Роза ветров
Шрифт:
Изменения его заключались в том, чтобы отложить моё творчество и нарисовать нормального голубя. Я от души поблагодарил его и приступил к лепке.
Глина, к счастью, уже была в нужном состоянии. И я, объективно, с этим этапом справился гораздо лучше, чем с рисованием. И подправлять мастеру пришлось совсем немного.
Овражский даже похвалил меня, отчего мне пришлось уточнить — действительно ли всё так хорошо.
Максим Леонидович долго смущался, но всё же признался. Плохо. Не безнадежно, но таланта к этом виду созидания у
Каждому свое. Но у меня была задача и сдаваться я был не намерен.
Поэтому я весьма настойчиво убедил Овражского не щадить меня и указывать на ошибки. Иначе я ничему не научусь. Ему далось это непросто, но после дело пошло лучше.
Теперь я понимал, что я делаю не так. Оставалось сделать так.
Этапы я повторил ещё раз. Только исправлял всё теперь самостоятельно.
К обеду была готова довольно сносная глиняная модель. На орлиный нос голубя мы дружно махнули рукой, обозвав это авторской задумкой. Грознее будет. В конце концов, химерологи и не такое творят.
Большой казан с тушеным мясом и картошкой мы умяли, не заметив. Работа пока вроде была сплошь творческая, но аппетит разыгрался зверский. Так что после трапезы пошли в ход пряники, которые тоже были безжалостно уничтожены с таежным чаем.
— Может вам всё же начать с простых форм? — Максим Леонидович подал к чаю ещё и баранки, и задумчиво крутил одну из них в руках.
— Я и начинаю с простых, — вздохнул я.
Может съездить к приснившему мне купцу Дробынину и выкопать для него огромный котлован? Труд банальный, но зато даст большой толчок к рангу.
Эти мысли я прогнал, справлюсь!
Зауральские травы взбодрили тело и дух, так что к «грязной» части я приступил с твердым решением сделать невозможное.
Максим Леонидович любезно приготовил для меня куски нужного размера. Все свои эксперименты я, конечно же, обещал возместить с лихвой, следующую поставку сделав больше.
Трудился я до заката и мозолей на ладонях.
К финалу слетелись все лесные птицы. Они молчаливо наблюдали за мной и не надо было быть анималистом, чтобы почувствовать их порицание. Тем не менее они помогли, добавили живости образа моему голубю.
Вот тогда-то мастер, который пришел оценить результат, и произнес главное:
— У вас, ваше сиятельство, руки созданы для чего-то более великого.
Но я был чертовски доволен. Прогресс был серьезным. На ежа моё изваяние точно не было похоже. А вот на птицу — да. Одно крыло больше другого, глаза не на одной линии расположены, но всё-таки это был голубь.
От чувства усталости и удовлетворения я уселся прямо на траву и любовался делом рук своих. Пожалуй, исправлять и не нужно. Так страшнее будет. Чуть подкорректировать, отшлифовать, покрыть металлом клюв — и готово.
Останется ещё одиннадцать…
— Я вам безмерно благодарен,
— Да? — удивился он, но тут же спохватился. — Ну то есть я рад, что сумел вам помочь, ваше сиятельство.
Это он ещё не видел мой самый первый артефакт. Ну, хотя бы теперь будет точно уверен, что его работу я у него не отниму. Только если один единственный раз.
Я уже знал, что я хочу. Увидел, как и рассказывал Овражский. Во всех деталях и подробностях.
Символ розы ветров, но только управляющий погодой, а не характеризующий её. Высотой в полтора метра. И стоять он будет на куполе оранжереи Ботанического сада. Так вблизи его никто не увидит…
Несмотря на текущий результат, я был уверен — вопрос навыка. Продолжив старательно выполнять все указания мастера, к моменту изготовления артефакта я сумею добиться лучшего. Не идеального изваяния, но полностью моего.
Я вернулся домой, взбудораженный прошедшим днем, но уснул моментально. И, едва время подступило к рассвету, снова поехал в мастерскую.
Теперь я работал один. Овражский и его помощники ещё спали, и только шум прибоя был моим спутником. Он и мерный звук инструментов, извлекающий из мрамора нечто иное.
Я слушал сердце камня, говорил с ним и просто делал то, что нужно. Полностью погрузился в эту симфонию творения.
— Александр Лукич! — вывел меня из этого творческого транса изумленный голос Максима Леонидовича.
Они втроем стояли за моей спиной и удивленно смотрели на постамент, на котором я заканчивал второго голубя. Мастер с подозрением взглянул сначала на своего первого подмастерье, а затем и на второго, бывшего таксиста.
И я улыбнулся. Он подумал, что мне кто-то помогал?
На свою работу я уже посмотрел придирчиво. Много огрех, но форма получилась отличной! Поднял голову вверх — солнце уже стояло высоко в небе. Ничего себе увлекся. И ведь в какой-то момент я перестал беспокоиться и даже не видел толком, что я делаю.
— Вы услышали его, — с отеческой улыбкой подошел Овражский и похлопал меня по плечу. — Услышали камень, ваше сиятельство.
Да! И он мне пел. Песнь о далеких временах, о бурях, солнце и стихиях, которые приходили и уходили. Может, мне всё это причудилось. А может так действовала магия земли.
— Это правда неплохо, — мастер обошел постамент вокруг и вгляделся в детали.
— Вы отличный учитель, — ответил я, вытирая лицо от каменной пыли.
— Пожалуй это так, — покивал Овражский и бросил быстрый взгляд на мою первую птицу.
Да уж, по сравнению со следующей, она была несуразной. Но я решил оставить этого голубя. И сделать его предводителем остальных. В знак благодарности камню за терпение.
Максим Леонидович дал мне ещё несколько полезных советов и приоткрыл тайны каменщиков. Как обрабатывать какой материал, чтобы он прослужил века. Как видеть изъяны и работать с ними.