Рождение мыши
Шрифт:
— Доброго здоровья, — сказал он, — до свиданья. — И, не торопясь, пошел по дорожке.
Подошла Эльза, веселая, оживленная, засмеялась и положила на колени Николаю букет лилий.
— А вы их не любите! Смотрите, какая прелесть! — сказала она. — Специально выпросила у садовника! А что это за врач? Откуда вы его знаете?
— Да нет, это не ко мне, — ответил Николай и взял букет. — Странный запах у этих лилий. Вы не находите, что…
— Но к кому же он тогда приходил? Тут же никого нет? — удивилась Эльза.
Николай еще ничего не понимал.
—
— Да нет, в самом деле, — слегка встревожилась Эльза. — Если он пришел на свиданье, зачем ему потребовалось забиваться сюда?..
— А черт его знает! — рассердился Николай. — Есть о чем думать. Ну, зашел человек, посидел на скамеечке и пошел своей дорогой. Слушайте, я говорю о лилиях. Они… — И заговорил о другом.
*
Вечером во время обхода Сулье спросил его:
— Ну, повидались с дядей?
— Как? — удивился Николай. — С кем?
Сулье обернулся и посмотрел на дежурную сестру:
— А к кому же приходил этот майор?
— К господину Габбе! — удивленно ответила сестра. — Я сама его провожала и показала, где сидит господин Габбе.
— А… — начал Сулье, но вдруг поднялся и пошел из комнаты. Тем дело пока кончилось.
*
Через два дня дежурная сестра передала Николаю маленький сиреневый конвертик, пахнущий духами.
— Принесла девушка, — сказала она многозначительно, — фамилии не назвала: «Он сам знает». Очень хорошенькая!
В конверте была записка по-русски: «Куда вы сунулись? Убирайтесь вон — пока еще можно. Вы влезли в нехорошую историю!»
*
«А, пожалуй, надо бы послушать», — подумал Николай. Теперь для него стало совершенно ясно: папиросы марки «Кэмел», да, пожалуй, и портсигар были паролем. Стало быть, штабарцт приходил по чьему-то заданию, но увидал, что Габбе не тот, и ушел. Пришел и доложил: вместо Габбе сидит какой-то самозванец; тогда те и послали ему это письмо — «убирайся!» Значит, вопрос, кто это — «те»?
Он вытащил конверт, взятый им в лесу у покойного Габбе, распечатал и прочел:
«Генералу Босху (такого генерала Николай не знал; был лет пятьсот тому назад такой художник).
Податель сего — лицо, затребованное вами по отношению за № (номер) от (только одно число — ни года ни месяца).
Подпись (крючок)».
И ни штампа, ни печати — вот и разбирайся!
Надо смываться, понял Николай и вечером сказал Эльзе:
— Эльза, дорогая, мне надо выписаться.
— Надо? — спросила она, очень многое вкладывая в это слово.
— Да! Надо!
Она подумала.
— Хорошо, я поговорю с лечащим врачом.
— И мне нужна квартира, Эльза, в часть я не поеду. — Эльза смотрела на него во все глаза. — Ну, буду сидеть дома — деньги у меня пока есть. Доллары!
— Ну, что ж, — сказала Эльза сухо, — я помещу вас у своих родителей, вот и останутся у вас ваши доллары. Они вам пригодятся.
— Нет, я… — начал Николай.
— Они пригодятся, — сказала Эльза и ушла.
Глава 6
На
— Ну, хорошо! Значит, завтра будем говорить, — и ушел в сопровождении ассистентов.
А через час быстро вошла Эльза, на ней не было лица, и она сказала:
— Гитлера убили!
Он вскочил и сжал ее руки. Она быстро села на койку.
— Сейчас передавали по радио. Фюрер выступит с речью…
— Постойте, я что-то ничего не понимаю: раз его убили, то какая же речь?
— Вот! Больше я ничего не знаю, — быстро сказала Эльза. — Тсс! Идут!
Вошла заведующая корпусом — старая дева с длинным желтым лицом и лошадиными зубами.
— Эльза, — крикнула она, — вы мне нужны. Идемте! Господин Габбе, профессор просил вас не уходить из палаты. Возможно, он зайдет к вам!
— Как фюрер? — спросил Николай.
— Фюрер, благодарение Богу, жив и здоров, — ровно и строго ответила старая дева, — английские наймиты опять просчитались.
Николай лег опять и потер руки.
— Ну, каша! Ну, заварится теперь каша, — сказал он радостно, — теперь только держись! И кто же все это сделал?
— Вы говорите так, как будто это вас радует! — строго, но бесстрастно обрезала старая дева. — Лежите спокойно, — она подошла и отворила окно. — И кто это опять курит у вас в палате?! Все, что нужно знать, будет по радио. — И ушла вместе с Эльзой.
*
В шепоте, в покачивании головами (что они хотят — господи, что ж они такое хотят?) и слухах прошло четыре дня. Заговорщиков поймали почти всех, начали работать специальная следственная комиссия и так называемые «народные суды». Уже вешали. Не за шею вешали, а натыкали на заостренный фигурно выгнутый крючок, так что человек, как кусок мяса, висел на челюсти и истекал кровью. Английское радио сообщало, что взрывом был убит двойник Гитлера Борк, но полно, может, это не Борк, а сам Гитлер убит, а Борк живехонек и командует сейчас империей? Чего ж они хотят? Боже мой, чего они такого хотят? — кровь и кровь, и уж пять лет одна только кровь, как она потекла с четырнадцатого года, так и не видно ей конца. Недаром говорили умные люди: придет время — и живые будут завидовать мертвым. Вот так и выходит.
На пятый день перед самым отбоем профессор позвал Николая к себе. Николай пришел и увидел, что на столе полно окурков и кучек пепла — стоят грязные стаканы и розетки, видно, было собрание. В синем чаду горит лампа в зеленом абажуре. Профессор — постаревший, очень усталый Гаршин — заложив руки в карманы, мягко ходит по коврам, а на тумбочке лежит кипа историй болезни и черные рентгеновские пленки.
— Вы из Лейпцига? — спросил Сулье.
— Да, — ответил Николай.
Профессор прошел к столу, сел, отодвинул кипу бумаг и взял перламутровую автоматическую ручку.