Роза Йорков
Шрифт:
Да, на такой он охотно бы женился. Только теперь она уже не согласится. Впечатление, которое он произвел на нее во время их последней встречи в Лондоне, не оставляло никакой надежды: отныне в ее глазах Альдо всего лишь ничтожный дамский угодник, и ничто не сможет ее в этом разубедить. Впрочем, об этом стоило бы говорить, если бы его это волновало…
— А это не тот случай! — произнес Морозини вслух и добавил, надевая плащ и шляпу:
— Давно пора кончать со всякими глупостями и заняться делом!
С этими словами князь выскочил на улицу, где уже несколько дней не переставая дул
И до сих пор у него не было повода пожалеть об этом. Ведь именно его отказ и повлек за собой превращение Лизы, задумавшей познакомиться поближе со столь необычным персонажем, в Мину. Теперь он знал ее достаточно, чтобы не сомневаться — согласись он на этот брак, Лиза бы его презирала.
Что это было бы за супружество?!
Все это спустя какое-то время князь излагал своему старому другу, который сидел в черном кожаном вольтеровском кресле, опершись на подлокотники, скрестив ладони обеих рук, и слушал его спокойно и внимательно. Только в глазах у него вдруг мелькала и( корка лукавства, да подбородок подрагивал, словно от едва сдерживаемого смеха.
— Итак, я хотел бы задать вам два вопроса, — со вздохом заключил Альдо. — Во-первых, были ли вы в заговоре с мадемуазель Кледерман, когда она устраивала этот маскарад?
Нотариус так и подскочил, от его важности не осталось и следа:
— Я? В заговоре с ней?! Нет, нет и нет! Я, конечно, знаком с ее отцом, и вроде бы достаточно близко. Поэтому, зная о ваших финансовых затруднениях и высоко ценя ваши достоинства, я предложил ему тот вариант, и мы обговорили его, не вдаваясь в детали. А ваш отказ он принял, как и подобает, с пониманием и уважением. Чем дело и кончилось.
— А ее саму вы никогда раньше не видели?
— Как-то не приходилось, иначе, вы сами понимаете, я бы узнал ее, несмотря на все переодевания. А какой еще вопрос вы хотели мне задать?
— Это не совсем вопрос, скорее просьба. Я хотел бы просить вас о некотором одолжении: мне нужно взять кого-нибудь на место… место Мины, а вы тут самый сведущий человек. Само собой, кого-нибудь, внушающего доверие…
— Подобрать помощника антиквару не так-то просто.
С другой стороны, когда господин Бюто выздоровеет, он всему обучит новую секретаршу…
— Ничего не имею против секретаря. Даже напротив, думаю, что это было бы предпочтительнее.
— Действительно! У меня как раз на примете есть один начинающий юрист, увлеченный историей и искусством куда больше, чем правом, и, я думаю, он мог бы вам подойти. Только вот сейчас он в отъезде на Сицилии по семейным обстоятельствам.
— Сицилиец? Какой
— Не пугайтесь! Просто какая-то тетка оставила ему наследство в Палермо, а так он венецианец, причем из старинного рода. Вероятно, будет трудно уговорить его отца, моего коллегу, он ведь хочет, чтобы сын пошел по его стопам… Впрочем, он может поработать у вас некоторое время, а потом уйти, к тому же и репутация у вас прекрасная. Так что же, попробуем? Примерно через недельку он вернется…
Альдо не подал виду, хотя очень расстроился. Через два дня ему нужно быть в Милане! Неделя для него — огромный срок. Но, видимо, ничего не поделаешь, придется на время отъезда закрыть магазин, другого выхода он не видел.
— Вернется, там видно будет! Простите, что отнял у вас столько времени, — поспешил прибавить князь, заметив, что Массариа уже раз третий из-за него не подходит к телефону.
— Да что вы! Вы же знаете, как я люблю поболтать с вами! Мне вспоминается прошлое, когда наша дорогая княгиня Изабелла вызывала меня к себе… Счастливое прошлое… — промолвил он со вздохом, в котором прозвучала вся горечь и тоска любви, так никогда и не высказанной.
— Она тоже была счастлива вас видеть, — вежливо заверил Альдо. — Она всегда говорила, что очень ценит ваше общество…
Вдруг произошло чудо. Милое лицо нотариуса в пенсне на толстом носу внезапно осветилось внутренним светом. Теперь старый преданный воздыхатель Изабеллы Морозини будет не одну неделю, а то и не один месяц радоваться, вспоминая эти слова. Довольный собой, Альдо откланялся, но, когда он был уже в дверях, нотариус остановил его, удержав за локоть.
— Простите мне мое любопытство, но так хочется спросить! Я не раз видел вашу секретаршу и теперь все думаю, какова же она на самом деле… Что, совсем другая?
Глаза Массарии смотрели из-под кустистых бровей с таким детским любопытством, что Альдо не мог не улыбнуться.
— Совсем-совсем другая! Если хотите знать, мне есть о чем пожалеть, хотя теперь жалеть о чем бы то ни было уже поздно. До свидания!
На другой день Морозини вопреки всему сказанному накануне все-таки отправился в замок Орсеоло вместе с Дзианом. Гондольер, хотя его назначение во дворец было временным, — он должен был там ночевать, пока не вернется Адриана, — заявил, что не пойдет туда, пока хозяин самолично не оговорит с Джиневрой все условия его проживания на этой чужой территории.
Как оказалось, Альдо отправился к Адриане не напрасно.
Правда, гостиная, где проходили обычно ее музыкальные вечера, с последнего посещения Альдо ничуть не изменилась: те же драпировки цвета опавших листьев, те же восточные бархатные скатерти на столах… Зато стоило ему войти в соседнюю комнату, служившую некогда библиотекой и кабинетом, как Джиневра немедленно трагическим жестом, достойным самой Чечины, указала на огромное овальное зеркало в потускневшей золотой раме — неплохое, но самое обыкновенное зеркало конца прошлого столетия, которое заменило собой великолепное венецианское XVI века. Исчез и старинный корабельный фонарь, при свете которого любил писать отец Адрианы. Альдо почувствовал, что кровь закипает у него в жилах.