик! Небось, банкир Петровский собственноручно вручил? Вот видишь, мил человек, ключик у нас ужо имеется, с тебя остались только циферки…
– Даже если я назову вам шифр, вы не сможете пройти в банк, – с трудом прошамкал Василий.
– Это почему же? Аль рожей не вышли? – рассмеялся Хрипатый. – Я, могёт быть, и не вышел, так у нас другие найдутся, покрасивше меня…
– В хранилище могу войти только я.
– Да ну?! А
– Я ничего не подпишу, – придав голосу решительности, заявил Глызин.
– И не надоть! Мы тогда заодно и конторку твою обчистим, – радостно пообещал Хрипатый. – Неужто ж там не найдётся ни одной бумажки с твоей подписью? А закорючку мы перерисуем – у нас и на то умелые люди есть…
Василий с ужасом понял, что похитители знают о нём слишком много, но продолжал надеяться на чудесное избавление от сего кошмара.
– Я войну двенадцатого года прошёл от России до самой Франции! Дважды ранен был, любую боль стерплю… Так что не надейся, сволочь, ничего тебе не скажу!
Хрипатый повернулся к висевшим в углу почерневшим от времени образам, размашисто перекрестился:
– Прости мя, грешного, Господи! Не хотел… Видит Бог, не хотел… – потом развернулся к подручным и приказал: – Растопляйте печь! Калите кочергу!
«Кучер» накалил кочергу докрасна и, перехватив её поудобнее, приблизился к купцу.
– В последний раз упреждаю: говори свои цифирки, ежели не хочешь поджариться, – мрачно бросил Хрипатый.
Василий молчал.
– Ну, как знаешь, – Хрипатый вздохнул, достал из-за голенища высокого ялового сапога нож и приблизился к пленнику.
Купец зажмурился, приготовившись, что его сейчас начнут кромсать на мелкие кусочки, а потом жечь калёным железом.
Однако Хрипатый всего лишь разрезал одежду чуть ниже плеча.
– Начинай! – приказал он затем «кучеру».
Подельник с готовностью прижал кочергу к плечу пленника.
– А-а-а! – закричал Глызин.
– Чаво-то тихо орёт, – выказал недовольство Хрипатый. – Небось, кочерга ужо простыла. Ну-ка, подогрей её пошибче!
«Кучер» отворил заслонку и сунул кочергу в огонь.
– Давай сюды! – Хрипатый выхватил у подручного кочергу и самолично, изо всех сил прижал её к плечу Василия в месте первого ожога, дабы было ещё больнее.
Если б не верёвки, купец взвился бы от боли.
– Мерзавцы! Христопродавцы! Будьте вы прокляты! – стонал и ругался он.
– Ох, хороша кочерёжка! Вишь, как заверещал, – одобрил Хрипатый. – Ну, чаво? Вспомнил цифирки? – хитро подмигнул он купцу.
Василий, собравшись с силами, от души выматерил мучителя.
– Вона как ругаться-то могёшь! Видать, мужицких корней до конца не растерял. Это хорошо, – похвалил Хрипатый, после чего порылся за печкой. – Во, сейчас ты у меня ещё бойчей заговоришь, мил человек! Супротив этого средства ни разу ещё никто не устоял…