Рождение героев
Шрифт:
И в этот момент с вершины разрушенной и оплавленной стены прыгнул воин в закопченных и потемневших доспехах. Лигтон, преподнося этот щит, перед началом путешествия поведал паладину, что на нем могущественные чары, которые позволят многократно увеличить сопротивляемость огненной стихии, в частности огненному дыханию дракона.
Щит спас Прайда, оградив его от струи пламени. Кроме того, заклинание, придающее скорости, еще действовало, как и Божественное Благословение Нахена, которое призвала Тария перед тем, как они вошли во дворец. Только благодаря этому Прайд сумел так далеко прыгнуть, долетев до головы дракона. У него больше не было щита, но щит ему был сейчас не нужен. Пропустив ментальную
Дракон заревел, извиваясь всем телом и молотя лапами и крыльями. Он свивался кольцами, как раненая змея, разбрызгивая свою кровь и вздымая в воздух брызги из золотых монет и драгоценностей. Крылья хрустели, ломаясь в агонии. Наконец, последний раз вздрогнув всем телом, дракон вытянулся и затих. Все это время Лигтон шаг за шагом приближался к бьющемуся в конвульсиях дракону и теперь оказался прямо возле его головы. Вглядевшись в замершие черты своего врага, маг плюнул в залитую кровью морду:
– Мертв ты! Мертв и жалок! И с твоей смертью я наконец обрету свой истинный облик!
Паладин, слышавший весь разговор, вначале думал, что Лигтон заметил его осторожные движения и тянет время, отвлекая внимание дракона. Да и слишком много сил и воли отнял бой, чтобы размышлять о словах, произносимых магом. Но теперь до Прайда начал доходить смысл всего происходящего, и рыцарь удивленно воззрился на мага…
Нет, уже не на мага, а на дракона в человеческом обличье. Обернувшись к воину, маг не смог сдержать насмешливой ухмылки:
– А тебе, храбрый рыцарь, я благодарен за самоотверженность и бесконечное мужество. Я буду вспоминать тебя долгими вечерами. Но, к твоему, несомненно, сожалению, тебе, герой, не суждено вернуться из этого славного похода. Придется доблестно пасть в сиянии славы. Моей славы! И ради богатства. Моего богатства!
Лигирканингтон захохотал. Фирсашодар, выглядевший совершенно мертвым, при звуке этого хохота выдохнул последнюю, предсмертную струю пламени в Лигтона. На большее не осталось в его огромном теле ни сил, ни самой жизни, и, выдохнув пламя, он умер окончательно. Но бушующий несколько мгновений огонь не причинил Лигтону совершенно никакого вреда – он предусмотрительно, еще наблюдая за сражением из безопасного места, оградил себя соответствующим заклинанием.
Прайд, осознавший всю бессмысленность гибели товарищей, а также безнаказанность, на которую рассчитывал Лигтон, бросился к магу, надеясь придушить его голыми руками. И, доберись воин до своего обидчика, он легко свернул бы ему шею. Но Лигтон рявкнул короткие слова заклинания, и паладин почувствовал, что не может пошевелить даже пальцем. Он напрягал всю свою волю, но даже зубами не мог скрипеть – маг наложил на него заклинание парализации.
Черты того, кого все считали чудаковатым старым магом, начали быстро искажаться – со смертью Фирсашодара заклинание, наложенное на Лигирканингтона, тоже умирало, и теперь дракон возвращался в свой настоящий облик. Тело изменялось, увеличиваясь в размерах, одежды трещали и рвались. Лигирканингтон понимал, что сейчас он особенно уязвим, но все враги, кроме обездвиженного рыцаря, пали, сраженные мощью Фирсашодара. Счастливый, дракон хохотал, ликуя и упиваясь своей победой. И тут произошло то,
Лигирканингтон бесформенной тушей рухнул на труп своего давнего врага – уже не человек, но еще не дракон. А изумленный Прайд, со смертью Лигтона вновь обретший способность двигаться, увидел, как, с трудом волоча ноги, навстречу ему ковыляет улыбающийся Маерон Лар.
Глава 7
Хозяин Мертвого леса
– Отдохнете, как и все в этом лесу, призванные отдыхать вечно!
Неведомый гость неторопливо вышел на поляну. Впрочем, гостями здесь были как раз собравшиеся на поляне вокруг костра путники, а он являлся, скорее, частью этого леса. Лучи Горра осветили его фигуру – черная грубая кожа, напоминающая кору дерева, большие глаза, мерцающие в глубоких темных глазницах внутренним зеленым светом, клочки старой одежды, едва покрывающие могучий торс, и длинный темный плащ, свисающий за его широкими плечами, словно безвольно опущенные крылья неведомой птицы.
– Знаете ли вы, где сейчас стоите? – Голос вопрошающего был подобен далеким грозовым раскатам.
– Я стою на поляне богомерзкого леса! – воскликнул Регнар с вызовом, поднимая свой топор на плечо.
Хохот, подобный раскатам близкого грома, разнесся по лесу, многократным эхом отражаясь от древних стволов. От этого хохота поднялся ветер, с громким шелестом растрепавший голые кроны черных деревьев. Напуганному больше всех Гефоргу показалось, будто весь лес сейчас смеется над их глупостью и непростительной дерзостью.
– Ты стоишь сейчас в самом сердце Сияющего леса, гном. Вы, смертные, по незнанию своему и невежеству называете его сейчас Шаллирским.
– Ты сказал «Сияющего»? – переспросил Регнар, несколько теряя кураж забияки. – Сияющий лес – лишь легенды да сказки, да и в этих сказках он находился далеко на западе…
– Мы не можем быть в самом сердце леса, – возразил Гефорг, к которому от страха вернулись и силы и способность соображать. – Шаллирский лес простирается на несколько дней пути, а мы шли по его краю неполную половину ночи. За столь короткое время мы не прошли бы и…
– Вы шли моей Тропой.
– Но кто ты? – подала голос Элейн, пристально вглядываясь в собеседника. – Похоже, ты знаешь, кто мы, но мы не знаем о тебе ничего. И какими бы ни были твои намерения насчет нас, хотелось бы знать – кто ты?
– Кто я? – переспросил гость, которого, казалось, позабавил этот вопрос. – Я – Лесничий. Я – Хозяин Сияющего леса. Сияющего, а не богомерзкого. Именно так он звался многие века назад. Я сотни лет назад был Хозяином Сияющего леса, и сейчас я все так же его Хозяин.
Деревья вновь раздвинулись, и на поляну вышли волки. На Гефорга накатила липкая волна страха, когда он понял, что глаз не может разглядеть огромных зверей даже в ярком свете Горра. Волки состояли из самой клубящейся тьмы, принявшей очертания гордых зверей.
– Грозный Хозяин, – негромко добавил один из волков, подходя к ноге Лесничего и касаясь его опущенной руки своим боком.
Ладони Нарлинга мгновенно вспотели, и он едва не выронил свой меч. Переведя взгляд на всегда невозмутимого Экраима, который тоже был отлично виден в лунном свете, юноша заметил, как напряжен наемник, словно приготовился к, возможно, последнему своему прыжку.