Роза
Шрифт:
— И в чём разница? — чисто для поддержания разговора вставляю я.
Зайцева, сделав большие глаза, и подавшись вперёд, начинает втирать тупому мне:
— Представь, что ты едешь в путешествие с девушкой. На телеге по пыльной дороге. Кругом мухи, комары, из под задницы запашок… (улыбнувшись) Это я про кобылу… Обгоняющие машины обдают пылью и гарью. Представил? Или вот… Ты с подругой на «Победе» с открытым верхом… Такие в прошлом году стали выпускать. Ну так, вот. Ты на кабриолете мчишься обдавая пылью телеги. Подруга твоя расстегнула твою ширинку, склонила голову между тобой и рулём… Представил? Ну, что
Иду с Соней Сахаровой в магазин. Она после нашего необычного знакомства смотрит на меня восхищёнными глазами.
Честно говоря эти «трёхэтажные девушки» уже задрали. Ну, Зайцева то ладно. Хоть с понятием. А Машка-Сотка в открытую в койку звала. Эта про койку пока молчит… Долго ли…
— Когда мама умерла в сорок пятом, я за старшую осталась. Володе сейчас десять, а Наташке семь исполнилось, — обходя лужи, рассказывает Соня.
— На завод взяли уборщицей. Денег не хватало. Соседка Маша Колыванова подкармливала меня и детей. Она на «Привокзальной» работала. Ну, Маша… что с ворами вчера… Она меня в дело и взяла…
Соня останавливается перекрыв мне дорогу. Я молчу. Тогда она, видимо что-то решив, достаёт часы.
— Это мне один хороший мужчина подарил. Замуж звал… Я согласилась. На часовой магазин потом налёт был. Моего жениха какой-то молодой подстрелил. С перепугу, наверное… Не вышла я… Я эти часы старинные Розе хотела подарить, но та отказалась… Юрий, возьмите, пожалуйста… Ну, пожалуйста… У моих младших часы есть. Трофейные. Отец прислал с фронта. Потом похоронка… Ну, возьмите, пожалуйста…
Беру часы.
Хренасе. Павел Буре.
Протягиваю руку, чтобы отдать, но Соня вертит головой и припускает к магазину…
Встав в очередь девушка оглядывается на меня, и набравшись смелости говорит:
— Вы Розу не обижайте. Она Вас любит…
Заметив, как я скривил губы, Соня осекается, и отвернувшись бормочет на мой взгляд какую-то хрень:
— Сёме спасибо… На кладбище сходила. В церкви свечки поставила. Детей искупала. Вещи постирала и Маше оставила. Роза с Дашей не возьмут…
Ей что? Кирпич на голову упал? Она думает мне интересно слушать чем она вчера занималась?
Она берёт хлеб и отдаёт деньги. Тут подбегает пацанёнок и дёргает её за рукав:
— Тётя вас дядя на улице ждёт. Идёмте быстрей…
Соня, широко раскрыв глаза. оборачивается и отдаёт мне сумку с хлебом:
— Передай девушкам.
Отходит на пару шагов, и что-то говорит мне, но я из-за шума не разбираю слова. По щекам Сони текут слёзы. Она поворачивается и выходит из магазина.
Я получаю хлеб. Отсчитываю деньги. Выхожу. Сони нет на улице. Быстрым шагом дохожу до угла магазина. Никого. Бросаюсь бегом к другому углу. Потом в пустой магазинный задворок. Стоят, разговаривают. Соня вытирает глаза и что-то говорит Сёме. Тот наклоняется и целует девушку в губы. Потом замирают уставившись друг на друга. Сёма достаёт блеснувший лезвием нож. Чуть отводит руку назад и вонзает Соне под грудь.
Семён пытался убежать, но я подсёк его прямо у входа в магазин. Бдительные граждане вызвали наряд милиции и скорую. Милиция записала
Захожу в гостиницу. Сидящая на сверхскромном советском ресепшене Машка-Сотка осклабилась, увидев меня. Потом, увидев сонину сумку, до неё что-то дошло, и она, сев на стул, зарыдала. Дежурная стала похожа на добрую сонину соседку, что не дала ей и детям пропасть с голода. Размазывая макияж, Колыванова спросила:
— Когда?
— Час назад… В морг увезли… Нужно родственникам сообщить.
— Спят ещё её родственники. Как проснутся, я их к Розе отведу. Так Соня просила…
С улицы в гостиницу вошли перемазанные, но счастливые Лёва с Дашей. Жизнь продолжалась…
Глава 4
Промысловая кооперация 50-х годов в СССР в некоторой мере компенсировала постоянный дефицит товаров народного потребления. В её системе насчитывалось свыше 114 тысяч мастерских и других промышленных предприятий, где работали 1,8 миллиона человек.
Петька лупил из пулемёта по белым. Вдруг тишина. Чапаев: — Что такое? — Патроны закончились. — Ну, и что, Петька? Ты же — коммунист…
И пулемёт снова застрочил…
Собираемся с Васей на тренировку. Новость о смерти Сони уже разнеслась по гостинице. Завтра похороны. Елена поехала договариваться насчёт могилы на кладбище. Даша отвечает за поминальный стол. Пошла с Лёвой за продуктами.
Подхожу к столику Зайцевой. Сдаю ключ. Таня, злобно стрельнув глазами, констатирует:
— Тут не один труп мог быть, а два… Это я не про тебя. — Зайцева выпивает залпом воду из стакана, — Сотка вчера, что учудила. Ходила к Хрящу за Соню просить. На коленях стояла. Он финкой у неё перед мордой махал, а моя подруга всё твердила: «Не губите. У неё дети маленькие.»
Дежурная трясёт головой, и продолжает:
— Машка же не дура. Показывала как-то грамоты университетские по математике. Она же поступила и год проучилась на заочном. Когда Елена болела, в бухгалтерии бумаги вела. Ничего не напутала. (смахивает слезу) А здесь такая дура. В штыковую безоружной пошла… Как эти контуженные…
На стадионе подхожу к Граевской. Нина Даниловна рассказывает про трудности и планы. Расчистила с помощью завхоза кабинет от посторонних мешков и ящиков. Написала заявку на оборудование и медпрепараты. Спрашивает вот:
— А откуда Вы про настойки лимонника, элеутерококка и эфедрин знаете? А как определить рабочие дозы для спортсменов? Какова эффективность средств и частота применения?
— Вот всё это Вы и выясните в течение года. С эфедрином поаккуратнее. Под замком храните. Его с кофеином нужно смешивать. Я позже скажу дозировку. Составьте план по здоровому питанию и восстановлению спортсменов. Подготовьте карты индивидуальных нагрузок. Тренировки, что были, теперь покажутся ребятам детской забавой. Нужно составить планы индивидуальных нагрузок с учётом медицинских показателей. Маслов Вам поможет, обращайтесь. Тренер обещал повысить штрафы для курильщиков и нарушителей режима. На Вас, Нина Даниловна, будут давить многие недовольные.