Розеттский ключ
Шрифт:
— Но как же Астиза? — удивленно спросила Мириам.
— Я не собираюсь лгать вам. Я полюбил ее. И эта любовь по-прежнему жива во мне. Но Астиза исчезла, Мириам. Я освободил ее, как уже делал это раньше, и точно так же, как раньше, опять потерял ее. В этой жизни мне многое непонятно, но, очевидно, нам почему-то не суждено быть вместе. Последние несколько часов этой адской битвы открыли мне глаза на многие важные вещи. Во-первых, я понял, как сильно полюбил тебя, какая ты замечательная девушка и как много доброго, я надеюсь, смогу тебе дать. Иерихон, мне хочется, чтобы мы стали почтенным мирным семейством. Я прошу твоего благословения.
Он долго смотрел
— Иерихон?
Лицо его сморщилось, но не от боли — он вдруг расхохотался. Он так зашелся от смеха, что слезы потекли по его прокопченным щекам, и вскоре Мириам тоже начала смеяться, поглядывая на меня с выражением, подозрительно близким к жалости.
Что же их так развеселило?
— Моего благословения! — хрипло воскликнул он, продолжая смеяться. — Даже если бы я захотел, то не смог бы дать его вам!
Видимо, в этот момент дырка в плече напомнила о себе, и он поморщился.
— Но я исправился, вы же понимаете…
— Итан. — Мириам взяла меня за руку. — Неужели вы думаете, что в мире ничего не происходит, пока вы блуждаете в поисках приключений?
— Да нет, конечно происходит.
Смущение все больше охватывало меня.
Овладев собой, Иерихон тяжело вздохнул и хрипло произнес:
— Гейдж, ваш хронометр сломался, поэтому вам не удалось определить нужный момент времени.
— Да о чем вы говорите? — Я перевел взгляд с брата на сестру. — Неужели мне нужно дождаться окончания войны?
— Итан, — со вздохом произнесла Мириам. — Вы помните, где оставили меня, отправившись искать Астизу?
— Здесь, в Акре, в одном доме…
— В доме одного лекаря. И он работает в этом госпитале. — Ее приветливый взгляд смотрел куда-то мимо меня. — Тем утром, вернувшись домой, чтобы немного передохнуть, этот человек нашел меня всю в слезах. Да, я в полном отчаянии оплакивала свою судьбу.
Я медленно повернулся. За мной стоял знакомый уже левантийский лекарь, темноволосый молодой красавец, имевший, несмотря на окровавленные руки, гораздо более достойный вид по сравнению с никчемным игроком вроде меня. Клянусь карьерой Джона Адамса, [23] опять я оказался шутом гороховым! Цыганка Сарилла, гадая как-то мне на картах Таро, выложила передо мной шута и сразу поняла, какова моя сущность.
— Итан, познакомься с моим женихом.
— Доктор Хирам Завани к вашим услугам, господин Гейдж, — произнес этот мужчина с тем прекрасным произношением образованных людей, которому я неизменно завидовал. Благодаря ему они всегда выглядят втройне умнее вас, даже если ума у них не больше, чем у рабочей лошадки. — Хаим Фархи сказал, что вы не такой мошенник, каким кажетесь.
23
Адамс Джон (1735–1826) — американский государственный деятель, второй президент США в 1797–1801 гг., участник Войны за независимость в Северной Америке 1775–1783 гг.
— Доктор Завани сделал из меня почтенную женщину, Итан. Я обманывала сама себя, размышляя о своих желаниях и потребностях.
— Именно такой мужчина и нужен моей сестре, — вставил Иерихон. — И вы, как никто другой, способны это понять. Но именно благодаря вам они теперь вместе! При всей бестолковости и легкомысленности вашей натуры, Итан Гейдж, вам удалось-таки сделать хоть что-то хорошее.
Они улыбнулись, а я раздумывал,
— Но…
Мне хотелось сказать, что она ведь любит меня и что, конечно же, ей следовало запастись терпением, пока я, имея сердечную склонность к двум женщинам, разберусь в своих привязанностях и выберу одну из них…
В общем, за один неполный день я потерял обеих красоток. А заодно лишился рубинового перстня и золотого цилиндра.
Ладно, возможно, не стоит спешить с выводами.
Все-таки сложившаяся ситуация сулила мне новую свободу. Я не посещал приличных борделей с тех самых пор, как бежал из Парижа, и вот жизнь сделала поворот и у меня появился шанс вновь стать свободным холостяком. Испытал ли я унижение? Да. Но не принесет ли оно облегчение? И я с удивлением осознал, насколько оно велико. «Просто удивительно, какие фортели порой выкидывает жизнь, — как-то сказал мне Смит. — Одиночество удручает? Бывает и так. Но благодаря ему вы избавляетесь и от множества докучных обязательств».
Я сяду на корабль и преспокойненько отправлюсь на родину, отдам эту мудреную книгу в библиотеку Филадельфии, и пусть там завзятые умники чешут в затылках, разбираясь в ней, а сам я вернусь к нормальной жизни. Возможно, Джону Астору [24] опять понадобится помощник в пушной фактории. На болотах Виргинии, вне поля зрения добропорядочных американцев, уже росла новая столица. Вероятно, скоро там образуется тот самый притон, где будут в чести имеющиеся у меня склонности к предприимчивости, рискованным аферам и хитроумным сделкам.
24
Астор Джон Джейкоб (1763–1848) — американский промышленник и торговец мехами.
— Примите мои поздравления, — проскрипел я.
— Нужно бы врезать вам как следует, — с усмешкой бросил Иерихон. — Но, учитывая сложившиеся обстоятельства, я просто позволю вам оказать нам помощь — заложить эту штуковину. — И он заговорщицки подмигнул Завани, показав на золотой цилиндр.
На следующий день, истратив основную часть боеприпасов в ходе заключительной яростной бомбардировки, не изменившей, однако, положение дел, французы начали готовиться к отступлению. Бонапарт рассчитывал на наступательный порыв. Если ему не удалось прорваться в город и застать противника врасплох, численное превосходство не принесло пользы. Акра дала ему отпор. Наполеону оставалось лишь вернуться в Египет и заявить об одержанных победах, умолчав о понесенных потерях и неудачах.
Я следил в подзорную трубу за бесславным уходом французов. Сотни не способных самостоятельно передвигаться больных и раненых ехали на телегах или вяло горбились на лошадях. Дальнейшая осада могла только усугубить их положение, и я заметил, что даже сам Бонапарт вел под уздцы лошадь, на которой сидел перевязанный солдат. Они сожгли все те запасы, что не смогли унести с собой, майский денек омрачили огромные столбы дыма, относимого ветром к мостам через Нааман и Кишон. Французы испытывали столь острую нехватку в упряжном скоте и запасах фуража, что бросили даже пару десятков пушек. За основной войсковой колонной следовали толпы евреев, христиан и монофиситов, примкнувших к французам в надежде на освобождение от мусульман. Они рыдали, как брошенные дети, поскольку теперь могли ожидать лишь беспощадной расправы Джеззара.