Роза Йорков

Бенцони Жюльетта

Затем Альдо добавил, что доверил Дзиану охранять дворец ночью, никак не предполагая, что воры могут явиться днем.

— Кто бы мог подумать! Правда, Джиневра ходит на все дневные службы…

— Каждый день в одно и то же время?

— Вроде бы да. У нее время расписано: заутреня, вечерня и что там еще? Я, честно говоря, никогда не был особенно ревностным прихожанином, — прибавил князь, виновато улыбаясь.

— Я тоже, — отозвался комиссар. — Но регулярные отлучки несложно вычислить. А ключи она уносила с собой?

— Конечно. Дзиан дожидался ее возвращения и уходил по своим делам. Я не часто прибегаю к

его помощи, и в свободное время он катает приезжих, ведь гондола — его собственность!

— Он живет в вашем доме?

— Да, и уже много лет. Он холост, и я доверяю ему как самому себе. Иначе разве бы я предложил его донне Адриане?

— В этом я не сомневаюсь! Но вот что странно: нет ни одного следа взлома, ни единой царапины или другого повреждения. Остается предположить, что воры пришли с ключами…

— И никто ничего не заметил?

— Да нет. Одна из соседок часа в четыре развешивала у себя белье и видела, как к черному входу дворца подкатила тележка угольщика. Когда она возвращалась обратно, то увидела двух парней, выходящих из дворца, которые несли за спиной сложенные один в другой пустые мешки из-под угля.

Видимо, они их только что опорожнили.

— Или скорее всего — заполнили! Я думаю, дело было так: когда они входили туда, один нес мешок с углем — надо, кстати, проверить, сколько его на кухне, — а другой — пустые мешки, сложенные один в другой. Когда они возвращались, набив мешки краденым, им совсем не трудно было сделать вид, что они несут мешки, набитые грудой скомканных, таких же пустых мешков. Вот вам и воры нашлись!

— Мы, конечно, проверим эту версию, только я сомневаюсь, что мы здесь что-нибудь найдем. Я знаю многих из тех, кто занимается торговлей углем, — это все честные люди…

— Но даже самый честный человек может нанять по ошибке какого-нибудь мерзавца. И вообще еще неизвестно, откуда взялись эти двое… С другой стороны, осмелюсь дать вам еще один совет: постарайтесь побольше разузнать об этом так называемом варваре, то есть Спиридионе Меласе, он уроженец Корфу, бежал из турецкой тюрьмы и был подобран на пляже в Лидо, где «умирал от голода». Это, к сожалению, все, что я о нем знаю, и то со слов кузины.

— Вы полагаете, что графиня, известная своей щедростью и пристрастием к музыке, могла приютить у себя какого-нибудь редкостного негодяя?

— Вот именно, — проговорил Альдо с нескрываемым удовлетворением. — Истинное удовольствие общаться со столь проницательным собеседником!

Крошечный Сальвини стал как будто выше ростом, его распирало от гордости: ведь его оценил по достоинству сам князь Морозини.

— Благодарю вас! Со своей стороны обещаю сделать все от меня зависящее… Не желаете ли пройти на второй этаж?

— С удовольствием! Хотя я сомневаюсь, что кузина имела глупость оставить свои драгоценности дома и не отправила их в банк, но все же наверху достаточно и других дорогих вещиц.

Комнату Адрианы, изысканность интерьера которой подчеркивалась нежной бело-голубой драпировкой, воры тоже не обошли своим вниманием. Они не оставили на туалетном столике ни щеток, ни серебряных с позолотой подсвечников, ни салфеток старинного кружева, ни всех остальных изящных дорогих безделушек, что так украшали покои благородной и к тому же очаровательной дамы. Инкрустированные шкатулки были разбросаны по ковру, а тициановские ангелочки, некогда

осенявшие изголовье кровати, бесследно исчезли, они были такими миниатюрными, что наверняка уместились в карманах грабителей.

Одному подивился Альдо. Самой драгоценной вещью в этой комнате была флорентийская конторка XVI века из эбенового дерева, инкрустированная слоновой костью, золотом и перламутром. Морозини помнил ее с детства, она стояла в их доме, затем была подарена Адриане к ее свадьбе отцом Альдо князем Энрико. Запиралась она без всяких ключей с помощью секретного устройства, само собой, известного князю-антиквару. Так вот, к ней-то воры и не притронулись. Они не только не попытались ее взломать, но и не причинили ей никакого вреда. Словно они получили приказ: к конторке ни в коем случае не приближаться, не трогать ее и не делать ничего такого, что могло бы умалить ее ценность. Правда, надо думать, что грабителей это не очень огорчило: даже если продать перекупщикам то, что они награбили, по самым низким ценам, им и так надолго хватит.

Воспользовавшись тем, что Сальвини занялся пристальным изучением туалетного столика, стоявшего на другом конце комнаты, а потом перешел к комоду, Альдо подошел к конторке и, надев предварительно перчатки, поспешно нажал на одну из костяных пластинок. Створки распахнулись, обнаружив внутри бесчисленное множество всевозможных ящичков и позолоченную нишу со статуэткой слоновой кости, изображающей Минерву в золотом шлеме, которую Адриана считала своей покровительницей. Морозини ухмыльнулся: теперь, связавшись с гнусным варваром, Адриана, вероятно, редко обращается к своей богине. Во всяком случае, надо думать, она захлопывает створки, ложась с ним в постель. Фу, как нелепо! И как глупо все это, наконец! Конечно, любовь всегда заставляет делать глупости, Альдо знал это по собственному опыту, но всему же есть предел!

Сочтя свою обычную деликатность в данном случае неуместной, Альдо принялся выдвигать ящики один за другим.

Тут было полно всякой ерунды: четки, сохранившиеся со времени первого причастия, медальоны, печатки, пожелтевшие письма, перевязанные выцветшими лентами, на некоторых он узнал свой собственный почерк. Старые письма и документы он откладывал в сторону: ничего интересного тут не было.

Морозини уже собирался закрыть дверцы, как вдруг его зоркий глаз заметил, что из-под статуэтки выглядывает слегка загнутый уголок бумаги. Сейчас же князю вспомнилось, что и ниша была с секретом. Он оглянулся на комиссара, который уже завершал обследование комода и собирался вместе с другим полицейским приступить к изучению отпечатков пальцев. Тогда, подстрекаемый безудержным любопытством, Альдо отодвинул Минерву, нажал на очередную пластинку и просунул руку в образовавшееся прямоугольное отверстие.

Извлеченная оттуда пачка писем мгновенно скрылась в кармане его просторного плаща, статуэтка вернулась на прежнее место, а створок Альдо закрывать не стал: все равно Сальвини направлялся к нему, желая осмотреть и конторку.

— Дивная вещь! — воскликнул он. — Как это вам удалось ее открыть?

— Знать секреты старинных вещей — моя профессия, — с улыбкой отозвался Морозини. — Наши краснодеревщики не зря славились когда-то своим искусством по всей Европе!

Но эта конторка, признаться, знакома мне давно: мои родители подарили ее Адриане на свадьбу.